Алексей Коленский: «От кино как от искусства, в котором нам комфортно, мы пришли к кино как к безобразному аттракциону»

Культурная «банда» завсегдатаев «Бункера на Лубянке» захватывает всё новые опорные пункты в столице. На севере Москвы, в хорошо известном ценителям артхауса «Мире искусства» продолжают показывать мировую классику и возрождать формат общения киноманов а-ля Cinémathèque Française. Теперь одним из лекторов и кураторов там выступает друг и автор «Ваших Новостей» Алексей Коленский.

Жан-Люк Годар. Фото: Bridgeman Images

Мы побеседовали с кинокритиком и узнали, почему молодежи лучше смотреть развратного Пазолини, чем цифровой патриотизм, и когда ждать возрождения высокого киноискусства. 

«ВН»: – Алексей, это не первый твой киноклуб. Расскажи, что он собой представляет и чем особенный?

– Это называется «Кино глазами кинообозревателя» в рамках киноклуба электронного кинотеатра «Мир искусства». Он находится «во дворах», но очень удобно – в трех минутах от «Новослободской». Мы собираемся в два часа дня по воскресеньям. Замечательное место, первый в России электрокинотеатр. Его организовал энтузиаст, режиссер, педагог, знаменитый Сергей Тютин 20 лет назад. На базе этого кинотеатра он создал свою киношколу «Артерия кино», сделал международный фестиваль короткого метра. Он делал все это время просветительские фильмы по истории отечественного кинематографа и просветительские лекции. И потом он решил объединить коллег-единомышленников в рамках проекта «Кинотеатр XXIII века», который, по его мысли, представляет собой такой клубный формат, где мы делимся видением кинематографа. И вот там есть «Кино глазами кинообозревателя», «Кино глазами кинокритика», культуролога, психолога, режиссера. И я с удовольствием влился в это начинание. 

Ингмар Бергман. Фото: shutterstock

Действительно, у меня опыт ведения киноклубов – 20 лет. Но это было совсем другое время. Я показывал фильмы, которые без меня бы никто не увидел. Тогда интернет только зарождался, трекеров не было. Фильмы еще ходили на видеокассетах, потом – на дисках. А у меня в силу дружеских связей с «Горбушкой» (крупнейший рынок мультимедиапродукции, где можно было найти практически что угодно, от немого кино до последних новинок Гаспара Ноэ – прим. ред.) был уникальный доступ к разным фильмам, которые не показывали кинотеатры. 

Сейчас каждый может воспользоваться сетью, поисковиками и обнаружить там ТОП лучших фильмов. Но возникла другая проблема, которая и подтолкнула меня к возобновлению публичной деятельности – это исчезновение кино как такового. 

Я давно наблюдаю, что происходит никем не рефлектируемая трагедия – замена аналогового, пленочного изображения на цифровое. Мы с этим живем почти 20 лет. И никто в России, мне кажется, не отдает себе отчета в том, что мы лишаемся – уже лишились! – кинематографа как аналогового языка. Не просто суммы художественных приемов, которые невозможны и не работают в цифре – я имею в виду ракурс, многоплановость, смыслообразующий монтаж, работу выразительного крупного плана, – но мы лишились и самого главного, то есть кино как языка непрерывной и очень сложной эмоции. 

Альфред Хичкок. Фото: Getty

Чтобы было понятней, о чем идет речь, я скажу об одном неочевидном изобразительном средстве – о роли света в кинематографе. Цифра усредняет его, переводит его в информацию. И мы уже не видим нюансов различия между естественным освещением, постановочным, а самое главное – естественным магическим светом человеческих лиц, человеческих личностей, звезд. Обаяние звезд – это еще одна потеря, которая символизируем утрату эмоциональной связи кинематографии с людьми. 

Я не говорю, что цифра – это целиком зло. Но я решил тут вернуться к работе не просветительской, а лабораторной, клубной. Можно сказать, к академической работе.

Что мы теряем, лишаясь общения с киноэкраном, с аналоговым искусством? Мы лишаемся кино как документа, который передает в мельчайших оттенках и подробностях дух эпохи, дух истории – мы лишаемся эмоциональной вовлеченности в большую историю. От кино как от искусства, в котором нам комфортно, мы пришли к кино как к безобразному аттракциону, которое не впускает нас в себя, а тупо «татуирует» наш глаз, как это делает телевидение или интернет. И вот я решил вернуться к основам киноязыка. 

Сергей Эйзенштейн

«ВН»: – Какие ленты можно увидеть в киноклубе?

– Совершенно разные, в данный момент – классические шедевры Голливуда еще до цензурной эпохи – первой половины 30-х годов. Тогда рождалось искусство кино как искусство рассказа. В «Телеграме» у нас есть сообщество «Кино/КЛУБ Последних дней». Потому что конец аналогового кино в кинозалах – это конец очень важной исторической эпохи. И прежде всего эта историческая эпоха является очевидным концом Америки. Потому что США сформировались как цивилизация и некая культурная общность на базе именно Голливуда. У Голливуда американцы учились правильно есть, правильно сидеть на лошади и носить смокинг, закуривать сигару, останавливать машину, вести допрос. Это абсолютно нация кинематографического косплея. И в тот момент, когда кончилось кино, кончился их национальный мультикультурный этногенез и пошел распад. Поскольку Америка потеряла свой камертон – и весь мир сейчас переворачивается. А мне очень хочется, чтобы мы вернулись к настоящему кинематографу.

Элиа Казан

«ВН»: – Снимает ли сегодня кто-то из знаменитых режиссеров кино на пленку?

– Насколько мне известно, снимают на пленку, например, Тарантино и Нолан. Остальные случаи единичные. У нас на пленку долгое время снимал Урсуляк. У него был гениальный оператор Михаил Суслов. А последний вгиковский выпускник, которого учили снимать на пленку, это такой оператор Михаил Милашин. Даже снимая на цифру, он сохраняет правильность оптики. Культура кинематографическая в нем еще живет. А те, кто с самого начала учится снимать на цифру, снимают то, от чего мы, собственно, и плюемся. 

«ВН»: – Сейчас для людей, которые проводят массовые мероприятия, важной становится идеологическая составляющая. Ты обходишь вопрос политики? Искусство вне политики?

– Я бы сказал, скорее, политика внутри искусства. И сейчас это конкретно видно. Потому что прежде чем мир пришел в это безумное состояние, у людей отбили эмоции. Они этого не заметили, но у них отбили эмоции бесконечным «цифровым татуажем» их зрения. Это тот «татуаж», который не дает пищу для души, для размышлений, для осознания реальности. Это отразилось и на сюжетах.

Возьми фильмы «Чебурашка» или «Джон Уик» – никто не живет там в каком-либо отношении к реальности. Есть персонаж в симулированной, токсичной, социально-агрессивной среде. Не это ли важнейшая часть мировой политической современной архитектуры? Создать у любого человека ощущение бесконечных оставленности, невроза, бессмысленности… – это всё работает на атомизацию общества, на истребление человека как вида. 

Америка здесь даже не играет первую скрипку. Это гораздо более глобальный такой корпоративный проект, по которому человеческий вид должен исчезнуть как подобие Божие. 

И не случайно тот «татуаж» глаз, о котором я говорю, находит отклик и в татуаже тел. Люди перестают осознавать свое тело как нечто, в чем они помещаются. Так же экспрессивно они напяливают на себя безумные, радикальные, клоунские маски – Джокеров, Гаев Фоксов, нацистских ублюдков… И Америка здесь – и двигатель, и жертва одновременно. 

Мартин Скорсезе. Фото: Riccardo Ghilardi/Contour by Getty Images

«ВН»: – Кино отвернулось от нас?

– Назовем это так. И пора осмыслить, чем оно для нас было и чем должно стать. Оно вернется. Аналоговое искусство в принципе сейчас возвращается. Ты знаешь, какой сейчас самый продаваемый формат носителей информации в мире? Это виниловые пластинки. Меломаны поняли, что невозможно слушать музыку на цифре. Так как там музыки нет. Вот и мы будем первыми ласточками ренессанса в Москве.  

«ВН»: – Каверзный вопрос. Что лучше? Чтобы молодежь смотрела аналоговые фильмы развратника Пазолини? Или патриотическое кино про традиционные ценности, но в цифре? 

– В любом случае – Пазолини. Я даже скажу так… Если от Пазолини кого-то будет тошнить, если этот опыт кого-то шокирует, то человек все равно задумается, почему так произошло, и попытается найти антидот в той же сфере – в сфере подлинного авторского искусства.

Пьер Паоло Пазолини

А после цифры человек захочет просто закрыть глаза, ему трудно в принципе будет прийти в себя. Цифровой кинематограф в плоском понимании наших продюсеров является аттракционом, который подразумевает лишь инфантильное удовольствие. От некой рискованной ситуации, которая позволяет испытать забвение, не думать о собственной конечности. Всякий раз, когда мы становимся перед истинным произведением искусства, перед эстетическим открытием, мы очень остро воспринимаем свою смертность – и это является условием нашего контакта с прекрасным. А когда смерть реальных людей, наших предков, превращается в аттракцион – это просто является глумлением над их памятью и над нашим нравственным чувством. Патриотический фильм может быть снят на что угодно… Но для этого нужен язык. А единственный языковой прием, который работает в цифре, – это крупный план. Но в этом крупном плане нет той психологической наполненности, которая есть в крупном плане настоящей кинематографической картины. Это просто носитель информации. Задумавшегося человека на цифру снимать бессмысленно.

«ВН»: – Какой следующий фильм будет в рамках киноклуба?

– В это воскресенье – лучший фильм братьев Маркс «Утиный суп» 1933 года. Билеты можно найти на сайте «Мира искусства». А в дальнейшем, скажем так, я планирую перейти к чистому кинематографу. Это будет кино, которое выражает самую суть, кино как движущееся изображение. Пока не буду говорить подробнее. Ну и будем ориентироваться на инициативу аудитории, конечно.