Новояз Достоевского: шлепохвостница, недоразвитки, мовешка и другие чудесатые и точные зверьки-словечки

Принято считать, что главным низвергателем норм русского языка с корабля истории был Владимир Владимирович Маяковский, направо и налево кромсавший слова, корни, слоги и окончания и радуя читателя кучей неологизмов (как и другие футуристы, впрочем).

Но за 50 лет до поэта с речью успешно экспериментировал Федор Михайлович Достоевский – в этом году мы празднуем 200 лет со дня рождения писателя. Классик всю жизнь вел поиск необычных, экспрессивно-окрашенных слов и выражений, отмечая их в записных книжках, чтобы включить затем в речь своих героев или оснастить ими собственную авторскую речь. Он прекрасно чувствовал язык, понимал, что это живая материя, и потому придумал ряд классных словечек, понять смысл которых сегодня без контекста не получится. «Ваши Новости» проводят короткий ликбез по некоторым лингвистическим новациям автора.

Мовешка (простушка, дурнушка)

В романе «Братья Карамазовы» (1879) во время диалога с Алешей Карамазовым под коньячок помещик Федор Павлович Карамазов дает сыну уроки обольщения:

«Для меня, – оживился он вдруг весь, как будто на мгновение отрезвев, только что попал на любимую тему, – для меня… Эх вы, ребята! Деточки, поросяточки вы маленькие, для меня… даже во всю мою жизнь не было безобразной женщины, вот мое правило! Можете вы это понять? Да где же вам понять: у вас еще вместо крови молочко течет, не вылупились! По моему правилу во всякой женщине можно найти чрезвычайно, чорт возьми, интересное, чего ни у которой другой не найдешь, – только надобно уметь находить, вот где штука! Это талант! Для меня мовешек не существовало: уж одно то, что она женщина, уж это одно половина всего… да где вам это понять! Даже вьельфильки, и в тех иногда отыщешь такое, что только диву дашься на прочих дураков, как это ей состариться дали и до сих пор не заметили! Босоножку и мовешку надо сперва-наперво удивить – вот как надо за нее браться. А ты не знал? Удивить ее надо до восхищения, до пронзения, до стыда, что в такую чернявку, как она, такой барин влюбился».

Из контекста понятно, что Карамазов-старший имеет в виду девушек низкого происхождения, не очень привлекательных, замарашек, «чернявок».

Недоразвитки (строптивые подростки, пассионарные неучи)

Чтобы сразу было понятно, кого имел в виду Достоевский, представьте себе возмутителя спокойствия, рэпера и блогера Моргенштерна. А теперь прочтите кусок «Дневника писателя» (1876–1881):

«Отрицанием факта во что бы ни стало можно достигнуть удивительных результатов.

Ну что вы тем докажете, господа, и чем облегчите дело, если начнете удостоверять (и, главное, бог знает для чего), что «увлекающаяся» молодежь, то есть те, которые могут «увлечься» (пусть даже и Нечаевым), непременно должны состоять из одних только «праздных недоразвитков», из тех, которые вовсе не учатся, – одним словом, из шалопаев с самыми дурными наклонностями? Таким образом, уединяя дело, выводя его из сферы учащихся и сводя непременно лишь на «праздных недоразвитков», вы тем самым уже заранее обвиняете этих несчастных и отказываетесь от них окончательно: «Сами виноваты, буяны и ленивцы, и смирно за столом не умели сидеть».

Шлепохвостница (вертихвостка)

В наш испорченный век кажется, что это слово должно иметь однозначно негативный окрас – что-то вроде шаболды. Но классик деликатнее относился к дамам. И, скорее всего, подразумевал этим словом легкомысленность. Необычное слово писатель вкручивает в диалог Катерины Мармеладовой с Родионом Раскольниковым («Преступление и наказание», 1866) как описательную характеристику Петра Петровича Лужина.

– Он не похож на тех ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню не взяли бы, а покойник муж, уж конечно, им бы честь сделал, принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.

Стушеваться (смутиться, застесняться)

Вот по поводу глаголов у филологов нет однозначного консенсуса, но известно, что Достоевский гордился словом «стушеваться», которое однозначно популяризовал в литературе (но, вероятно, не совсем изобрел), употребив в повести «Двойник» (1845).

Более того, в «Дневниках писателя» он отвел этому слову отдельную главку («История глагола стушеваться»). И, как оказывается, изначально у слова было несколько иное значение, нежели сейчас: «Словцо это изобрелось в том классе Главного инженерного училища, в котором был и я, именно моими однокурсниками. Во всех шести классах училища мы должны были чертить разные планы. Все планы чертились и оттушевывались тушью, и все старались добиться, между прочим, уменья хорошо оттушевывать данную плоскость, с темного на светлое, на белое и на нет. Вдруг у нас в классе заговорили: «Где такой-то? – Э, куда-то стушевался! Стушеваться именно означало тут удалиться, исчезнуть, и выражение взято было именно с стушевывания, то есть с уничтожения, с переходом темного на нет. Очень помню, что словцо это употреблялось лишь в нашем классе, вряд ли было усвоено другими классами, и когда наш класс оставил училище, то, кажется, с ним оно и исчезло. Года через три я припомнил его и вставил в повесть».

Лимонничать (предаваться жеманству, кокетничать)

Впервые языковая находка встречается в повести «Село Степанчиково и его обитатели» (1859). Это выражение, как и «апельсинничать», употреблялось в значении кокетничать или даже флиртовать.

– А на что холопу знать по-французски, спрошу я вас? Да на что и нашему-то брату знать по-французски, на что? С барышнями в мазурке лимонничать, с чужими женами апельсинничать? разврат – больше ничего! А по-моему, графин водки выпил – вот и заговорил на всех языках. Вот как я его уважаю, французский-то ваш язык! Небось и вы по-французски: «та-та-та! та-та-та! вышла кошка за кота!» – прибавил Бахчеев, смотря на меня с презрительным негодованием. – Вы, батюшка, человек ученый – а? по ученой части пошли?

Автор Егор Шилов