Шокирующие Карамазовы

Что Запад не понимает в России? Такой вопрос был задан президенту Путину британской журналистской в ходе недавней пресс-конференции.

Вернее, следует говорить об устойчивом образе нашей страны, который сформировался в западных странах. Он не связан с текущей обстановкой, политическим строем, с тем или иным руководством и персоналиями, а исторически сложившийся и кочующий из века в век.

Да, что-то схожее с Мордором. Территория страха и непредсказуемости. Неизменно пугающее.

Конечно, это связано с территорией, масштабностью. Страшит близость и отдаленность. География, которая, казалось бы, соединяет несоединяемое – Европу и Азию, и в то же время не является ни Европой, ни Азией. Отсюда и устойчивые опасения из-за того, что через Россию может произойти порча европейскости. Этакое цунами нелегальной культурной миграции. Оттого и создается бастион демократии в качестве противовеса неведомой непредсказуемости.

С другой стороны, это двойник – очень похож, но другой, иной. Эта инаковость и в религии, и политике, в самом укладе жизни, а также в головах, конечно же, мировоззренческая. Поэтому и особая ревность, и предвзятость, как к европейской подделке, в которой подозревается троянский конь.

Отсюда и сверхзадача – раздробить эту территорию, что и было планом перестройки, с последующим ее распространением от Союза на Россию. Но и этого тоже мало, необходимо было менять историческую сущность, сделать человека категориально иным – просветить его на западный манер и подогнать под общие стандарты.

Россия иное. Возможность иного. С ней связана европейская эсхатология и страх. Она видится за силу, которая если сама не трансформируется, то изменит Европу окончательно – украдет. Устойчивый образ России связан с угрозой потенциального нашествия, варварства, то есть близости к первобытному состоянию. Совершенно непредсказуемая стихия, которая ворвется, все разгромит и уведет в свой бескрайний евразийский полон. Все это штрихи цивилизационного, глубинного ощущения, под которое затем каждый раз подстраивается политическая конъюнктура, орудуя устойчивыми русофобскими стереотипами.

Очень любопытны на этот счет рассуждения Германа Гессе о романе Федора Достоевского «Братья Карамазовы», которые были написаны в 1919 году – исторический контекст понятный…

Еще несколькими годами ранее Гессе писал в статье по поводу Льва Толстого о существующих представлениях относительно России как «страны средневековой», а также о том, что европейская мысль часто исключает Россию из Европы. Тот же Толстой, по его мнению, соединял «две характерные для русского человека черты: русский гений, наивную интуитивную русскость и осознанную, доктринерскую, антиевропейскую русскость». Но в полной мере мысли писателя о «русскости» оформились в связи его рассуждениями о великом романе Достоевского, который Гессе связывает с «закатом Европы».

Герман Гессе рассуждает об ««азиатском» идеале», готовящемся к «завоеванию Европы». Этот идеал тождественен «идеалу Карамазовых», которые все вместе составляют единое целое – «русского человека». Подобная стихия постепенно становится европейской и, будто вирус, «начинает поглощать европейский дух».

Страшит широта русского человека, совмещение в нем часто несопоставимого, что и составляет то самое поле битвы, где Бог с дьяволом сражается. Та самая икона и топор…

Во всем этом немецкий писатель видит «отказ от любой твердо установленной этики и морали в пользу всепонимания, всеприятия, новой, опасной страшной святости». Это нечто по ту сторону добра и зла, «полная аморальность мыслей и чувств», когда даже самому дурному не отказано в присутствии божественного.

Подобной карамазовско-русской стихии Гессе противопоставляет «твердую, моральную, этическую, догматическую позицию» – европейскую. Ту самую логически выверенную формулу, над которой потешался тот же Достоевский, что 2 х 2 = 4. В русском же варианте это может быть и 5, и что угодно. Вот поэтому и заключает Гессе, что «нам его не раскрыть» – русского человека, представленного в «Карамазовых». Он – непроницаем для европейской мысли и логики, может порушить ее строй, привнести хаос. Разрушить европейскую цивилизацию, ввергнуть ее в прошлое, к доцивилизационным истокам.

Русский «бесформенный психический материал» – это то, что Европа в свое время пережила, преодолела, создала свою мораль и этику, которая обуздала и усмирила стихию хаоса. И вот теперь в окно к ней заглядывают Карамазовы. Не поймешь: то ли грешники, то ли святые, то ли божественный свет отражают лица, то ли дьявольскую ухмылку. Причем они очень привлекательны для уставшей Европы, но стоит их принять, как отбросят ее далеко назад. То есть порушат всю цивилизационную надстройку европейской культуры, которую придется возводить заново. В этом и суть пугающей «заразы с Востока», от которой необходимо оберегать, по словам императора Вильгельма, «священное достояние».

С русскими возможно все. Потому что в них заключена, полагает Гессе, хаотическая, дикая, аморальная и опасная стихия. Совершенно не ведомо, что несут в себе Карамазовы: «Столкнувшись с одним из них, никогда не знаешь, чем он ошарашит тебя в следующую минуту». Собственно, именно так сейчас западный мир и воспринимают нашу страну до сих пор. Он смотрит на Путина и не может понять, кто перед ним: Иван, Дмитрий или Алеша, а может быть, и вовсе Смердяков. Или все они вместе одновременно. Все это не умещается в западный логический строй, поэтому и предпочитают не слушать и пытаться понять, а лишь нагружают собственными стереотипами и фобиями.

По мнению Гессе, русский человек, воплощенный в Карамазовых, ориентирован не на земную жизнь. В ней он может лишь «погибнуть, промелькнуть и исчезнуть» призраком. Их отличие от «понятных и честных людей» состоит в том, что «живут равным образом и внешней и внутренней жизнью, и тем, что их постоянно занимает их собственная душа», ориентированная на вечность, которая умаляет значение временного и посюстороннего.

Карамазовы появляются, когда культура, «то есть старания усмирить в человеке зверя, слабеет». Таким образом, усиление Карамазовых – русских становится показателем слабости западного цивилизационного бастиона, направленного на сдерживание хтони. Ведь карамазовская стихия противоположна понятию порядка, на котором основывается цивилизация. Порядок же – «соглашение о дозволенном и запретном». Он запирает в человеке «инстинкты звериного, жестокого эгоизма». Цивилизованные люди приучаются это «с детства таить или отрицать», но подобное не касается Карамазовых, у них необузданная стихия прорывается и проявляет себя в полной мере, как детская страсть к разрушению.

Карамазовы «с легкостью сочтут условностью любой закон», а всякого человека, ориентированного на законность и порядок, воспринимают за обывателя. В их душах царит хаос. Впрочем, Гессе отмечает, что эта стихия не обязательно ведет к преступлению, но может произвести новую культуру, порядок и мораль.

Кстати, в этом и заключается проблема раскола – феномена, который на протяжении веков преследует отечественную цивилизацию, раскачивая ее на своих качелях, превращая ее в своеобразного ваньку-встаньку. Впрочем, всякий раз катастрофа приводила здесь к возникновению нового культурного и государственного типа с сохранением цивилизационной преемственности: Древнюю Русь сменила петровская Россия, царскую Россию – СССР, Советский Союз – современная Россия. Все это можно трактовать, например, через термин «преображение». Так отечественная история предстает как смена времен года с их кардинальной трансформацией, когда после кажущегося умирания наступает бурный витальный весенний прорыв и так далее.

Для Европы ощущение подобной принципиальной трансформации незнакомо, поэтому «закат» или умирание воспринимается за нечто эсхатологическое, схожее с полным культурный уничтожением. Что мыслится за следствие внешнего пагубного влияния, которое разорвет европейский порядок, слой культуры и законности, а также выпустит «зверя». Триггерами этих процессов могут стать Карамазовы – «истеричные и опасные», аскеты и одновременно способные на любое преступление, вера которых оборачивается в «сомнительность всякой веры» и производит нигилизм. Это именно та сила, которая может стать причиной гибели современной западной цивилизации.

Кстати, и на Европу схожим образом можно посмотреть со стороны России, которая в порыве стать европейцем начинает разбирать себя, производят тот самый раскол. То есть речь идет скорее о сохранении цивилизационной уникальности и соревновательности, как между Восточной и Западной церковью.

Конечно, о стихии хаоса, которая периодически прорывается в русской истории, необходимо говорить. Основная проблема отечественной цивилизации – раскол, усобица, когда она сама себя начинает разбирать. Россия ведь не птица-феникс, когда-нибудь запас прочности и возможности преображения может и закончиться.

Опять же возникает вопрос: в переживаниях, что влияние России приведет к закату, не пропустила ли Европа другую опасность, когда сдалась на милость Штатам и уж точно стала иной, скорее, вассальной, нежели самостоятельной. Как тут быть с сохранением евроидентичности?.. Впрочем, Штаты вписаны в иерархию западного мира, возглавляют ее, Россия же остается диаметрально противоположной, антиматерией с западной точки зрения, которая несет хаос.

Что не понимает Запад в России? Скорее, речь идет не о понимании, а об устойчивом непринятии. Россия воспринимается за антизапад, цивилизационную ошибку, которая неизменно отстает, то блуждает неизвестно где, то готова открыть врата хаоса. Все ее уникальные черты и особенности страшат и пугают, поэтому и видится единственный выход из ситуации: не понимание, а подгонка под стандарты прокрустова ложа, а там все средства хороши, любая расчлененка возможна ради «благого» дела.