Во имя фаянсового унитаза

Я эту историю уже излагал, но хорошее – повтори.

Сразу после курса молодого бойца меня перевели в кадрированную часть, располагавшуюся в лесу, километрах в двадцати от города. Нашей задачей было охранять подземные склады с танками и всевозможным армейским барахлом и быть готовыми в случае чего обеспечить быстрое разворачивание подразделения в полном объеме.

Часть эта – ну кадрированная же – была совсем небольшой, буквально семь зданий. Три казармы (танкисты, саперы, артиллерия), столовая, котельная, КПП и сортир. Как все это было построено после войны, так оно и сохранилось, и хотя вода в казармы и столовую приходила по трубам, на сортир такой роскоши не хватило.

Сортир был бетонным, на десяток очков, находился на задворках, не было в нем ни света, ни смыва, естественно, все в яму. Дойти до него зимой было непросто – потому что солдатики редко вообще совались внутрь и делали свои дела по дороге. Потом оно все замерзало и идти приходилось в темноте, по кривой тропинке, среди куч замерзшего говна. Доходили не все.

Когда ударяли особенно сильные морозы, вынимать задницу под пронизывающий холодом ветер было себе дороже. И таки приходилось искать укрытие в гостеприимных стенах, но там были свои опасности – как все было вокруг загажено, вы себе, думаю, представляете, плюс темнота. Плюс, растопыриваясь над очком и пытаясь не упасть во всю красоту, надо было еще снять и – обычно зубами – держать шапку, потому что могли и сорвать в темноте. У нас, молодежи, шапки были новенькие, и кто постарше сроком службы – мог возжелать заменить свою, замасленную и потертую, на свежачок. Да и вообще, шапки терялись, воровались… а по уставу положено, и в армии все как в жизни: не у тебя украли, а ты проимел.

Чтоб не проиметь, шапку надо было беречь и в самом интимном процессе. В общем, каждый поход по большому, зимой особенно, превращался в испытание мужества и стойкости.

Спустя два, что ли, месяца – зимних месяца! – нам, молодым, доверили наконец выйти в город в патруль (до того только наряды на охрану складов, казарма и кухня), выдали оружие, сопровождающего летеху, отвезли в город – и мы пошли на улицы. Мороз был за сорок, летеха мудро рассудил, что в такой холод ни один самоходчик носа в город не покажет – а если и покажет, то герой и нечего его щемить, – и ушел к своей бабе. А нас на период патрулирования сгрузил в ОВД до конца патруля.

И вот там я впервые за два месяца в лесу – и за три армейских – присел в тепле на белый фаянсовый унитаз. Не держа в зубах шапку, не подворачивая полы шинели, чтоб не обоссать – шинель висела на уютных плечиках в дежурке, не в темноте, не в вони… Подтираясь не газетой, а нормальной туалетной бумагой…

От усталости и разморившись, я на том унитазе просто ненадолго уснул. А проснувшись, получил инсайт: реально понял, что значит ЦИВИЛИЗАЦИЯ.

И что она значит для меня лично.

И что она значит для всех, в общем-то.

Потом подобных случаев было еще несколько, но в итоге я уяснил одно: в конечном счете, цивилизация – это возможность посрать в тепле и безопасности.

И что варваров побеждают не пушки, но фаянсовые унитазы.

И, возможно, это более действенное оружие. Варвар, привыкший к элементарным бытовым удобствам, уже не варвар. Он сделал первый шаг – и будьте уверены, он уже не остановится.

Теперь внезапно вспомним Наполеона.

Сторонник, защитник и строитель империи, он однажды выразился вполне исчерпывающе: «Империя – синоним порядка».

Понимать это следует совершенно прямолинейно: любая существующая империя – как огромный слаженный механизм – является основной частью пространства, организует его в соответствии со своими возможностями и амбициями, перестраивая и формируя его под себя. Сам факт существования империи – гарантия того, что несущая конструкция фирменно выверена и намного безопаснее в целом, чем кустарные поделки меньшего масштаба, сохранность которых ничем, в общем-то, не гарантируется.

Конечно, конструкция далеко не всех империй выдерживает проверку временем и империя того же Наполеона тому пример. Усталость конструкции, неграмотное и недальновидное управление, переоценка – или наоборот, недооценка – своих возможностей и возможностей противника, более грамотная игра того самого противника и т. п.

Но, в общем и целом, причиной крушения любой империи является ее моральное устаревание. Время идет вперед, самодовольная империя остается на месте, полагая, что ей ничего не угрожает – и в итоге может слинять буквально в пару лет. Примеров тому масса, от Римской или Османской империи до Австро-Венгрии и РИ.

Тут надо отметить, что Российская империя, развалившись, на самом деле просто поменяла кожу и очень быстро восстановилась в виде уже СССР. Причем эта реинкарнация была уже гораздо более современной и отвечала вызовам времени куда адекватнее, чем РИ. Впрочем, длилось это не так долго, и СССР наступил на все те же грабли.

Однако скоро только сказка сказывается. Мы, насельники империи, можем-таки надеяться, что это тоже была реинкарнация, и теперь в новые мехи наливается все то же старое доброе вино, но уже, так сказать, по-иному процеженное.

В противостоянии империи и варварства я, конечно, на стороне империи не только потому, что это порядок, но и потому, что это цивилизация. Империя может выжить только при условии, что гарантирует своим гражданам и входящим в нее территориям определенный цивилизационный уровень, который выражается и в соблюдении прав и законности, и в защите от посягательств на всех уровнях, и элементарный бытовой комфорт – по крайней мере, на возможном и адекватном моменту уровне.

Империя – это образование, безопасность, здравоохранение, устойчивая экономика, цивилизация.

Империя – это фаянсовый унитаз в теплой и хорошо освещенной комнате.

Она может это себе позволить.

Это и есть небольшая цивилизационная победа.

Учить мигрантов языку. Показывать им, как устроена цивилизация. Давать понять, что дикость вовсе не неизбежна. Это бремя белого человека – такова изначальная киплинговская цитата, и он именно об этом – на своем, конечно, уровне, гораздо более жестком, но об этом.

Цивилизованный человек просто обязан распространять цивилизованность всюду, куда только может дотянуться. В конечном счете от этого зависит и его личное выживание. Если не цивилизовать бушующее вокруг море дикости, оно неизбежно затопит.

Россия – которая сама, честно говоря, вовсе не так цивилизованна, как бы мне того хотелось, – окружена по периметру территориями, цивилизационный градус которых и того меньше. Половина этих новеньких стран – хтонические дикие поля, внезапно и неожиданно для себя оказавшиеся в статусе государств после распада империи Советского Союза.

Разумеется, это новое и непривычное состояние быстро вошло в противоречие с историческими данными, фактическим отсутствием возможностей и способности к адекватному управлению, низким уровнем цивилизованности граждан, всевозможным местным разнообразием, всякого рода клановостью, религиозными и сословными предрассудками… В общем, с виду приличные государства на самом деле являют собой прогнившие и абсолютно неустойчивые муравейники, готовые расклеиться в любой момент по той или иной границе.

Эти границы давно – и порой успешно – нащупывают самые разные акторы.

Их много, они довольно последовательны и целеустремленны.

Наша же с вами империя в отношении этих квазигосударств, которые были когда-то ее частью, имеет, по уму, только одну цель: снова так или иначе включить их в свою орбиту. Политически, экономически, духовно, культурно, географически, в конце концов – но эти территории должны тяготеть к империи.

А для этого – населяющие их люди должны тяготеть к империи.

И это нормально, инстинктивное желание людей кучковаться обусловлено дарвинистской теорией, или, как сказал поэт, горе одному, один не воин.

Индивидуализм – порождение, кстати, цивилизации – возможен только в условной Стране белых унитазов. Этаком Китеже, где все уже хорошо и социум может позволить себе быть разобщенным, поскольку на страже каждого его члена стоит сверхсоциум – империя, ее законы, ее армия, ее экономика и ее цивилизация.

Проворачивание через Россию сотен тысяч мигрантов – вопрос не только недостатка рабочих рук в стройкомплексе. Варвар, побывавший в Риме, сам становится немного римлянином. Варварства в нем уже меньше. Сто тысяч варваров, побывавших в Риме, изменят свою Варварию – не без участия Рима, конечно.

Плюс ко всему изымание из какого-нибудь нищего Таджикистана лишних рабочих рук, возможность дать людям и заработать, и посидеть на белом унитазе снижает вероятность их радикализации на местах и возникновения очагов напряженности на наших с вами границах. Контроль распространения того же радикального ислама куда проще осуществлять в максимальном отрыве от источников.

Все эти долгие планы и дальние цели, как я уже не раз говорил, не отменяют целей ближнего плана, обязанности империи заботиться о собственных гражданах в первую очередь, защищать их от беспредела, который естественным путем могут нести с собой некоторые из варваров, криминала и распространения всевозможных коррупционных схем.

Но все это относится не только к мигрантам. Кроме них в России существуют и внутренние варвары – диаспоры, криминальные сообщества (не обязательно этнические), угроза внутреннего терроризма, чиновничий беспредел, культурное вырождение и т. п.

Всё это вызовы, которые возникают естественным путем. И это вызовы, которые мы – никуда не денемся – обязаны будем принять и преодолеть.

Но мы это сделаем.

И да поможет нам Белый фаянсовый унитаз.

Аминь.