Девятнадцатилетний боец Армии РФ: «Мне бы совесть просто не позволила не поехать сюда»

Главред «Ваших Новостей» Иван Андреев взял интервью у девятнадцатилетнего бойца российской армии, который сегодня воюет в лесах под Кременной. С минометчиком Амиром Сабировым они общались под звуки прилетов и выстрелов, практически на передовой. Герой интервью с позывным Саба – из Омска. Прошлой весной он был призван на срочную службу, но уже в июне решил перейти «на контракт», а в ноябре попал на фронт. За полгода боев, окопной жизни и смертей боевых товарищей юноша многое понял. Разговор коснулся таких деликатных тем, как самостоятельная покупка формы и снаряжения, шоколадок в украинских сухпайках и патриотизма.

Амир Сабиров

«ВН»: – Что тебя сюда привело?

– Очевидно. Патриотизм. Мне бы совесть просто не позволила не поехать сюда.

«ВН»: – Какие здесь главные сложности?

– Тут несколько факторов. Во-первых, это сама непосредственно война. Работа с минометом. Когда-нибудь нас накроют просто. Мы с одной точки работаем уже сколько, недели две. У нас миномет очень громкий – из-за того, что он 1937 года. 

В марте было, когда миномет плотно рядом крыл… Самое страшное – когда мина в окоп попадает. В декабре была такая х****. Парень с ума сошел. Мы уже уходили, вечер был, вышли на точку эвакуации, где потише… Там просто ползал парень, контуженный. У него сразу троих пацанов задвухсотило с его роты. 

Иногда у тебя всплывает в голове что-то. На выезд всегда надо в бодром состоянии идти, иначе… О чем будешь думать, то и случится. Поэтому я попросился отдохнуть. У меня фобия какая-то, страх. Что-то типа паники, просто страшно очень и всё. 

«ВН»: – Ты, как я понимаю, шел сюда с определенными идеалистическими убеждениями?

– Безусловно, идеалистическими.

«ВН»: – В чем картинка не совпала с реальностью?

– Я надеялся, здесь как бы все-таки по патриотическим убеждениям многие. А так это – просто политика, наёмничество. Я знаю точно, многие шли сюда помочь пацанам. Но потом то, что они здесь увидели… Людей отсюда просто не отпускают. У них контракт кончился, они хотят домой. У нас в роте все мужики взрослые, у каждого ребенок почти. Мне вот – 19, и одному парню – 22 или 23. Еще одному там…

«ВН»: – Они сюда пришли за деньгами, если я правильно понимаю?

– Вот именно, что не все. Знаю, есть и которые за деньгами пришли. Вообще, это солдатская известная мудрость – за деньгами на войну не надо ехать. Иначе сразу… двенадцать лямов получишь. За гибель, вроде, двенадцать выплачивают…

«ВН»: – Та зарплата, которую платят, например, тебе, соответствует тому, что ты здесь переживаешь? Как ты считаешь?

– Да, в этом плане всё ровно. 180 тысяч, плюс за активное участие в боевых действиях. Это тоже непонятно… С чем ты мог бы сопоставить эту войну? С какой войной? Что первое в голову лезет?

«ВН»: – Либо гражданская, либо какая-то русско-японская или финская…

– А Великая Отечественная нет?

«ВН»: – Пока нет.

– У меня просто с этим больше сопоставлялось. Не знаю, в Великую Отечественную же не платили никому ничего… Там по-другому устроено было государство.

«ВН»: – Туда пошли все просто. А сейчас страна не полностью в этом участвует.

– Люди спокойно там живут…

Амир Сабиров

«ВН»: – Спокойно живут. И если ты приедешь в Москву, ты увидишь, что люди смотрят на тебя… Если ты приедешь в какой-то символике, то на тебя будут смотреть косо, откровенно говоря.

– Ну да. Вероятно, Россия просто не готова была к этой войне. Ладно, не будем об этом.

У меня вопрос такой стоял: достоин ли я жить вообще. И на войне – да, наверное, достоин.

Сформировавшееся государство, в этом государстве существуют мои близкие, самое главное – моя мама, мой папа. То государство, которое обеспечивает их… Я знаю, что разные льготы у них есть… Они могут жить. Работая, не живут бедно. И в принципе, это в Омске, в России. А государство борется за свои политические интересы. Я, в принципе, эти политические интересы поддерживаю, но здесь ты об этом уже забываешь.

«ВН»: – Как ты тратишь свои деньги здесь и как ты планируешь их тратить?

– Я знаю, что я куплю себе. У меня три вещи, которые я себе куплю. Первое, куда я потратил – это вот… (Показывает на свое обмундирование – прим. ред.)

«ВН»: – Это ты на свои деньги покупал?

– Да, форму я себе всю купил сам. Мне неудобно было ходить в ратнике уставном. Какой-то был вообще никакой. Я купил себе броню, противоосколочный, кевлар здесь, внутри кевлар, плюс «плита». Купил «ручку», «банку», когда стрелялись с хохлами. Кроме тепляка. Тепляк – это благодаря Фонду Захара Прилепина и Сергею Ершову.

«ВН»: – А еще три вещи?

– Первым делом – это малоизвестная штука… Я кино снимал всегда с 13 лет. И вот… Фотографировать, кино, и я пишу.

В первую очередь – куплю себе фотокамеру получше, компьютер, на котором можно работать и печатать. И кучу книг. Блин, мне читать надо. У меня мозг здесь уже каской отбили.

Амир Сабиров

«ВН»: – А что читать?

– Классическую русскую литературу. В один момент я понял, что для существования мне необходимо XIX-XX век полностью изучить. Я, в принципе, его изучил, поверхностно. Потом авторов, которые мне понравились больше всего… Например, я читал и наткнулся на Алексея Кольцова, поэта-песенника:

Одному с тобой

Надоело жить,

Под дорогою

До зари ходить!

Поднимусь, пойду

В свою хижину,

На житье-бытье

На домашнее.

Там возьму себе

Молоду жену;

И начну с ней жить –

Припеваючи…

Когда я читаю это, даже сейчас ночью на дежурстве, плакать же нельзя, да… Мы же крепкие все, мужики… Но меня это всё очень трогает.

Амир Сабиров

Мы подобрались к вопросу о причине моего нахождения здесь. Первое – патриотизм. Второе – когда я стал себя осознавать как поэта потихоньку, я себе сказал: «Если я поэт, то значит, я военный поэт». Это воспитание мое личное. Они же все: поэты XIX века – полно тех, кто воевал. Кроме Пушкина, которому эта вся затея не понравилась, он там месяц на войне провел всего. Лермонтов – всю жизнь. Если на наши переводить звания – старлей получается. Денис Давыдов, генерал-лейтенант. 

«ВН»: – У тебя был разговор с кем-то из твоих сверстников о том, что здесь происходит? У тебя спрашивали что-то? Мол, «зачем напали на Украину?»

– С девчонками молодыми… Они не понимают, конечно.

«ВН»: – Какие доводы ты приводил?

– «Умолкшие холмы, дол некогда кровавый!

Отдайте мне ваш день, день вековечной славы,

И шум оружия, и сечи, и борьбу!

Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу

Попрали сильные. Счастливцы горделивы

Невольным пахарем влекут меня на нивы…

О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,

Ты, голосом своим рождающий в полках

Погибели врагов предчувственные клики,

Вождь гомерический, Багратион великий?

Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!

Ермолов! я лечу — веди меня, я твой:

О, обреченный быть побед любимым сыном,

Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!

Но где вы?.. Слушаю… Нет отзыва! С полей

Умчался брани дым, не слышен стук мечей,

И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга,

Завидую костям соратника иль друга».

Это то, что я читал и о чем раньше говорил (Стихотворение Дениса Давыдова «Бородинское поле». 1829 г. – прим. ред.).

А про разговоры… Блин, если всю вот эту войну отставить и взять только политику, я понимаю, что это война за суверенитет России, в которой мы живем. У меня есть опыт, который был передан мне мамой и папой, жизни в России, когда она только образовалась, в 90-е. И этот опыт нищенства человеческого… Чтобы это не настало, надо эту интервенцию западную на Украине как-то сдерживать. Она же через Украину идет, как я понимаю. Потому что Киев прозападный. А Донбасс – прорусский. Вот как бы и война…

Амир Сабиров

«ВН»: – Ты как татарин как-то относишься по-иному к русским и к России?

– Да я русский абсолютно, я на русской культуре вырос. Когда я маленький был, мама читала мне Достоевского, «Идиота». А я сидел и просто слушал. Конечно, отец у меня такой – прям татарин. Но у него сдвоенность религии – это и ислам, и шаманизм. Шаманизм – это то, что мне близко, потому что это что-то кровное, передается без твоей воли. Энергия в разных поколениях может по-разному проявляться. Мой прадедушка был шаманом, мой дедушка – в меньшей степени. Папа мой мне это всё передал и сказал: «Вот, с этим живешь и всё…» Мир духов, безусловно, существует, видения всякие. Не могу вспомнить момент, когда это проявлялось… В плане того, что я знал, что сейчас конец будет…

«ВН»: – Ты говорил, что у тебя есть опыт, как военные говорят, «обнуления»…

– Я стрелял туда, где есть хохлы, и с миномета, и с вот этого автомата… Я знаю, у нас есть в роте люди, которые убивали – прям резали людей.

«ВН»: – Ты хочешь, чтобы эта война закончилась? Если да, то каким образом и чем?

– Я считаю, эта война не может закончиться крупным наступлением, чтобы мы дальше давили и давили. Там слишком много всего, плюс наши… В артиллерии поправка обычно – 900 метров от точки, куда стреляли. А по нашим прилетает, прилетает… Мы думали, это хохляцкий танк стреляет. А это наш пристрелочный… Ты понимаешь, что твоя жизнь зависит от этого «повернуть-недовернуть, чик-чик».

«ВН»: – Какое отношение у тебя к украинским военным?

– В лесополосе в декабре стояли, ночью хохлы поползли. Они ползут, их в тепляк видят. По ним начинают работать, у них куски мяса отлетают, а они встают, стреляют… Под наркотой тусуются…

«ВН»: – Они реально под наркотой?

– А почему нет? У них с обеспечением вообще всё замечательно. Когда брали опорники, я сухпай смотрел – газировка есть в сухпае. Вкусный сухпай, шоколадки там нормальные. Не наш армейский шоколад горький. Они очень грамотно воюют.