«Я представил, что буду этим до пенсии заниматься». Как инженер бросил нефтяную компанию и стал священником

Тума – маленький городок в Рязанской области: заброшенная станция узкоколейки, кривоватые домики, «Пятерочка» с «Магнитом» как центр цивилизации и белый храм. Словно корабль, словно белое чудо, словно его телепортом отправили сюда откуда-нибудь из Санкт-Петербурга.

– Я в детстве даже не знал, что в Рязани есть храмы. Я думал, что храм – он вот, в Туме. Позже, конечно, увидел храмы в Рязани, и они были какие-то другие, маленькие что ли. По сравнению с этим практически все храмы маленькие, кроме, может быть, соборов Санкт-Петербурга, – говорит здешний священник Михаил Митрохин.

Мы сидим на кухне гостевого дома при церкви после службы, пьем чай. Отец Михаил – человек еще молодой, с классическим интеллигентским произношением, мягкой, словно извиняющейся улыбкой. При этом храме он вырос: бабушка его мыла здесь полы и он проводил с ней большую часть времени. Со временем храм и вообще религия стали занимать огромное место не только во внешнем его мире, но и во внутреннем. В подростковом возрасте, впрочем, от этого он отошел, закончил светский вуз в Рязани – мехмат. Параллельно с этим вернулся в религию, но пока не думал о том, чтобы связывать с ней жизнь.

– Видимо, нельзя так долго находясь рядом, уйти насовсем. Потом начнётся тоска. Вот почему я в принципе за то, чтобы с младенчества дети пусть даже внешне к храму привыкали. Потом всё будет безвкусно без этого. Вкусивши хорошего вина, никто не станет пить плохое. Понимаете, всё кажется бодягой. Этот вкус надо прививать, эстетику надо прививать. Храм – это прежде всего хранилище, прежде всего… Помимо духовного пути, который можно не разглядеть в храме без усилия… Ну а еще это культура, гармония, некоторый опыт попытки выразить внутреннее во внешнее. Ну как искусство это выражает.

– А как вы вернулись? – спрашиваю я.

– Вообще вернуться и вообще к христианству прийти можно только через встречу с человеком, с носителем. То есть христианству невозможно научиться, им можно только заразиться. Поэтому мне повезло: мне попался человек, который действительно дал ответ на мои вопросы подростковые. Как у Высоцкого –в церкви всё не так. Я в нём увидел просто инаковость. К жизни, к миру… Христианство –это инаковость.

После вуза будущий священник работал на нефтезаводе в Рязани. Потом перешёл в Москву в головной офис транснациональной нефтяной компании.

– А потом мне там стало так нехорошо…

– Почему?

– Почувствовал, что это всё ерунда какая-то – то, чем я занимаюсь каждый день с 9 утра до 6 вечера. То, что нужно имитировать работу в офисе. Я был самый настоящий, как это называется, офисный планктон. Open-air, KPI, оперативки, все эти бесконечные сводки. В какой-то момент я представил, что вот буду этим до пенсии заниматься. И чуть с 17 этажа не выпрыгнул. Тут резко нужно было нажать стоп-кран. Это очень тяжело, потому что у меня же трое детей к тому к моменту было. Тяжело именно организационно. Взять и куда-то рвануть. Но в этот момент это всё уже отключается. Сейчас я уже думаю – как это могло вообще так получиться? Человек – это такое существо: постоянно переживает спады, падения, подъёмы, восхождения… Потом на следующем этапе уже начинаешь думать: как же ты так решился? Там контракт был в условных единицах, а здесь вот бананы принесли – хорошо. Сегодня вот на службе народу много было, завтра там казначей отчитается, может, дверь закажем…

Бананы, печенье, которые мы едим – это все действительно принесено прихожанами.

– А как жена приняла ваше решение?

– Мне очень повезло – у меня удивительная супруга. У нее удивительное умение принять вообще всё. Не обвинять, никогда недовольство не высказывать… Я не знаю, как у неё это получается. Я бы с собой не смог жить. Я не очень хозяйственный человек. Больше теоретик, чем практик. Не всегда могу решать бытовые вопросы… Ну кран я там могу поменять, но не больше. Я понимаю, что быть с детьми, с семьёй – это очень важное качество мужчины. А я, знаете, математик, у меня первое образование – математическое. А математики – это, знаете, такие непрактичные люди…

В Туму отец Михаил вернулся восемь лет назад. Уже священником, со вторым высшим образованием. Поначалу он попытался устроить революцию – отменить «торговлю в храме». Это известная история, когда сорокоуст обходится в одну сумму, панихида – в другую, и все эти расценки, хотя и меняются от храма к храму, носят фиксированный характер. Однако неожиданно он столкнулся с «сопротивлением снизу».

– Во-первых, против оказались бабушки, которые всю жизнь за этим смотрят. Но это бы ладно… Сами прихожане запутались. Если человеку говоришь, что жертвовать надо по желанию, он начинает думать: не много ли я дал, не мало ли? Потом стоит на службе, и эти мысли его не отпускают, потом он на исповеди на это жалуется…

Торговля в храме оказалась самоподдерживающимся механизмом, отменить который «сверху» сложно. Впрочем, малоимущие все же имеют возможность бесплатно крестить ребенка или отпеть умершего.

Коронавирусная эпидемия сократила число людей, приходящих на службы. Некоторые приходят в масках и не целуют чашу во время причастия, другие верят в Господне чудо, и, как утверждает отец Михаил, за все это время никто не заразился. Это сложная и тяжелая тема. Впрочем, на утренней службе в храме людно, и осенний свет проникает через высокие окна, освещая полудетское лицо Богородицы на внутренней росписи.

Фото предоставлено автором