Игорь Манцов о современном КВН: «Опасная тропа, которую проложили для тебя старшие товарищи»

Две вещи по-настоящему изумляют. «Звёздное небо и нравственный закон». Это искренние упования экспертов с общественностью на улучшение качества игры футбольной сборной в процессе регулярных тренерских перестановок, а также всё возрастающая сервильность участников телевизионного КаВээНа. 

Вытолкали с тренерского поста одного мощного руководителя, поставили амбициозного другого, но мяч, инициатива, игровой ресурс – всё равно были у словаков. И даже единственный гол, пускай в свои ворота, забили тоже они. А ведь перед этим телевизор множество недель пыхтел, разбирая потенциал перемен при Карпине. Я урывками смотрел невозможную, травмоопасную для психики игру и задумывался: а, может, экспертные упования последних десятилетий всё-таки неискренние? Сошёлся с самим собой на следующем: пускай одни скверно играют, пускай другие бессмысленно ротируют тренеров, но зачем же столь бессовестно имитировать мыследеятельность вроде бы компетентным говорящим головам, безосновательно предполагающим радикальные изменения всего лишь по факту смены символического «отца»?

На территории «КВН» уже в принципе не осталось шуток, которые не основывались бы на подхалимаже в адрес «Александра Васильевича», «Юрия Соломоновича» и прочих «многоуважаемых членов жюри». Замечательный некогда ведущий ещё советской закалки напоминает теперь Карабаса-Барабаса, собирающего с подневольных персонажей налог в виде лести и заискиваний.

«Отдадут или не отдадут нам победу?!» – это главный вопрос теперешних кавээнщиков. Причём чтобы отдали, им нужно весь свой игровой отрезок канючить об этом в режиме самоуничижения. Однако, самое интересное здесь то, что сервильность-то не спонтанная. Она же кем-то бережно прописывается, а потом, подозреваю, в поте лица репетируется/шлифуется. Любопытна в связи с этим психология отцов/матерей из жюри, перед которыми эти как бы шкодливые, но послушные дети по очереди лебезят в надежде на родительское поощрение. А в особенности интригуют, как и в случае с футбольными аналитиками, психические издержки. Почти что многосерийная концептуальная драма: кто лучше поговорит на тему «почему нам не отдают победу; отдайте нам, наконец, победу», – того и будет пресловутая победа.

Такие мысли неожиданно посетили при просмотре начальных эпизодов компактного сериала сценариста/режиссёра Натальи Мещаниновой и креативного продюсера Бориса Хлебникова «Пингвины моей мамы». Забавно, но тут зачем-то случилась семейственность, как она была представлена некогда и в КаВээНе: трезвый/умный Хлебников словно продавил на центральную роль своего юношу-сына. Сын играет симпатично, однако всё равно остаётся ощущение, что нас дразнят, потому что мы же не видали других вариантов, а они, возможно, были бы заоблачными. Мещанинову я запомнил по примечательной кинокартине «Комбинат ”Надежда”». В «Пингвинах…» пока что привлекла внимание следующая коллизия.

15-летний москвич Гоша столкнулся с тем, что его родная мама активничает на ниве добра: практически в конвейерном режиме усыновляет/удочеряет одного ребёнка за другим. По первым эпизодам кажется, что её подлинным, естественно, неосознанным мотивом является создание себе, мужу и сыну невыносимых проблем.

Происхождение этого её специфического мотива пока что не объяснено. Так или иначе, мама транслирует идею добрых дел любою ценой, в частности, неустанно штрафует своих деток за нецензурные и просто грубые выражения. Гоша, которого новоявленные братья и сестра, но в первую очередь именно мать, поддавливают в бытовом плане, отправляется в стендап-клуб, где принимается компенсировать речевую несвободу матом и речевым поносом, стремительно получая некоторую известность. Хотя гораздо интереснее то обстоятельство, что Гоша деформирует реальность, возгоняя частные, счётные случаи – до больших серий и до тенденций. 

Например, первое его триумфальное выступление, за которое он был назавтра жестоко бит одноклассниками, увидавшими это в сети, было сымпровизировано на основе всего двух случаев, которые Гоша случайно увидал в школе: мальчик и девочка мучились животом. По словам же Гоши, «обосрались» в школе абсолютно все, кроме него. Или другое, но сходное: девушка-стендапер, которая взялась Гошу опекать и закономерно приворожила его, достоверно переспала только с одним красавчиком из их компании, который, как видно, к ней равнодушен. Однако, из стендап-выступлений злоязыких её товарищей следует, что она подстилка для всех, и в это вынужден поверить Гоша, который сам – мастер бездоказательных «серий». Итак, мама методично набивает дом реальными детьми в количестве, агрессивно требуя к ним почтения от родного сына, и тогда этот добродушный по природе юноша принимается в свою очередь умножать сущности, но в речевом пространстве, которое, впрочем, невидимо соединено с трёхмерным. 

Судя по комментарию Натальи Мещаниновой, она трактует собственный сюжет более традиционно, не замечая чудесно открывшихся возможностей: «Что зацепило меня в этой истории? То, что человек свои драмы и переживания может транслировать через юмор. И выдавать его с точки зрения иронического восприятия его жизни, и таким образом спасать свою психику. Из человека обиженного ты становишься человеком наблюдательным и выходишь за рамки конфликтной ситуации, пытаясь переосмыслить ее с точки зрения иронии. Это помогает тебе выйти за пределы своей личности. Чтобы написать хороший стендап, надо очень мощно поработать аналитически. И не только над тем, чтобы это было смешно, а вообще быть человеком, который очень тонко подмечает разные вещи. Чтобы быть смешным, нужно взлететь над своей обидой и злостью, и это спасает».

Автор, таким образом, психологизирует и даже морализирует, а ведь уже состоялось – получается, ненароком – сильное открытие иной природы и другого порядка. Обидно, но, может, что-нибудь изменится в оставшихся сериях: «Пингвинов…» дают очень дозировано, по серии в неделю.

Какова, если отбросить частности, связь между тремя вышеизложенными сюжетами? Мерцает символическая фигура своенравного «отца» (в «Пингвинах…» под видом матери), который своими даже и поражениями (главный тренер) или своими очень давними победами (Александр Васильевич, Юрий Соломонович), наконец, своей патологической «добротой» (сериал Н. Мещаниновой), – провоцирует младшеньких на истерическую речь. Вот именно: так называемые «шуточки» Гоши никакой не юмор, а истерика.

«Можете ли вы уклониться от тропы, которую для вас проложили ваши близкие? Нет. Ваши мысли и ваши поступки навсегда зафиксированы в их терминологии» (Карлос Кастанеда). Пока что симпатично сделанные «Пингвины…» добросовестно, но малоизобретательно описывают нашу текущую реальность. И за то спасибо, но от талантливых и незапятнанных авторов хочется большего.     

Кастанеда, кстати же, духоподъёмно продолжает: «Всегда, когда прекращается внутренний диалог, мир разрушается, и на поверхность выходят незнакомые грани нас самих, как если бы до этого они содержались под усиленной охраной наших слов». Смотри первую цитату, сопоставляй и договаривай последнюю правду: «…под усиленной охраной их терминологии». Гоша с этого ракурса уже и не положительный, не симпатичный, как в один голос аттестуют его авторы, а монстр и маньяк из маниакального же сюжета (таковым его придётся признать, если не последует изящное объяснение маминого «серийного поведения»). В любом случае ждём продолжения/окончания с нетерпением и надеждой: мои давние добрые слова в адрес режиссёрского дебюта Мещаниновой возникли не на пустом месте.

Автор: Игорь Манцов