«Новая Ахматова», московский Стив Джобс, Моцарт рисунка и другие советские вундеркинды. Почему они так рано ушли?

На больших экранах идет драма «Ника» Василисы Кузьминой – кинодебют Лизы Янковской, внучки Олега Янковского, которая сыграла молодую поэтессу Нику Турбину, стихами которой восхищались Юлиан Семенов, Евгений Евтушенко и Иосиф Бродский. Ника была уникумом, но не исключением – «ВН» вспоминают судьбы других невероятно одаренных советских детей, которые могли вписать свое имя в историю, но не успели этого сделать.

Ника Турбина (1972–2002)

В это трудно поверить, но первые стихи Ника, дочка художницы из Ялты, начала выводить в четыре года. Скептики твердили, что такое невозможно, мол, это мама подсовывает под детские ручки собственные произведения. Но чем дальше, тем больше Турбина создавала: в 9 лет вышел первый сборник, переведенный на двенадцать языков (писатель Юлиан Семенов принес в «Комсомольскую правду» стихи девочки). В 12 лет девочка получила «Золотого льва» в Венеции на поэтическом фестивале, где из русских поэтов награду получала только Анна Ахматова! Нику взял под крыло Евгений Евтушенко.

В США на гастролях встречалась с Иосифом Бродским, который тоже привечал поэтессу и признавал ее талант. Великий дар судьба компенсировала болезнью – Ника страдала астмой, задыхалась и не могла спать, стихи приходили к ней ночью. Первый нервный срыв случился в 16 лет, после родители увезли девушку лечиться в Швейцарию, где она вышла замуж за собственного врача, итальянского профессора, что был старше ее на 60 лет. Потом начались проблемы с алкоголем. Ника вернулась в Россию.

Попыталась покончить с собой, лежала в психиатрической больнице. Поступила во ВГИК на курс Армена Джигарханяна, пробовала выучиться на актрису, но ничего не получалось. Сердце Турбиной оставалось беспокойным. И в 27 лет сорвалась с подоконника во время очередной вечеринки с друзьями – случайно или нет, до сих пор непонятно.

Надя Рушева (1952–1969)

«Я живу жизнью того, кого рисую», – говорила Надя Рушева. Эту художницу из Улан-Батора называли маленьким «Моцартом рисунка». С пяти лет девочка начала создавать графику. Причем уникальность работ была в том, что большинство изображений – герои классической литературы, истории. Буквально с карандашом в руке она читала мифы и легенды, произведения Шекспира, Гофмана, Андерсона, Дюма, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова – и параллельно их иллюстрировала.

Девочка не делала эскизов и не пользовалась ластиком: ее линии едины и окончательны. Как если бы режиссер снимал сцену одним кадром. Рушева признавалась, что герои «проступают на бумаге, как водяные знаки, мне остается их только обвести». В 12 лет у нее прошла первая выставка, слава разлетелась по всему Советскому Союзу.

И не только: полтора десятка экспозиций прошли в Польше, Чехословакии, Румынии и даже Индии. Однако в 17 лет у Нади случилось кровоизлияние в мозг из-за дефекта одного из сосудов головного мозга, художница скончалась. Наследие Рушевой – порядка 12 тысяч работ, которые после ее гибели выставляли в США, Японии, Монголии и Европе.

Паша Коноплев (1973–2002)

Этот парень мог бы стать для России Стивом Джобсом. В 6 лет IQ Паши Коноплева (142) был выше, чем у президента США Рональда Рейгана (105). Мама мальчика работала в НИИ и приносила с работы справочники, учебники и графики. Однажды Паша нашел у нее логарифмическую линейку, поинтересовался, как это работает и смог освоить то, чему детей учат в 10 классе.

Сомневаясь в гениальности мальчика, преподаватель Бауманского института, с которым дружила семьи Коноплевых, загадал Павлику задачу о мухе и поезде: «Между пунктами А и Б – 200 километров. Из А в Б вышел поезд со скоростью 50 км/час. Одновременно из пункта Б в А вылетела муха со скоростью 100 км/час. Она долетела до поезда и тут же полетела обратно. Прибыв в пункт Б, она снова полетела навстречу поезду – и так далее, до тех пор, пока поезд прибыл в пункт Б. Сколько километров пролетела муха?»

Паша ушел подумать в соседнюю комнату и через пять минут вернулся с правильным ответом. Он решил эту задачку в два действия: «Муха летела всё время, пока шел поезд, то есть 200 км. При скорости 50 км/ч на путь у поезда ушло 4 часа. Значит, муха тоже летела 4 часа, но со скоростью 100 км/час, то есть она пролетела 400 км».

Ему было четыре.

В 7 лет он сам выучил нотную грамоту и начал писать музыку. В 9 лет Павлик стал ходить на занятия в лабораторию профессора Павла Николаевича Холопова, известного советского астронома. В 10 лет написал работу по астрономии, опубликованную в журнале Академии наук. А в 14 лет, видя, как стремительно парень развивается, родители купили ему первый отечественный компьютер БК-0010.

Школу он окончил в 15 и поступил в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики. На первых демократических выборах в России стал депутатом районного Совета в 18 лет – он был звездой: 415 из 662 человек отдали ему свои голоса.

В 19 лет поступил в аспирантуру, и тут организм перестал справляться с талантами и нагрузкой: начались срывы, депрессия, он проходил обследование в Центре психического здоровья РАМН (в медкарте записали: «гений»). После этого новости про молодого гения перестали поступать. Он скончался в 29 лет, 17 сентября 2000 года, от тромбоэмболии легочной артерии. По одним данным, лечился от скрытого диабета и проблем с избыточным весом. По другим, закончил жизнь, лежа в психиатрической больнице имени Кащенко.

Владимир Полетаев (1951–1970)

Саратовский поэт Володя Полетаев начал заниматься переводами уже на первом курсе Литинститута. Его работы были настолько блестящими, что в профессиональных кругах он быстро приобрел славу классного переводчика: работал с грузинскими, белорусскими, немецкими, украинскими и многими другими авторами.

Полетаев публиковал собственные стихи в советских газетах и журналах. А в 18 лет шагнул из окна пятого этажа. Через 13 лет после суицида вышел сборник стихов Полетаева «Небо возвращается к земле».

– Он был замечательный, – вспоминает Ремма Арштейн, подруга детства и хранитель литературного наследия поэта. – Абсолютно солнечный мальчик. Никакого тяготения к смерти, как сейчас иногда про него говорят, не было. Может быть, присутствовало некоторое ее осмысление, как у всякого подростка, но не более. Мы очень радовались жизни, нам было весело. Ходили в театр, на выставки. Часто жили у меня на даче, ходили за грибами, хохотали, читали стихи. Самое горькое, что Володя самоубийство осуждал. Мы много говорили – про Есенина, Маяковского, поэтому я знаю, что он к этому относился очень отрицательно. А главное, у него был исключительно высокий и ранний профессионализм. Вы не представляете, сколько он знал! У Володи были энциклопедические знания в области литературы, особенно русской, советской. Его черновики показывают, как серьезно он относился к стихам, заметкам, переводам. Зачастую целый блокнот исписан одним стихотворением: варианты, варианты, варианты… Потом какие-то строчки из этого стихотворения переходят в другое, а все остальное зачеркивается. Он работал очень много, непонятно, когда успевал. А еще мы были большие антисоветчики. Когда наши вошли в Чехословакию, мы были у меня на даче. Так Вовка быстро поехал в Москву убирать всякие запрещенные издания из квартиры, которые могут при обыске найти. Такие мы были дети.

Саша Путря (1977–1989)

Дочь художника Саша Путря из Полтавы начала создавать очень самобытные рисунки уже в три года. Девочка с кукольной внешностью разрисовывала всю квартиру в тех местах, куда доставала ее ручка. Она никогда не была в Индии, но удивительным образом большинство ее рисунков было связано с эстетикой этой далекой страны.

Девочку никто не заставлял рисовать – это был ее способ жизни. Она могла не выпускать кисть из рук по восемь часов в день и не замечать, как летит время. Родители часто находили ее спящей в красках. «Рисование для Сашеньки было таким естественным – как сон, как еда, нередко заменяло ей друзей, детские игры», – вспоминал отец.

Она развивалась быстрее ровесников – лепила из глины, читала книги Дюма, Твена и Гюго, писала в день по несколько картин. В 5 лет у Саши диагностировали рак крови. Даже в больнице она не унывала и продолжала рисовать. Последней работой маленькой художницы стал «Сириус»: обведенная рука отца, который приходил к ней в палату.

В большой ладони лежала маленькая ручка девочки, а над ними светила луна. Во время той встречи Саша сказала ему: «Папа, ты прости меня. За все» – и через два дня ушла.