Алексей Чадаев: «Революционным классом парадоксальным образом является никто иной как бюрократия»

В числе множества прочих популярных авторов, пишущих сегодня о политике и обществе, политолог Алексей Чадаев выделяется, с одной стороны, принципиальностью позиции, с другой – наукообразием мыли и максимально широкой оптикой непредвзятого исследователя. Собственную научную и экспертную активность он совмещает с деятельностью волонтерской, причем вторая явно занимает больше времени. Он занимается подготовкой для российских военных коптеров, машин, масксетей, обучением операторов беспилотников. 

Алексей Чадаев

Недавно Чадаев опубликовал одновременно на своем сайте и в популярном одноименном телеграм-канале серию тезисов о том, откуда и куда идет современная Россия. На взгляд нашей редакции, публикация эта заслуживает пристального внимания. Обсудим ее с автором. 

Из публикации А. Чадаева, тезис № 1: «…Я советский человек, моя родина СССР, и моё мышление сформировано именно советской реальностью; причём, учитывая возраст, именно её длящейся агонией». 

«ВН»: – Вы назвали ваши рассуждения о природе современной России тезисами, но на самом деле это эссе. Оно выглядит, на мой взгляд, в хорошем смысле слова анахронично, потому что в нашем информационном поле последних лет активной научной полемики нет. Пишет свои работы С. Г. Кара-Мурза. «Изборский клуб» собирается. А кто ваши оппоненты в вашей публицистике? Не жалко такие вещи выкладывать просто в «Телеграм»? 

– Это всё-таки не было статьей, хоть вы так настойчиво ведете меня в эту сторону. Мне просто пришла в голову такая сборка, и я ее назвал «тезисы», потому что выкладывал по мере появления, четырьмя кусками. Это потому и оказалось в «Телеграме», что я сформулировал пять тезисов – и выложил, потом выложил еще пять. Так их получилось двадцать. 

Алексей Чадаев

«ВН»: – Тем не менее эта выкладка похожа на часть какой-то более серьезной работы. Есть первая часть как преамбула, потом положения теории. Но кончилось всё несколько лирическим выводом. Такое чувство, что вы умолчали о каких-то более грустных выводах. 

– Разумеется, в замысле эта первая часть заканчивалась точкой с запятой. Но сейчас у меня ритм жизни такой, что я – между полигонами, зоной СВО, какими-то очень дальними командировками. Прямо сейчас, после нашего разговора я полечу на Сахалин. Я не могу предсказать, когда будет момент, окно, когда будет чуть больше времени для этой работы. Может быть, это будет Новый год. 

Цитата из поста в «Телеграм»: «Мой знакомый меня спросил: «А вот зачем ты занимаешься волонтёрством в частном качестве? Все эти сборы, коптеры, машины, масксети и прочее. Мог бы легко занять позицию в каком-нибудь ОНФ и делать то же самое в куда бОльшем масштабе, чем так вот самопалом». А я ему ответил: решает не масштаб. Решает доверие и личная вовлечённость. Когда каждая женщина, которая плетёт сетки, точно знает, что результаты её работы спасут чью-то жизнь, и каждый айтишник, ставящий и настраивающий софт на планшет к коптеру, понимает, кто и зачем будет пользоваться его работой». 

«ВН»: – Один из ключевых ваших терминов, которые вы используете, – «перманентная революция». Я так понимаю, это и понятие Маркса и Энгельса, и его интерпретация Троцким. Но у классиков марксизма эта идея завязана на пролетариат. А кто сегодня тот новый класс, который стал двигающей силой этой перманентной революции, в парадигме которой, по вашим словам, до сих пор живет Россия? 

– Напоминаю, у меня в тексте – не просто «перманентная революция», у меня «стиль управления как перманентная революция сверху». То есть я описывал скорее практику советского и унаследованного российского госуправления. У нас основной революционный субъект, генератор, производитель этой революции – это власть. И соответственно революционным классом парадоксальным образом является не кто иной, как бюрократия. Причем не вся. Я четко разделяю часть бюрократии, которая все время производит революции, и ту часть, которая все время этому противостоит. 

Цитата из поста в «Телеграм»: «… есть страна, а есть государство. Государство само по себе эту войну выиграть не может, оно вообще на это не способно, у него нет такой опции. Страна – может, но ей для этого нужно такое государство, которое, наоборот, способно. Проблема, однако, в том, что снести это государство и организовать по-быстрому взамен него более годное — такой опции тоже нет; доказано ещё в 1917-м. А значит, единственный способ – брать то, которое есть, и дорабатывать напильником, по известной инструкции из анекдота».

«ВН»: – Что в данном контексте можно считать революционным процессом? Подсиживающих друг друга чиновников? 

– Да если бы подсиживающих! Если бы речь шла только за какие-то места или потоки. Нет, речь идет о непрерывной перетасовке самих моделей управления. То есть когда что-то, что вроде бы работало, вдруг убирается, а на его месте с нуля строится что-то новое, как если бы мы были на голой земле. Каждая новая приходящая, например, внутриполитическая команда просто в АП вместе с собой приносит новую парадигму внутренней политики. 

Из публикации А. Чадаева, тезис № 3: «…СССР по сравнению с нынешней РФ был куда более сложной, умной и масштабной системой. Её трудно оценивать даже из логики «конкурента», поскольку этот самый «конкурент», то есть Запад, по многим критериям откровенно не дотягивал до своего визави. В этом смысле я отвергаю тезис, что Запад будто бы победил СССР в холодной войне; мне ближе версия, что СССР, увы, «победил» себя сам. И в своих исследованиях (точнее сказать «расследованиях») я копаю именно в эту сторону». 

Мы при одном и том же Путине уже жили в трех парадигмах внутренней политики. Сурковской, володинской и кириенковской. И они отличаются друг от друга весьма сильно. 

«ВН»: – Перманентная революция, насколько я помню, в первую очередь не останавливается на выполнении исключительно демократических задач. Значит ли это, что ее задачи не совсем политические? В этой модели демократия как-то уже реализована через эту бюрократию? Бюрократия – это ж тоже народ, это не аристократия. 

– У нас демократия реализована весьма своеобразно. Она реализована как рейтингократия. Одним из главных органов управления, хоть это и не так очевидно, является, как ни смешно, ВЦИОМ. Этот самый ВЦИОМ регулярно снабжает начальство некоторыми представлениями о том, чем живет и дышит прямо здесь и сейчас страна. И начальство, исходя из этих данных, довольно сильно корректирует свои решения. В большой степени на них опирается и страшно боится оказаться в контрапункте. 

Из публикации А. Чадаева, тезис № 4: «СВО вскрыла интересную деталь: судя по всему, многие (включая, между прочим, даже деда Байдена) думали и думают, что финальной точкой этого процесса станет в том или ином виде восстановление СССР или какая-то его версия 2.0. Ловят эти признаки и искренне негодуют, когда вдруг обнаруживается, что РФ и дальше остаётся самой собой, то есть всё той же постсоветской, перестроечно-ельцинско-олигархической РФ, где фигура Путина не более чем симулякр такой реставрации…». 

«ВН»: – Как вам видятся во всей этой модели социальные лифты? Может ли маленький чиновник из города N, Акакий Акакиевич, дослужиться до определенного ранга, быть замеченным и попасть в элиту? Или все же вы склоняетесь к такой пелевинской полуэзотерической модели? 

– Не так и не так. Понимаете, сам модный и всеми используемый термин «социальные лифты» является указанием на наличие проблемы. Проблема состоит в том, что индикатор эффективности любой модели госуправления – это эффективность ее системы кадрового отбора, в результате которой наверх попадают лучшие. Но я бы сказал, что кадровый отбор – это технология. Технология сама по себе достаточно сложная, требующая целой науки, методического обеспечения. Чтобы кадровые машины государственные работали на эту задачу. 

Из публикации А. Чадаева, тезис № 20: «…концептуальный «обвес» остался пусть подрихтованным, но ленинским, а организационная модель, как ни парадоксально, троцкистской: власть как перманентная редколлегия, а управление — как перманентная революция сверху. Даже крушение СССР произошло в рамках этой же модели, и мы из неё не выбрались, кстати, и по сей день. Да, это то, что плохо понимаем про себя мы, но прекрасно знают о нас наши враги – и в данный момент это наша ключевая слабость».

А у нас такой роскоши нет – возможности завести себе машинку кадрового отбора, которая бы работала именно как машина. Поэтому у нас все это делается вручную. Весь кадровый отбор организован вручную. И критерии, по которым люди попадают наверх, достаточно произвольны. Нельзя сказать, что есть какой-то алгоритм, руководствуясь которым ваш Акакий Акакиевич может куда-то подняться и куда-то дослужиться. Это алгоритм лотереи. То есть ему может подфартить, а может почему-либо не подфартить. И то, и то не исключено.