Кормильцев. Мир ловил его и поймал

Время безжалостно и мудро стирает всё и всех.

На 10-летие смерти Ильи (2017) в Москве прошло сразу несколько памятных мероприятий: лекция, моноспектакль, большой концерт… В этом году, насколько мне известно, уже ничего. Виной тому, конечно, и ковидные ограничения, и возрастной уровень тех, кто Кормильцева еще помнит, и общая усталость людей от… всего.

Совершенно не исключаю, что еще лет через пять не останется даже и проходных упоминаний, как вот в этом году. Старые герои уходят, новые приходят. Это нормально и это можно только приветствовать, но для моего поколения одним из героев был Илья, и кому, как не нам, помнить о нем.

Уже в начале нулевых Кормильцев впадал в бешенство, когда ему напоминали о «Наутилусе Помпилиусе». Эта история – с авторством текстов для культовой в восьмидесятых и потом в девяностых – группы его серьезно напрягала. В общем, он и не был поэтом-песенником, за такое определение он мог бы, я думаю, и щелкануть – а может, кому-нибудь и врезал, с него бы сталось.

Он был поэт, и он писал стихи – причем такие стихи, которые на музыку положить достаточно сложно: с неявными рифмами, с ломанной строфичностью, плавающим размером, иногда верлибры, иногда белые стихи.

Однако магия этих текстов, их многослойность была так велика, так завораживала, что стихи его пели многие – часто успешно. В принципе, наверное, половина знаменитого некогда Свердловского рок-клуба брала в песенный репертуар тексты Кормильцева, он был, если можно так выразиться, их штатным автором.

Песни это были разные и в разных стилях. Кормильцевское эго их объединяло, конечно, но самым пиком стало его сотрудничество с Бутусовым и Умецким, ядром тогдашнего «Наутилуса Помпилиуса». Считается, что само название группы тоже придумал Кормильцев – не совсем это так, история немного сложнее, но бог с ним, не об НП речь, а о Кормильцеве.

Вся эта рок-история для Ильи была, как и для многих, вполне рядовым юношеским поиском; плох тот студент, который не играл в рок-группе, уж в те времена точно. Кормильцев ни на чем играть не умел, но рок-н-роллом, как и практически всё интеллигентное юношество позднего СССР, был инвольтирован по полной программе. И его участие в рок-тусовке было предопределено самим временем.

Потом все стало меняться, рассыпаться, переконфигурировываться… И примерно к середине примерно девяностых Кормильцев всю эту петрушку оставил – и разочаровавшись, и потому, что надоело. Сказался, думаю, и возраст… Но главное – приелось; ушла новизна ощущений, а самое главное – потерялся смысл.

Кормильцев, будучи разным в разные периоды жизни – не меняются лишь дураки и покойники – оставался верен ключевому принципу, самому духу рок-н-ролла: бунтарство, протест и поиск. Если в восьмидесятых русский рок в какой-то степени отвечал этим критериям, то в девяностых он превратился в нытье и развлекушечку для невзыскательных слушателей. Ну а впереди маячили уже и совершенно бездарные нулевые с бездарным козыревским «Нашим радио» и такими же бездарными его птенцами.

Кормильцеву эта песочница стала мала, он хотел идти дальше и хотел делать больше. С прошлым он решительно размежевался и при помощи уральских знакомств и спонсоров затеял книжный проект «Ультра.Культура», который, по идее, должен был продолжить рок-н-ролльную движуху на другом уже уровне.

Так оно и получилось. Примерно половина изданных «Ультра.Культурой» книг нынче находится в реестре запрещенных материалов, самого Кормильцева уже собирались было закрывать (это была середина нулевых), но он предпочел уехать.

К этому моменту он уже был болен, и, если бы не уехал, думаю, здесь бы его спасли. Но в Англии все оказалось не так просто и не так однозначно. Болезнь прогрессировала, надлежащего ухода и нормального врачебного наблюдения не случилось, и Илья очень быстро сгорел, по слухам, показав миру напоследок изрядную фигу, приняв в последнюю минуту ислам.

Это вот желание – и умение – показывать миру фигу, морщить его обывательскую тину, тыкать ему в жопу иглой и было основным фактором личности Кормильцева.

Если через эту призму смотреть на всю его – разноплановую – деятельность и все его – часто провокационные – высказывания, то всё становится понятно.

Илья скучал.

Ему было нудно просто быть человеком среди людей. Он хотел бОльшего. Он хотел летать, как сформулировал Летов, вне всех измерений и утащить за собой максимальное количество людей.

И его тексты, и его издательство – все это было роскошное хулиганство, изрядный панк, провокаторство и трикстерство. При этом внутренне, на самом деле, он был очень наивным, поэтичным и ранимым человеком, скрывавшим это за внешней безапелляционностью; как-то я сказал ему об этом, будучи у него в гостях в последней, по-моему, московской квартире на Цветном – он бурно не согласился.

Кормильцев, будучи, конечно, последователем американских битников, верил, что мир его услышит. Может быть, не сразу, может быть, не без применения дополнительных инструментов – turn on, tune in, drop out – но услышит.  Будучи, если можно так сказать, психоделическим ницшеанцем, он верил, что человек создан, чтобы стать больше самого себя.

Но человек вовсе не хочет становиться больше самого себя. Тогда мы очень сокрушались по этому поводу, но с течением времени, уже после смерти Ильи, я пришел к выводу, что все не так уж и плохо. Все идет естественным чередом, и если бы человек в самом деле был создан для полета, то у него давно бы отросли крылья. Искусственные крылья человеку не нужны, а свои, естественные, отрастают совсем у немногих – и это трагедия, как правило.

И, наверное, в этом есть какая-то сермяжная правда. Она же посконная и домотканая.

Мне кажется, и я об этом уже говорил, что Илья умер не от рака. Точнее, технически – от рака, конечно, но на самом деле его убило разочарование в человеке и в человечестве. Это ведь тоже наивное, битническое – вера в человечество.

Сам я скептически отношусь к людям, и лично мне довольно уже, если человек хотя бы творит не очень много говна.

Кормильцев был более нетерпим – и боле наивен, да. Забытый уже манифест «Ультра.Культуры», который я читал в мегафон с трапа самолета на ММКЯ 2003, позиционировался как манифест постчеловечества, базирующийся на том, что неверны сами исходные данные, которыми люди располагают.

Девиз «Ультра.Культуры» гласил: «Всё, что ты знаешь, – ложь». То есть что люди приняли за аксиому понятийный аппарат, который лжив. Им об этом надо сообщить, а в идеале – составить новый, который будет более отвечать действительности и поможет взобраться выше по лестнице в небо.

Очень подростковый взгляд, конечно. Но и очень обаятельный.

Я не битник, и их психоделические духовные поиски мне не близки. Считаю, что надо работать с тем материалом, который есть, мастер познается в отсутствии средств и всё сущее закономерно.

Человечество, конечно, будет меняться – если не произойдет невиданных катаклизмов, которые отбросят его к корням, но это будет постепенный и достаточно долгий процесс, который должен развиваться естественным путем.

Это не отменяет, разумеется, критического восприятия действительности и попыток сдвинуть то, что ты считаешь необходимым сдвинуть и что ты можешь сдвинуть. Тут – как в легендарной молитве: надо суметь найти компромисс между тем, что ты в силах изменить, и тем, что ты в состоянии принять. В принципе, это и есть мудрость, наверное.

Илья же шел путем воина до самого конца, оставаясь один против всего мира до самой последней минуты. Мир, конечно, ловил его и в итоге поймал – как это происходит со всеми нами, что бы мы там о себе ни думали.

Однако яркий след, который Илья оставил, хотя и уже тускнеет с годами, но пусть не исчезает подольше.

Все конечны. Всё конечно.

Но мы помним, Илья. Спасибо за все.