Никита Третьяков: «Можно жалеть об упущенном времени, но это бесполезно. А пойти по третьему пути никогда не поздно»

Сегодня в Стамбуле могут состояться переговоры между делегациями России и Украины, от которых мало чего ожидают и которые уже заставили экспертов придумать специальный термин – «имитация дипломатии». Таков на данный момент главный итог и апогей миротворческих усилий Дональда Трампа. Выяснилось, что если не устранять первопричины конфликта, а просто давить на его участников, то результатом становится политическая клоунада, пример которой так ярко демонстрирует Зеленский в эти дни. 

Никита Третьяков

О перспективах Стамбула 2.0 мы говорим с журналистом и воином СВО Никитой Третьяковым. 

«ВН»: – Никита, чего вы ждёте от возобновления стамбульского формата? Или, может быть, от него уже нечего ждать?

– Мне кажется, необходимо понять, каково пространство для компромисса. Киев себя побежденным не признает, не способен признать, что для них эта война и ее продолжение – гибельны. Это не звучит на официальном уровне, и даже какие-то утечки, которые есть в публичном поле, на это не указывают.

С нашей стороны тоже делаются заявления о том, что мы наступаем на всех направлениях, что экономика у нас сильна как никогда. И, в общем, нигде, как будто бы, по сообщениям наших официальных лиц и аналитических околоофициальных структур, никаких трещин в нашем плотном строю не наблюдается.

Соответственно, обе стороны, непосредственно принимающие участие в конфликте, считают, что у них большие перспективы, что они побеждают и всё прекрасно. 

С этой точки зрения не очень понятно, зачем они вдруг решили переговариваться о прекращении конфликта, если так они прекрасно себя чувствуют.

Что с точки зрения американцев? Явно этого не говорится, но Трамп считает, что для обеих стран – России и Украины – это гибельный конфликт, который приносит очень большие горести и убытки во всех смыслах.

США. Айова. Оттумва. Экс-президент и кандидат в президенты от Республиканской партии США Дональд Трамп во время предвыборного митинга. Фото: AP/TASS

Тем не менее на фоне специфической тактики переговоров администрации Трампа (качели: поманил – пригрозил – поманил – пригрозил), которая применяется в равной степени и в отношении России, и в отношении Украины, президенту США уже удалось продавить подписание договора по ископаемым. Это в широком информационном поле называется договором по редкоземельным металлам, но мы уже поняли, что он затрагивает куда более широкий список разнообразных ресурсов, которые можно добывать на Украине.

То есть выгода от этого процесса пока просматривается только для США. На земле же всё остается точно так же. Война идет ровно в том же русле, в той же степени интенсивности. И реальные позиции сторон довольно трудно понять.

Если обеим сторонам кажется, что они побеждают, то договориться им будет чрезвычайно сложно. Потому что каждый считает, что он побеждает, каждый хочет казаться всем внешним наблюдателям самым благородным, самым честным. И на этом фоне пространство для компромисса, мягко говоря, сужается. А грубо говоря, может быть, его и вовсе нет. 

В результате этого у меня лично ожидание от встречи в Стамбуле очень скромное. Думаю, что, может, и вообще ничего не получится или будет какой-нибудь близкий к декоративному результату.

Никита Третьяков / ВН

«ВН»: – Декоративный результат – это хорошо, когда все поговорили да разошлись. А тут-то будут продолжаться военные действия. И что будет дальше тогда?

– Как правило, когда мы затрагиваем эту тему в публичном поле в России, всё сходится к двум вариантам. Вариант прекращения конфликта на тех позициях, которые есть. Скорее всего, с признанием реалий по линии фронта.

Какие-то очень большие оптимисты говорят, что противник, может быть, признает наши конституционные изменения в плане признания новых четырех регионов в их административных границах, то есть отступит на те территории, которые мы еще физически не смогли освободить. Это первый вариант. 

И второй вариант – продолжение войны. Кто-то даже пишет, что затягиванием переговоров мы очень хитроумно, сохраняя хорошее лицо, даем себе время наступать и продвигаться. 

Я совершенно не согласен с этой позицией. Я считаю, что наши продвижение и наступление, разумеется, есть. Я аплодирую нашим героям, которые ценой своей жизни освобождают всё новые участки Донецкой Народной Республики в основном.

Никита Третьяков / ВН

Но, к сожалению, нельзя говорить о том, что наступление движется такими темпами, в рамках которых в течение даже текущего года могут быть достигнуты какие-то стратегические цели. Ну хотя бы выход в полном смысле на границы ДНР, что, вообще-то, является совершенно очевидной и понятной целью еще с 2022 года. Эта цель пока остается от нас далека. В том числе потому, что там есть такие трудные для освобождения крупные городские агломерации, как Славянск – Краматорск, отдельно Северск, к которым даже еще не подступили.

Сколько уже месяцев штурмуют Часов Яр. И до сих пор там нет окончательного решения проблемы. 

Так вот. Говорят всё время об этих двух вариантах. Либо замиряемся как есть, либо продолжаем в том же русле, в котором движемся с конца 2022 года. То есть в режиме медленной позиционной войны приблизительно равных по количественному и качественному составу войсковых группировок.

Нас уже приучили так думать, мы к этому привыкли. Звучат тезисы о том, что война приобрела затяжной характер, это объективно, иначе быть не может. 

Россия. Москва. Журналист Владимир Соловьев на выставке-форуме «Россия» на ВДНХ. Фото: Михаил Терещенко/ТАСС

Мне кажется, что такой взгляд на вопрос – это для кого-то обман, а для кого-то – самообман. Есть и всегда был третий путь, который заключается в том, чтобы в действительности, в том числе и временно пожертвовав какими-то благами, мобилизовать общество и государство и различные структуры на достижение решительной победы, не вызывающей сомнений ни внутри страны, ни у внешних наблюдателей в обозримые сроки.

Наша страна пыталась по этому пути пойти, когда была объявлена частичная мобилизация. Однако мы с этого пути свернули, не продолжили идти по нему. Понятно, что можно жалеть об упущенном времени, но это бесполезно. А пойти по третьему пути никогда не поздно.

И если бесконечные попытки прийти к какому-то компромиссному решению и отстоять наши национальные интересы дипломатическим путем раз за разом оказываются неуспешными, то не очень понятно, почему мы используем постепенную прогрессивную шкалу давления на наших оппонентов, а не прибегаем к экстремальным, но действенным методам, чтобы эти интересы утвердить военным путем. Чтобы не говорить о том, что мы можем так воевать еще 5−10−15 лет. А ведь это именно то, на что указывают темпы нашего реального наступления «на земле».

Никита Третьяков / ВН

«ВН»: – Мы слышим это постоянно, что вот еще 10−15 лет такими темпами. Но разве вы по своему опыту можете сказать, что военные действия – это линейная логика? Никто же не гарантирует, что будет такой темп, а не другой темп? 

– Гарантии никакой нет. Но есть определенные, скажем так, типы обеспечения и ресурсы, которые подпитывают военные действия. Человеческий ресурс, например. И здесь, выбрав модель комплектования исключительно через контракт, наша система как бы себя ограничила очень сильно по отношению к мобилизационной модели.

Потому что в рамках мобилизации используется, во-первых, мобилизационный резерв. То есть люди, прошедшие военную службу по призыву, имеющие какую-то военно-учетную специальность.

Более того, в сам момент мобилизации система может формировать определенный заказ к обществу и набирать именно тех людей, которые нужны. И в плане профессиональной подготовки, и в плане возрастных характеристик, и в плане здоровья и так далее. 

В рамках имеющегося у нас комплектования по контрактной системе мы себя всех этих возможностей лишили. Мы берем тех, кто приходит. И зачастую с очень большими вопросами по здоровью, по их реальным возможностям, по квалификации. Многие из этих людей вообще никогда не служили ни в какой армии, в том числе призывной. Это сейчас тоже допустимо. Эти люди даже не являются частью мобилизационного резерва. Они как бы для него не подходят. Но для контрактной службы и для участия в боевых действиях после очень небольшого периода подготовки почему-то они считаются подходящими.

Никита Третьяков

Это что касается непосредственно человеческого ресурса в боевых порядках. Дальше есть вопрос развития индустрии, которая обеспечивает бронетехнику, беспилотники, средства связи, всё-всё-всё, что необходимо фронту в очень больших количествах.

Для этого, понятно, у нас есть производственные предприятия, которые периодически тоже сигнализируют об очень большой нехватке кадров. И более того, нужно еще отдельно рассмотреть вопрос о том, какая предельная производительность у этих предприятий. Потому что если они не справляются, то нужны новые предприятия. Строятся ли они? Это большой вопрос. 

Соответственно, вопрос нехватки рабочих рук на предприятиях ВПК тоже может быть решен в рамках мобилизационного решения. Ситуация, когда людей мобилизуют на производство, – это тоже совершенно понятное и не являющееся предметом невероятной сложности мероприятие.

Существуют профильные техникумы и университеты. И в этих университетах есть архивы, где значатся все выпускники. И эти выпускники обладают необходимой квалификацией, предположительно, они аттестованы и так далее. Это все вполне выполнимые вещи. Таким образом можно было бы достичь превосходства нашей группировки войск, задействованной в специальной военной операции, над противником. Куда более выраженного, чем это есть сейчас.

Россия. Забайкальский край. Чита. Военнослужащие во время мероприятий по случаю окончания курса подготовки мобилизованных в окружном учебном центре Восточного военного округа (ВВО). Фото: Евгений Епанчинцев/ТАСС

Это позволило бы надеяться на интенсификацию наступления. Мы исходим из того, что если бы у нас всего было больше, в том числе ресурсов, людей и прочего, то это позволило бы наступать интенсивнее.

«ВН»: – Наши левые спикеры, говоря о том, почему до сих пор нет мобилизации, о которой вы сейчас сказали, часто отмечают интересный момент. Тезис таков: если проследить, откуда пошла наша власть и в какой парадигме мы живем в последние 35 лет, то не было ни одного момента, когда бы эта власть реально заявила о том, что она собирается возвращаться к какому-то советскому опыту, что она собирается мобилизовать весь народ.

– Я склонен согласиться. У меня нет сейчас, скажем так, четкого понимания, не было ли действительно такого момента, не было ли сделано такое заявление. Тут всё же нужно провести некоторую историческую работу. Но, по общему моему впечатлению, я склонен согласиться с этим тезисом. 

И, как я сказал ранее, нет надежды на то, что это будет сделано. Это очевидным образом не тот путь, который был избран для решения проблемы. Но, несмотря на это, мы как думающие граждане не должны впадать в иллюзию, что раз это не было сделано, то это было невозможно. Это было возможно и это остается возможным. 

Владимир Путин и глава Народного совета ДНР Артем Жога после церемонии вручения медалей «Золотая Звезда» Героям России в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

«ВН»: – Ну как сказал классик, «ваши ожидания – это ваши проблемы», да?

– Я не говорю про свои ожидания. Я не испытываю надежд на то, что мы пойдем по этому пути. Этого, очевидно, уже не случилось. И скорее всего, уже не случится. Но если мы говорим с аналитической точки зрения, мы должны понимать, какие еще были варианты. Потому что одно дело – говорить о том, что «лучше и не могло быть сделано» или «по-другому и не могло быть сделано». И тогда – просто объективно такая тяжелая ситуация и так далее. А другое дело, когда мы говорим о ситуации, как мы ее видим.

«ВН»: – Вы общаетесь с сослуживцами. Какие сейчас настроения в рядах?

– Настроения не улучшаются разговорами о перемирии, о договорах и прочих разных довольно странных маневрах. Конечно, ребята, которые воюют, в большинстве хотят окончания войны.

Потому что когда ты находишься там, хотеть чего-то другого очень трудно. Потому что это невероятный постоянный риск, с которым люди в гражданской жизни почти никогда не сталкиваются. Это невероятная усталость. И это ощущение бесконечности происходящего.

Никита Третьяков

Люди находятся там годами. Конечно, мне скажут, что у них есть отпуска. Да. Но отпуска у них ровно такие же, как у офисных менеджеров. Тридцать дней в году. При немножко другом характере нагрузки, мягко скажем. 

Когда это кончится, никто не знает. Контракты ни у кого не заканчиваются. Мобилизованные вообще работают без срока давности. И каждый понимает, что когда ты каждый день имеешь определенный шанс попасть под удар, рано или поздно, если ты находишься там бессрочно, этот шанс будет твой. Мой опыт собственный это подтверждает, и опыт многих моих знакомых это подтверждает.

Понятно, что большинство людей, находящихся в этих условиях, хотят окончания войны. Потому что война – это отвратительная, античеловеческая вещь. Но я также убежден, что если война кончится на тех границах и тех территориях, которые сейчас есть, если заморозка по линии фронта произойдет, то я уверен, что те же самые люди через очень непродолжительное время, вернувшись домой, почувствуют определенную горечь утраты. Потому что всё это не привело к тем целям, которые у нас были. 

Никита Третьяков / ВН

Я считаю, что человек, который идет на фронт сознательно, как бы это ни вознаграждалось государством, всё равно приносит определенную жертву. Жизнь дороже любых денег. Таким образом, это определенное, понятно, что не абсолютное, но, тем не менее, самопожертвование.

А самопожертвование, не приведшее к тому, ради чего ты его совершал, еще горше, чем просто само по себе самопожертвование.