Россия – Украина: этническая принадлежность решает не всё

3 года назад

Обсуждение статьи Владимира Путина об украинском вопросе, состоявшееся в «Бункере на Лубянке» 22 июля этого года, оставило после себя двойственное впечатление. Отрадно, что у нас есть такие специалисты, как Герман Артамонов, способные трезво и доходчиво рассказать об истории вопроса от Киевской Руси до наших дней. Печально, что российская патриотическая публика по-прежнему смотрит на этот вопрос сквозь туман самоутешительных, если не шапкозакидательских мифов.

Вот центральный вопрос, связанный со статьей президента: русские и украинцы – это один народ или разные?

Любая дискуссия на эту тему обязательно будет иметь схоластический оттенок, от которого можно избавиться, лишь переведя разговор в практический план: а вы, собственно, зачем интересуетесь? Если мы как государство намерены вести дела с Украиной в ее нынешнем территориальном составе и правовом статусе, то этот вопрос для нас совершенно неактуален: народы «дружат» и враждуют независимо от степени близости их языка, культуры или исторической судьбы. Сербы и хорваты были «братскими народами» в югославскую эпоху, злейшими врагами в последующее время, а в будущем, может быть, станут союзниками в рамках НАТО. С китайцами – максимально далеким от русских народом – мы когда-то дружили, потом враждовали, а теперь опять дружим.

Но если нельзя абсолютизировать отношения народов друг к другу, то ведь и объективность существования народов как таковых – под большим вопросом. Профессор Артамонов верит в то, что народы действительно существуют, однако с либеральной, индивидуалистской точки зрения реальна лишь человеческая личность, а вот общность людей, именуемая народом, есть не более чем «конструкт». Допустим, мы принимаем эту точку зрения – так получится даже нагляднее. Понятие «конструкта» подразумевает, что национальную идентичность можно конструировать и деконструировать, как этого захочет государство или иная внешняя сила. Пусть так, но, обращаясь к практике, мы видим, что эти конструкты имеют неодинаковую укорененность, неодинаковую устойчивость.

Нужно признать, что русские – не самый укорененный конструкт. Например, русские вне России не образуют диаспор, из рук вон плохо защищают свои права там, где они в меньшинстве. Но в паре «русские/украинцы» русские – это, можно сказать, доминантный этнический ген. Поэтому целенаправленные усилия по конструированию/деконструированию в этой паре дают совершенно не симметричные результаты.

Например, украинские власти после тридцати лет украинизации в эпоху независимости (это если еще не считать оголтелую раннесоветскую украинизацию) до сих пор вынуждены бороться с вездесущим русским языком, который многие украинские политики так и не смогли искоренить даже в своём семейном обороте. А между тем, украинец, переезжающий в Россию, тут же утрачивает всякую потребность в украинском языке, украинской прессе, украинских школах. Тут же становится русским, если он сам желает обозначить себя как русского. Более того, 2014 год показал, как украинская идентичность мгновенно отвалилась в целых регионах, стоило им выйти из-под политического контроля Украины.

Эти примеры возбуждают определенную надежду на реализацию иного практического подхода к украинскому вопросу, который можно мягко назвать «переформатированием Украины». Как показала дискуссия в «Бункере», многие российские патриоты искренне убеждены в том, что весь украинский суверенитет держится на горстке этнонационалистов, которые тут же разбегутся, едва только в Киеве появятся «наши танки».

Мне кажется, что это вредная иллюзия. По крайней мере, это тот вопрос, в котором этнический подход показывает свою ограниченность. Может быть, это проще понять, если вспомнить, что Россия ведь и сама не является этноцентрическим государством и, таким образом, взаимодействует с Украиной не как «русские» с «украинцами», а в несколько более сложном режиме.

В позднем СССР бытовала такая присказка: «Дайте мне в аренду один метр государственной границы». Территории, отделившиеся от СССР/России, получили не метры, а сотни километров границы.

Распорядиться этими километрами можно было по-разному: сесть на транзитные потоки, закрыть глаза на контрабанду или превратить страну в рай для автоугонщиков. Как бы то ни было, суверенитет (а контроль над границей – лишь одна его часть) подарить просто, а отобрать гораздо сложнее. Суверенитет имеет механизм самоподдержки, что мы ещё четче видим на примере Белоруссии, уж совсем никак не напоминающей «заграницу». И никакая апелляция к гуманитарным ценностям, таким как общность языка или истории, сама по себе не сможет перебить материальных интересов заинтересованных категорий граждан. В самом деле, ради собственного метра границы многие были бы готовы выучить хоть тагалогский, хоть табасаранский – или хотя бы попытаться.

Что это за категории, например, в Киеве, городе в основном русскоязычном, исторически вполне «нашенском», но в пророссийских симпатиях не замеченном? Во-первых, это чиновничество, которое вовсе не хочет понижения своего статуса до областного уровня. Во-вторых, это правоохранители и их клиенты, у которых в независимой Украине всё схвачено, а будет ли всё так же хорошо схвачено под рукой Москвы – неизвестно. В-третьих, это бизнесмены, которые боятся прихода денежных и зубастых российских конкурентов. В-четвертых, это местная интеллигенция – историки, производители культурного продукта, переводчики, преподаватели украинского языка, которые понимают, что после гипотетического воссоединения с русским миром спрос на их услуги будет гораздо ниже. В-пятых, это многие простые граждане, которые опасаются, что в случае воссоединения с Россией к ним потянутся нежелательные для них переселенцы, например, с российского Северного Кавказа. Все эти люди могут быть, а могут не быть украинскими националистами, могут чтить или презирать пресловутый культ Бандеры, но у них есть объективные общие интересы. И если Россия хочет единства с Украиной или с ее существенной частью, то ей потребуются аргументы посильнее векового братства народов и защиты русского языка.

Россия должна предложить украинцам сверхвозможности, которых они лишены в рамках отдельного государства. Сверхпроект, участвовать в котором было бы выгоднее и престижнее, чем поливать свой скромный садочек. Но реально ли это сейчас? Есть ли такие сверхвозможности у самих россиян? Увы, пока тут ничего конструктивного сказать нельзя.

Возможны, конечно, и варианты «от противного». К примеру, если бы Европа оказалась как-то особенно неласкова к Украине – скажем, потребовала бы от нее разместить на своей территории миллион разноцветных мигрантов. Или если бы государство на территории Украины пришло в такое расстройство, что люди были бы готовы принять любую внешнюю силу, которая навела бы порядок. Но и эти варианты пока выглядят притянутыми за уши.

В 2013 году Россия уже предлагала Украине мягкую форму интеграции – вступление в Таможенный союз. Тогда это предложение было с гиканьем и свистом отвергнуто украинским обществом, а ведь Россия в то время получала гораздо больше нефте- и газодолларов и не знала, что такое международные санкции. Сегодня России должна была бы сделать гораздо более привлекательное предложение. Если она всё ещё стремится к этому, ей придется в первую очередь меняться самой.



Подписаться
Уведомить о
guest
1 Комментарий
Новые
Старые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Востоковед
Востоковед
2 лет назад

Не совсем согласен с трактовкой встречи в данной статье. Профессор Артамонов говорил не то, что понятие «народ» это конструкт, он говорил о том, что в настоящее время даже в профессиональной среде понятие «народ» не имеет однозначного определения, и поэтому те, кто хочет уже строить конструкты из этого понятия, берут те определения понятия «народ», которые больше подходят к их концепции, согласуются с тем, что они пытаются выстроить. Затем профессор говорил о процессе атомизации общества, как об объективном, происходящем в наше время, в эпоху перехода к капитализму, обществу потребления и индивидуализму, насаждаемому либерализмом как философией современного капитализма. Этот процесс идет, и он объективен. И понятно, что, разделившись в 1991 году, государства уже будут идти вдоль разных, расходящихся векторов развития, уводя свои «народы» (тут точнее сказать, населения) все дальше и дальше друг от друга, вплоть до «антироссии» как государственного концепта (поскольку другие концепты не состоялись по разным причинам). Далее автор статьи переходит от этнической к политической трактовке, но этот переход не логичен, это сравнения величин, имеющих разную размерность. Этнически одинаковые части народа, попавшие в разные исторические условия (как это было с частью русского народа, попавших под власть Литвы, Речи Посполитой, Австро-Венгерской империи, и, наконец, Украины), в силу историзма будут иметь разные исторические, экономические, политические траектории, но общий этногенез. Они даже могут воевать друг с другом, но отменит ли война генетику? Нет, не отменит. Это разные сущности. В этом смысле народ един, но исторически разделен, со всеми вытекающими последствиями — вплоть до войн. Далее автор указывает, что убежденность российских патриотов о том, что украинский суверенитет держится на горстке этнонационалистов — иллюзия, приводя в пример Киев и группы его обитателей. Это во многом верно, но почему автор не вспоминает при этом Крым? Там тоже были чиновники, правоохранители, бизнесмены, местная интеллигенция, и многие простые граждане, опасающиеся приезда переселенцев с Кавказа. Однако, Крым стал частью России. Россия что-то предлагала тогда крымчанам? Какие такие аргументы «посильнее векового братства»? Что касается аргумента о том, что украинское общество «с гиком и свистом» отвергло предложение о Таможенном союзе в 2013 году, то это манипуляция — что, был референдум? Народ Украины кто-то спрашивал, или это решение было принято властью, а необходимый фон обеспечен подвластными СМИ? Это некорректное утверждение. А вот вывод автора о том, что Россия должна преобразоваться и предложить миру (не только Украине) новый интеграционный проект, создать «новый клей», в том числе и евразийский — с этим нельзя не согласиться. Вопрос в том, можно ли создать такой «клей» внутри России, без внешнеполитических шагов, — вопрос, наверное, дальнейших дискуссий в замечательном и уже любимом Бункере. Как говориться, до новых встреч! Ждем интересную беседу с Николаем Стариковым!

АКТУАЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ