Никита Третьяков: «Радость от окончания конфликта будет недолгой и очень быстро сменится горьким разочарованием»

Мы продолжаем подводить итоги уходящего 2024 года с историком, журналистом и воином СВО Никитой Третьяковым. В первой части беседы мы досконально разобрали векторы политических сил на Западе, которые накануне инаугурации Трампа могут влиять на будущее вероятных мирных переговоров по украинскому конфликту. Сегодня же мы поговорим о том, как могут быть восприняты эти переговоры в России. 

Никита Третьяков / ВН

«ВН»: – Никита, чисто эмоционально вы как воин СВО и как гражданин что думаете о возможных мирных переговорах в феврале? И что бы вы могли сказать о перемирии, если оно всё-таки будет?

– На самом деле это очень-очень сложный вопрос. Сложный именно в эмоциональном ключе. Потому что тут сталкиваются ощущения и соображения совершенно разного порядка. 

Люди на передовой в каждодневном режиме совершают нечеловеческую работу. Работу, которую никому не пожелаешь совершать. Это связано и непосредственно с боевыми действиями, и с большим риском для жизни, и с нечеловеческими условиями военного труда. И потери мы знаем – и убитыми, и ранеными, – которые тоже далеко не маленькие.

И поэтому человек, который в этом варится и варится долго, и находится там, он не может не хотеть, чтобы это завершилось. Это не политическая позиция, это не анализ, это просто крик души.

Россия. Забайкальский край. Чита. Военнослужащие во время мероприятий по случаю окончания курса подготовки мобилизованных в окружном учебном центре Восточного военного округа (ВВО). Фото: Евгений Епанчинцев/ТАСС

Конечно, абсолютное большинство тех людей, которые воюют на земле (я не говорю про командный состав, про штабы), хотели бы поехать домой. А поехать домой для них возможно, только если война закончилась. Их можно прекрасно понять, и я их понимаю. И их нельзя за это винить.

Потому что это естественное, понятное, совершенно человеческое желание – чтобы этот ужас, которым является любая война, а современная – тем более, закончился.

И я уверен, что для многих, если вдруг такое перемирие будет объявлено, даже передышка станет поначалу очень большим облегчением. Даже если они не будут отпущены домой или с военной службы, а просто будут отведены с фронта.

Россия. Херсонская область. Военнослужащий во время боевой работы артиллерийского подразделения крымской бригады береговой обороны в зоне проведения специальной военной операции. Фото: Алексей Коновалов/ТАСС

«ВН»: – Но есть и совершенно другая логика?

– Именно. И эта другая логика полностью противоречит естественному, вызванному хронической усталостью чувству. Здесь проблема заключается в том, что всем ясно, грубо говоря, что до февраля все резко не поменяется. А на сегодняшний день очевидно, что цели специальной военной операции не достигнуты. 

Донбасс не освобожден. Те два региона, которые в Донбасс мы раньше не включали, Запорожская и Херсонская области, которые мы объявили частью РФ по результатам референдума, тоже не освобождены. 

Враг стоит в Курской области. Как можно говорить о каком-то завершении конфликта, пока он оттуда не изгнан? У меня нет уверенности, что до февраля это будет сделано. Там очень тяжелые бои, очень тяжелая ситуация.

Украина не демилитаризована, а как раз очень сильно милитаризована. Она хоть и не вошла формально в НАТО, но стала полноценной частью натовского военного организма и повысила свою эффективность. И теперь, если отпустить их гулять, они будут тиражировать свой опыт по войне с русскими и обучать всех остальных в том числе. 

Украина. Киев. Фото: AP/TASS

«ВН»: – Еще была цель денацификации. 

– Если говорить о денацификации, там ее и близко не было. Наоборот, на волне естественной для военного времени ненависти между сторонами та нацистская и фашистская составляющие, которые были, только усилились. 

Цели не достигнуты. Я не очень верю, что конфликт можно завершить в феврале. Но даже в случае, если так будет, – ребята военные приедут домой, они передохнут, и, конечно, они зададутся вопросом: «А что всё это было? Зачем всё это было сделано?»

И они неминуемо наткнутся на то, что заявленные цели достигнуты не были. Что они в этот момент почувствуют? Я думаю, что они ощутят горчайшее разочарование. Причем не абстрактное, а разочарование вполне конкретное – по поводу того, что происходит вообще в нашем обществе, в нашей стране. 

Потому что каждый, кто там побывал, не только побывал там сам, но и сроднился с какими-то людьми, которые его окружали. Многих из этих людей он потерял.

Россия. Ростов-на-Дону. Боец ЧВК «Вагнер» в городе. Фото: Эрик Романенко/ТАСС

Кто-то более политически подкован, кто-то менее – это не так важно. Но мы все там делаем общее дело. И если это дело ничем не закончится, то мы все это заметим. Это невозможно будет не заметить. 

Поэтому я думаю, что даже если радость от окончания конфликта и будет от самого факта окончания, она будет недолгой и очень быстро сменится горьким разочарованием.

Кроме того, вы знаете, что у нас средний возраст воюющих – это совсем не то, про что пел товарищ Цой. У нас сейчас воюют не молодые романтичные ребята в большинстве своем, а мужчины 30, 35, 40 и более лет.

У многих, у большинства из них, есть дети. Все мы являемся свидетелями этого исторического события под названием «специальная военная операция». И для нас не является секретом, что если конфликту не будет подведен окончательный итог, он может возобновиться. Мы это все на протяжении нашей жизни видели и в Карабахе, и в Чечне, и в Сирии – длительная война.

Россия. ЛНР. Военнослужащий во время подготовки экипажей боевой машины поддержки танков (БМПТ) «Терминатор» в зоне проведения специальной военной операции. Фото: Александр Река/ТАСС

«ВН»: – Этим чревато любое временное решение?

– Мы видим, что там, где нет какого-то цементирующего ситуацию мощного завершения, всё разгорается вновь и вновь. Но вопрос в том, что через десять лет тем, кому сейчас сорок, будет уже пятьдесят. Смогут ли они снова пойти, даже если захотят?

А тем, у кого сейчас семилетние дети, детям будет семнадцать, восемнадцать, девятнадцать и так далее. И они как раз смогут пойти. И, может быть, даже если не захотят, снова будет мобилизация. И мы снова пойдем по тем же самым трагическим страницам. Поэтому те люди, с которыми удается поговорить, когда они оправляются от своей хронической усталости, они хорошо понимают, что нужно идти и дожимать.

Есть ли такая возможность? – о этом никто из рядовых исполнителей не знает. У нас нет выкладки Генерального штаба. Мы не знаем, возможна победа или нет. Но если она возможна, то к ней нужно идти. Потому что иначе нам придется всем снова брать оружие, снова этим заниматься, только мы уже будем чуть старше. И, возможно, мы будем делать это вместе с нашими детьми. Наверное, никому бы этого не хотелось.

Никита Третьяков

«ВН»: – А как вы считаете, можно ли вообще сделать этот вывод с точки зрения даже верховной власти? Возможно это или невозможно? 

– Ну, если бы я был в Генеральном штабе, я бы вам, наверное, смог ответить, как теоретически завершаются такие задачи. К сожалению, у меня нет подобной компетенции, подобных данных. Но почему в 1943 году Советский Союз не остановил Красную Армию на границе СССР, а предпринял большие усилия для того, чтобы дойти до Берлина и закончить окончательно Великую Отечественную войну полной капитуляцией фашистской Германии? 

Наверное, у них были какие-то расчеты, они понимали, что это возможно. Как-то это возможно сделать, есть какие-то разведданные, какие-то расчеты сил и средств. Есть какая-то методика, как это делается. 

Я считаю, что имидж власти среди своего собственного народа куда ценнее и куда важнее, чем имидж этой же самой власти и отдельных властных фигур среди внешних игроков.

Гвардии полковник Артём Жога рядом с Владимиром Путиным (8 декабря 2023) / Википедия

«ВН»: – Как складывается этот имидж – тоже непростой вопрос. 

– Я считаю, что доверие между властью и народом выстраивается не на почве анекдотов или даже сильных единичных выступлений. Оно выстраивается на фоне последовательности и искренности со стороны власти.

Это вызывает большое уважение у народа и вызывает доверие и поддержку. 

И, на мой взгляд, это два очень разных окончания конфликта. Первое окончание – Россия с западными игроками достигает соглашения, конфликт прекращается, а на официальном уровне будет заявлено, что это огромная победа. Хотя на данный момент, как я уже сказал, цели СВО не достигнуты. Это – один вариант, который, скорее, разрушит и так уже шаткое доверие между народом и властью.

Другое окончание – пускай даже завершение конфликта, но если при этом будет заявлено, что на сегодняшний день против нас стоят такие силы, что дальнейшее ведение конфликта – это просто мясорубка, просто расходование людей, сил, средств. И что «это всё, что мы можем». Вот это самое лучшее, что мы можем. 

Конечно, сложно себе представить, что такое заявление будет сделано.

Россия. Москва. Президент РФ Владимир Путин после церемонии вручения медалей «Золотая Звезда» Героям России в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Фото: Александр Казаков/пресс-служба президента РФ/ТАСС

Потому что это не в стиле современной Российской Федерации. Но я думаю, что это было бы воспринято (если это правда) куда лучше, чем попытка сделать хорошую мину при плохой игре. Но отмечу, что мы находимся сейчас на территории предположений, а не прогнозов.

«ВН»: – Это важные рассуждения о доверии государства и народа. Но у государственного мышления, вероятно, вообще другие категории на первом плане. 

– Если государство управляет народом не через диалог, не через просвещение, не через приобщение к своей логике, а через пропаганду и обман, в конечном итоге общество рано или поздно от такого государства отворачивается. Постепенно перестает участвовать в тех мероприятиях, в которые его вовлекают.

То, что мы пошли по пути заглаживания тех недостатков, которые у нас выявились в ходе СВО, – это была ошибка. Я так считаю. Потому что это создало у населения, которое верит в пропаганду своего правительства, ощущение, что всё хорошо. Что мы прекрасно справляемся и побеждаем. 

Маргарита Симоньян и Дмитрий Киселев. Фото: Сергей Бобылев/ТАСС

Но вопрос в том, почему мы стоим не в Киеве, не под Киевом и не во Львове? Если мы три года воюем и всё время побеждаем… Есть же очевидное несоответствие, которое невозможно не заметить.

Тут пропагандистский характер таких заявлений становится всем очевиден. Просто по факту того, что время прошло. 

«ВН»: – То есть, так или иначе, меняется отношение народа к этой пропаганде и к СВО?

– Давайте вспомним, что касается набора контрактников. У нас же население состоит в основном из взрослых людей, которые знают жизнь. И если в 2022 году бонусная выплата человеку, который заключил контракт, была 100 тысяч рублей, а в 2024 году она оставляет в некоторых регионах больше двух миллионов… Ну это значит, что без этих выплат контрактников становилось меньше. Не просто так эти золотые горы стали сваливаться на людей. 

Это значит, что желающих всё меньше и меньше. Это значит, что эффективность чисто информационных методов падает. Это значит, что люди перестают верить в этот нарратив.

Никита Третьяков / ВН

И всё из-за того, что изначально был выбран нарратив именно как определенное средство манипуляции. А не как откровенный разговор. Откровенный разговор мог начаться с объявления частичной мобилизации. И сама частичная мобилизация выглядела в тот момент как начало такого относительно откровенного разговора между властью и народом. 

Потому что власть открыто привлекла народные массы – мобилизованных и их семьи – в эту специальную военную операцию, которая до этого позиционировалась как нечто, что ведется исключительно профессиональными вооруженными силами.

«ВН»: – Этот откровенный разговор был закончен?

– Спустя несколько месяцев после мобилизации этот курс на откровенный разговор был свернут. Я считаю, что это та тропа, которая увела нас как страну уже довольно далеко не в том направлении и с которой необходимо свернуть. Но чем дальше ты по ней уходишь, тем труднее с нее свернуть и вернуться на какую-то другую дорожку.

Президент РФ Владимир Путин и пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков во время заседания Высшего Государственного Совета Союзного государства. Фото: Григорий Сысоев/POOL/ТАСС

«ВН»: – А не прошел ли тот момент, когда зашли по этой тропе слишком далеко? 

– Я убежден, что народ в массе своей очень терпелив. И был бы готов поддержать некое начинание, если бы оно действительно было всенародным и искренним.

Сейчас сложно даже вспомнить, сложно в себе воссоздать те ощущения, которые были в начале специальной военной операции. Но когда она началась, многие даже стремились воспринять специальную военную операцию как общенародное дело, национальное дело, в которое все должны влиться.

Потом через пропагандистские каналы, через информационные каналы начали людям давать понятие, что: «Нет-нет-нет, мы вас отгоняем от этого дела. Это только армия. В армии всё есть. И это вот – специальная военная операция, никакого отношения ко всей большой стране это не имеет».

Владимир Путин и Валерий Герасимов / Википедия

Потом закончились люди, потребовалась мобилизация. Снова привлекли народные массы, люди снова немножко воспряли духом и очень сильно вложились в это дело. И человеческим ресурсом, и эмоционально. Я имею в виду и тех, кто в тылу. И волонтерские организации усилились, у них появилось больше ресурсов, больше людей. 

Потом снова пошла линия «нет-нет-нет, всё есть, ничего не надо». А как на фоне того, что всё есть и ничего не надо, какой-то командир взвода может звонить в свою деревню и говорить, что у него ничего нет? Получается, кто-то один врет, да? Либо человек с места, либо человек из телевизора. 

Снова мы вошли в эту «раздраенность», скажем так. И на этих качелях мы, собственно, и качаемся. Я уверен, что момент еще не упущен до конца. Но также, к сожалению, я думаю, что те люди, которые эти решения приняли, ошибочными их не считают. И поэтому ожидать, что этот курс будет изменен, нет никаких оснований.

Никита Третьяков / ВН

«ВН»: – А как сейчас менять этот курс? Выходит некто и говорит на третью годовщину начала СВО, что теперь всё будет в другом формате? И кто-то получил за это несколько миллионов, а теперь снова приглашаем за идею? Это так работает?

– Именно так это и работает. Выходит некое лицо и говорит, что был проведен анализ, были выявлены нарушения. Ответственные – вот эти, эти и эти. В этот день, условно говоря, арестовываются эти люди, но не за коррупцию, как у нас это сейчас стало принято, а за непосредственное ошибочное служебное решение.

У нас же вот тоже момент такой, что почему-то у нас только коррупция теперь карается. А когда человек просто в рамках своей служебной деятельности совершает близкие к безумным действия, совершенно не соответствующие своей должности и интересам… 

Можно сказать: «Да, у нас есть определенные проблемы. Да, необходимо ваше участие, ваша помощь».

Владимир Путин и глава Народного совета ДНР Артем Жога после церемонии вручения медалей «Золотая Звезда» Героям России в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Есть такой формат. Называется общение с народом. Ничего в этом зазорного нет для власти, для любой власти. И народ на это откликается. Потому что наш народ в большинстве своем патриотичен. Он хочет, чтобы наша страна здравствовала, и всё у нас было хорошо, и у наших детей всё было хорошо, и была стабильная, мирная жизнь и развитие.

Но когда с людьми говорят на языке недомолвок, намеков, а иногда и напрямую обмана, – конечно, люди теряют всякий интерес к участию в каких-либо общественных делах.