Занимательная топонимика, или Товарищ Рогозин упрощает

Глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин предложил переименовать Курильские острова в честь знаменитых русских кораблей и моряков.

Речь идёт, насколько можно понять, не обо всех Курилах – их более полусотни, а о тех, что оспаривает Япония: Кунашир, Итуруп, Шикотан и Хабомаи (в нашей терминологии Шикотан и группа островов, которую японцы называют Хабомаи, составляют Малую Курильскую гряду).

Один остров Дмитрий Олегович предложил назвать в честь крейсера «Варяг», другой – в честь канонерской лодки «Кореец», бившейся вместе с «Варягом» против японской эскадры в феврале 1904 года вблизи корейского порта Чемульпо, он же Инчхон. Третий остров предложено назвать именем командира «Варяга» Всеволода Руднева, а группу Хабомаи переименовать в архипелаг Русских героев – моряков-тихоокеанцев. Хотя, казалось бы, логичнее было бы увековечить память командира «Корейца» кавторанга Григория Беляева, фамилию которого мало кто помнит.

Понимая, что слова Рогозина продиктованы исключительно патриотическими соображениями, я бы с ним всё-таки поспорил и призвал по-сааховски: «Торопиться не надо!».

На ум приходит сразу несколько сюжетов, так или иначе связанных с политикой и дальневосточной топонимикой.

Полвека назад, вскоре после конфликта с Китаем на уссурийском острове Даманском, у нас в Приморье произошла настоящая топонимическая революция: с карты убрали сразу несколько сотен топонимов китайского, реже тунгусо-маньчжурского и корейского происхождения. Город Тетюхе стал Дальнегорском, Иман – Дальнереченском, Сучан – Партизанском и так далее. Некоторые из новых названий оказались удачными, другие – дежурно-безликими: Речное, Грибное, Фабричный, Кривая…

Ушли в небытие колоритные, похожие на хлебниковские неологизмы Ли-Фудзин, Сандагоу, Монгугай, Лючихеза, тайфунный Тафуин, топазовая Топауза… Была сопка Бейшахе – стала Безымянной. Корейская Каменка стала Старой Каменкой, два Корейских мыса – Новгородским и Рязанским. Исчез залив Америка, хотя назван был не в угоду геополитическому противнику, а в память о славном русском пароходо-корвете «Америка», на котором генерал-губернатор Муравьёв-Амурский присоединял приморские пределы к России. Не стало бухты Маньчжур (Манджур), названной в честь корабля, высадившего в бухте Золотой Рог основателей Владивостока – прапорщика Комарова и его стройбатовцев. В общем, целились в китайцев – попали в себя. Удивительно, как не переименовали вальс «На сопках Маньчжурии».

Некоторые драгоценные старые названия уцелели – хребет Сихотэ-Алинь, озёра Ханка и Хасан, реки Уссури, Арму, Бикин, Самарга… Их следует беречь, как амурских тигров. Эта цветущая топонимическая сложность карту Приморья только украшает, как украшают карту Америки индейские Аризона, Вайоминг и Висконсин (не пожалели самих индейцев – так хоть названия оставили).

Некоторые из новых названий не приживаются – отторгаются самой территорией или языком, как ткани после неудачной трансплантации. Порой слова бывают сильнее людей. Выжила сакральная гора Пидан (официально – Ливадийская). Речка Пионерская в пригороде Владивостока самовольно переименовалась обратно в Седанку. Флотских спецназовцев, тренирующихся на острове Русском в бухточке Островной, называют «халулаевцами» – по старому названию бухты. Культовый пляж Шамора никогда не станет бухтой Лазурной, в которую его переименовали.

А вот другая история, более близкая. В 2017 году распоряжением премьер-министра Дмитрия Медведева один из небольших безымянных островков (или, скорее, скал) Малой Курильской гряды получил имя генерала Алексея Гнечко, который в 1945 году руководил Курильской десантной операцией, другой – имя генерала Кузьмы Деревянко, в том же году от имени СССР подписавшего акт о капитуляции Японии.

Это куда красивее. И политический месседж совершенно однозначный, и переименовывать ничего не понадобилось «на самых дальних наших островах», если вспомнить песню, написанную Никитой Богословским на слова Владимира Дыховичного и Мориса Слободского – сценариста гайдаевских лент. Хотя, конечно, Гнечко и Деревянко заслуживают куда большего, чем скалы их имени.

Никаких вопросов не может быть и к переименованию острова Удд в Охотском море в остров Чкалова. В 1936 году звёздный экипаж Чкалова, Байдукова и Белякова завершил на этом островке беспосадочный перелёт на рекордном самолёте АНТ-25 по маршруту «Москва – Земля Франца-Иосифа – Северная Земля – Камчатка – Охотское море». Это была своего рода репетиция перед полётом через Северный полюс в Америку.

Всеволод Фёдорович Руднев, при всём уважении, прямого отношения к Курилам не имеет. Даже от южных Курил до Жёлтого моря – тысячи две километров. А в истории русского мореплавания на Тихом океане и помимо «Варяга», получившего, как и его командир, заслуженную славу, хватает и триумфов, и трагедий. Если уж всерьёз говорить о переименовании, можно привести массу героев, прямо связанных с Курилами, но известных куда меньше. От русских мореплавателей былых времён, как попавший в японский плен офицер и автор незаурядных мемуаров Василий Головнин, до советских бойцов, участников десанта на Шумшу – таких как Николай Вилков и Пётр Ильичёв, которые 18 августа 1945 года закрыли своими телами амбразуры японского дзота.

Понятно, что имянаречение – шаг политический. В 1946 и 1947 гг. Кёнигсберг и Тойохара стали Калининградом и Южно-Сахалинском: только что отвоёванные территории «натурализовывали», выдавали им советский паспорт.

Но к русскому Итурупу и Кунаширу привыкли уже несколько поколений. И вообще слова эти изначально – не японского, а айнского происхождения. По-японски они и звучат несколько иначе: Эторофу, Кунасири-то… В варианте «Итуруп», «Кунашир» и так далее эти топонимы есть только в русском языке. Красивейшие, романтичные – чистая поэзия. Они и в русской словесности успели прописаться: от песни Александра Суханова «Остров Шикотан» до сентенции Александра Проханова «Кто отдаст Итуруп – будет труп» и великолепного романа Александра же Кузнецова-Тулянина «Язычник» о наших рыбаках с Кунашира и девяностых годах ХХ столетия, когда острова эти действительно едва не уплыли в Японию, несмотря даже на то, что многие из них носят чисто русские названия – от Танфильева до Атласова и Анциферова.

Ещё один момент: выборочное переименование именно тех островов, на которые посягает Токио, может быть воспринято как латентное признание японских претензий. В самом деле: если мы меняем имена четырёх объектов, а остальные, до Парамушира и того же Шумшу, оставляем как есть, это выглядит странно.

Ключевая фраза в словах Дмитрия Рогозина о возможном переименовании островов – «Это пусть решат местные жители». Действительно, а жителей Южно-Курильска или Курильска спросили?

Можно, конечно, одним махом переименовать всё, от Кунашира до маньчжурского ореха включительно. Но, по-моему, это будет слишком напоминать безжалостную зачистку русских топонимов и советских памятников, которую мы сейчас наблюдаем на Украине. Этак можно и до Сахалина с Камчаткой добраться. Да и Охотское море, и Курилы – красивейшие названия, давно воспринимающиеся как чисто русские, – не имеют отношения ни к охоте, ни к курению. А суверенитет России над Курилами, разумеется, вообще не обсуждается. Острова вошли в СССР по итогам Второй мировой – и точка.

Кстати вспоминаются примеры другого толка. Да, в советское время, бывало, и памятники рушили, и города переименовывали – но не тронули, если говорить о Дальнем Востоке, ни Николаевск-на-Амуре, ни Благовещенск, ни Преображение, ни Петропавловск-Камчатский… И слава богу.

А ещё в Приморье остался полуостров Брюса – наследие английского империализма.

И райцентр Терней – этим названием мы обязаны Лаперузу (пролив имени которого между Хоккайдо и южной точкой Сахалина, тоже носящей «французское» название – мыс Крильон, – попал в известную песню на слова Михаила Танича и музыку Яна Френкеля).

Острова в заливе Петра Великого, входящие в состав Владивостока, до сих пор носят полуофициальное название Архипелага императрицы Евгении – супруги Наполеона III. Самый большой остров этого архипелага носит название Русский. В 1852–1856 гг., ещё до основания Владивостока, здесь ходили английские и французские военные корабли, наносили на карту названия, которые потом пришлось вычёркивать Муравьёву-Амурскому, но кое-что осталось.

Именно с подачи Муравьёва гавань, окрещённая британцами Порт-Мэй, получила название Золотой Рог, а пролив между Владивостоком и Русским островом, наречённый было именем Гамелена, стал Босфором-Восточным – глубоко символический акт, отсылающий к Константинополю и связанный с проигрышем Россией Крымской войны. Но не будем же мы требовать их переименования в случае очередного обострения отношений с Турцией? Или вот: не дай бог случится у нас что-нибудь с Кореей.

И что – снова переименовывать остров «Корейца»? Подобное бывало: после того же Даманского в Приморье исчез пролив, названный в честь русского транспорта «Японец». А ещё раньше – в 1964 году, при обострении отношений с Китаем – Пекинскую улицу во Владивостоке назвали именем Адмирала Фокина. Адмирал, конечно, заслуженный – но улица была названа не в честь китайской столицы, а в память о Пекинском договоре 1860 года, по которому Приморье официально признали территорией России.

Корейцы именуют Японское море исключительно «Восточным морем Кореи». Русские относятся к таким вопросам куда спокойнее: пусть будет Японское. Всё равно оно ровно настолько же русское, насколько корейское и японское. И на его берегу стоит Владивосток – главная база Тихоокеанского флота. Именно свойственная русскому народу, не побоимся этого слова, толерантность здорового человека и позволила России стремительно (по историческим меркам) освоить гигантскую территорию, сохранив при этом народы и языки, и принести на берега Тихого океана свою государственность и культуру.