7 ноября мы вспоминаем Небесный СССР

Седьмое ноября уже давно не является праздником официально, но в народном сознании это мало что изменило: не праздничный, день этот остается особенным. Почему так вышло?

Особенный он, кстати, не только для коммунистов. Для их противников – тоже, например, любо-дорого посмотреть, как пыжатся монархисты, пытаясь поспорить с беспощадным ходом истории. Но интересно, что и для людей, мало отношения имеющих и к левому движению, и к реликтовым монархистам, на подкорке каким-то образом этот день – необычный. Не такой, как прочие. Более того, это касается не только людей, которые выросли при СССР, но и людей совсем молодых, родившихся уже на развалинах империи. И это феномен, которому сложно найти объяснение.

Во-первых, конечно, выходные. Много лет седьмое ноября было выходным днем, и когда в постсоветской России этот день перестал быть праздничным, у властей, конечно, не было варианта просто ликвидировать праздник, не придумав никакой альтернативы. И альтернативу нашли, 4 ноября, День народного единства, совершенно искусственный, не имеющий прочных привязок и ассоциаций в народном сознании. То есть для историка привязка понятна, а для обывателя нет.

Советская власть вообще была завязана на мощную символику. Взять хотя бы красный флаг с серпом и молотом – редкой силы художественное высказывание, оказывавшее влияние на весь мир. До сих пор, впрочем, оказывающее, до сих пор узнаваемое. Седьмое ноября, цифра семь, старинный праздник Осенние Деды, кладбищенское поминовение усопших предков – все это, в сущности, тоже яркие штрихи, дополняющие эмоциональную привязку к этому дню. Впрочем, конечно, это формирует определенные коннотации, но не является главным.
Седьмого ноября (25 октября по старому стилю) 1917 года произошел, как бы ни хотели обратного монархисты, не просто государственный переворот, а переворот мировой, неумолимо изменивший ход времени и оказавший влияние на весь мир. Из конструктивных преобразований подобного масштаба можно назвать только победу над фашизмом в 1945 году. Победа, впрочем, является неоспоримо благим преобразованием, а революция – дискуссионным, и споры вокруг него до сих пор ведутся. Одни несут гвоздики к крейсеру «Аврора», другие с пеной у рта доказывают, что произошло нечто чудовищное.

Не произошло ничего чудовищного. Произошла революция, исторически обусловленная ситуацией, которая сложилась к началу двадцатого века и была усугублена последствиями Первой мировой войны. Впрочем, не было бы войны – революция все равно произошла бы, возможно, позже, возможно, в немного других декорациях. Однако была она практически неизбежна. Сочетание застарелых проблем, никак не решаемых властями и постепенно назревающих до ситуации кризиса, и слабого безвольного царя – это революционная ситуация. Примерно то же самое произошло во Франции в конце восемнадцатого века. Слабый правитель – это совершенно не обязательно катастрофа и почва для переворота, но при наличии масштабных проблем, вызревающих уже какое-то время, – пожалуй, обязательно. Да.

Вернемся, впрочем, от дискуссионной темы, о которую не первый год ломают копья историки, к более ясным и простым вопросам: почему же седьмое ноября через тридцать лет после развала СССР остается знаковым днем для русских?

Предположить можно только одно. Что Россия, потрепанная в девяностых, растерявшая земли, переставшая быть одной шестой частью суши, все же остается в каком-то смысле Советской империей. И мы, россияне – мы не прекращаем быть советскими людьми, покорителями космоса, имперцами.

Перестав существовать юридически, потеряв пятнадцать республик, СССР существует. Небесный СССР, подобный Китеж-граду, неотменимый, существующий на подкорке сознания у россиян.

И потому, конечно, мы празднуем день основания нашей советской империи, которая непременно возродится еще в сиянии и славе.

Как же иначе.