Книга нового эпоса

Несколько странно в нынешние времена писать о внутрилитературных проблемах. Все-таки мир на грани ядерного апокалипсиса, и никто уже не может сказать, что будет завтра и когда цивилизация в эту яму ухнет.

Но странность кажущаяся – и только поверхностному взгляду. В эпические времена значение литературы невероятно возрастает. Конечно, книга – не ракета «Сармат», но если отечественная цивилизация планирует сохраниться, то невероятно важно послание в будущее, которое пишет литература. Послание о человеке, о истории, о нашей правде. Наш эпос.

Кто не хочет заниматься своей литературой, будет жить по чужим прописям, довольствоваться чужой версией истории, чужими терминами, чужой правдой, чужими образами и словами. Иначе и произойдет, как в финале песни Михаила Елизарова «Оркская»…

И дело вовсе не в том, что кто-то где-то и порой злоумышляет против России-матушки, хочет превратить ее в извечную калечинку. А в том, что существует определенная оптическая, ментальная инерция, вырваться из которой крайне сложно. Это как страна едва ли пошла по пути импортозамещения, так бы и меняла углеводороды на все-все-все, но жизнь заставила и вырвала из порочного круга. Также и с культурной сферой: всегда проще перенимать актуальные тенденции, листая западный журнал культурных мод, и облекать их в нашу сермяжную правду. Зачем велосипед изобретать, если весь цивилизованный мир респектом отметил?..

Самим же законодателями моды становиться и боязно, и не с руки, и комплекс неполноценности опять же… Тем более что иерархия четко прописана, и наш статус вовсе не в ранге законодателей: одни должны, по легенде, создавать в гараже айфон, вторые – собирать его на конвейере, ну а третьи – отдавать за него последнюю рубашку, раз ни на что другое не способны. Так и обрекали себя на вторичность.

Инерция эта имеет географическое измерение. В свое время СССР был одним из двух центров мира, затем вспыхнула горбачевская перестройка, и в этом дыму последний советский генсек предложил миру свою утопию – новое мышление. Мир возликовал и понял, что иерархия меняется и центр мира смещается, поэтому с наслаждением и радостью наблюдал за процессами. Тогда и «а ля русс» был в моде, как и шапки-ушанки и прочие наши аборигенные атрибуты, с которыми и скатывались.

Скатились понятно куда: на периферию, причем греховную. То самое новое мышление, сдобренное щедро гласностью, показало-доказало, что именно мы являемся причиной всего плохого, что именно наша непредсказуемая карамазовщина – корень зла. Кстати, гласность тогда и перевела разговор об истории и существующих реалиях в формат издания «Спид-инфо», то есть банальный, но тотальный фейк-ньюс.

Сошлись на том, что ту глубинную карамазовщину и необходимо усмирить, но желательно вдали от приличных людей, в своей периферийной резервации, где бы мы замаливали грехи. Чего ходить вокруг да около: мы и стали современными индейцами. Фенимор Купер да Гойко Митич, горячий привет.

Собственно, такая оптика и стала общим местом, и бескомпромиссно доказывала нашу порочную периферийность. Причем такая же колониальная матрица была установлена и внутри страны, чтобы она не могла и даже не помышляла выбраться из этих клещей. Установилась перекошенная отечественная география с центром в виде Москва-Питер и со всеми прочими огромными территориями, уже относительно них греховными перифериями. Они, соответственно, подтормаживались в развитии, сохраняя большой потенциал на отделение в случае чего, когда подобная искусственная внутренняя география рухнет.

Периферийно-резервационное мышление приводило еще и к четкому пониманию своего места – знай шесток. К тому, что все интеграционные процессы противопоказаны, они становятся свидетельством отката назад, к чудовищной имперскости, о которой России надлежит раз и навсегда забыть. А вот инерция развала и разобщения, хоть и далеко не прекрасна, но утверждалась естественной, ведь свидетельствует об исправлении и совершенно логичном разрушении кошмарного образования, которое портило жизни и настроение всем на свете.

Просто завались у нас в современной литературе альтернативных историй или прожектов распадного будущего. Потому как должно поддерживаться ощущения на вулкане, что громыхнет и окончательной очистит нас от греховных струпьев и язв или мир от нас. Поэтому и деятель пера ощущал себя Кассандрой с главным принципом: чем хуже – тем лучше.

Соответственно, и все национальное и уникальное возможно лишь в формате фольклорной деревни или опять же в качестве проявления глубинной порочности и на коротком поводке. Отсюда и страстная ориентация на внешние «лекарские» культурные тенденции.

Наши культура и литература, в частности, все постсоветские годы и существовали в подобной матрице. Чтобы выбраться из нее, необходим был переворот сознания. Он производился отдельными текстами, которые будто бы демонстрировали плюрализм и разные возможности, свободу высказывания, но общей тенденцией не становились и создавали образ маргинального, которое только плохому научит.

Установился и устоялся совершенно определенный литературный канон. Хочешь успеха – соответствуй. А так свобода, конечно. Никто литератору руки не выкручивает, в допросную не тащит. Другое дело, что иной литератор просто не станет успешным в монопольной литературной стихии, но это понятно отчего, видимо, не дорос до нужной планки, таланта не хватает. Ведь талант мера всего, правда? Или не совсем правда?..

Резервация – дело, конечно же, хорошее для сбережения прочего мира, но этого мало, необходимо, чтобы внутри проходили перманентные процессы разложения и деградации. Этакая газовая камера с поражающим эффектом, растянутым во времени. Главный залог ее действенности – в первую очередь подмена. Так же, как кислород заменяется газом, происходило разрушение и подмена цивилизационной системы ценностей. Из благих соображений опять же, потому как всем известно, что это барак и ГУЛАГ.

Всю постсоветскую эпоху мы, по сути, пребывали в состоянии той самой газовой камеры нигилизма. Отрицания себя, своей истории, настоящего, будущего, своего наследия, культуры, цивилизации. То есть все та же перестроечная гласность, но в разных и не всегда навязчиво экстремальных формах, которые мимикрировали под ситуацию.

Нас убеждали, что идет глобальная ревизия и переоценка ценностей, чтобы не допустить возврата к плохому, а впереди было только лучшее. Но за переоценкой идет обесценивание, после чего, как писал Хайдеггер, «нигилизм завершается изъятием ценностей, насильственным устранением ценностей». В нынешних реалиях примеров подобного пруд пруди: от превращения украинского режима в чудовище до изъятия ценностей российского золотовалютного резерва, которое также является действом в духе нигилистической системы.

Отечественная литература в своем магистральном русле дрейфовала в этом потоке, полагая, что иной альтернативы нет, выстроив четкую систему детерминаций, причинно-следственных связей, образов и смыслов, которыми оперировала. Да, тот самый догматический идеологический канон, задачей которого было не только спеть в сто тысячный раз старую песню о главном, то есть о российской безнадеге и порочности, но и ощутить трамплин, от которого индивидуально можно оттолкнуться и попасть в лучший мир. Так создавались устойчивые ценностные ориентиры, положенные за пределами нашей греховной посюсторонности. Они своей мечтой и иллюзией должны были подменить разрушаемые ветхие ценностные ризы отечественной цивилизации.

И теперь хотите, расскажу, как в этой картине мира будут представлены нынешние события и Россия? Не надо? А ведь пройдет некоторое количество времени, и тот или иной текст может быть главным свидетельством эпохи или тем самым артефактом, разысканным после затяжной ядерной зимы. Советская система, советские литераторы, композиторы, скульпторы, художники рассказали о великой войне, сохранив о ней правду на многие годы.

Думаете, не вывернули бы ту победу оперативно наизнанку, не перевернули бы все с ног на голову? Но кто засвидетельствует наш разворачивающийся эпос, кто расскажет о нашей правде, наших героях, кто подарит им вечность? Или вместо всего этого мы получим подлог, обезьяну с высунутым языком, чтобы окончательно забыть себя?

Банально, но культура и литература, в частности, наше алиби. Литературой цивилизация получает и отстаивает право на существование. Не будет преувеличением сказать, что сейчас это вопрос цивилизационной безопасности, который не терпит отлагательств. И еще: литература в этой ситуации не просящая. Сейчас больше она необходима государству. Вот только бы кто это осознал…

В свое время государство четко понимало роль той же литературы для сплочения нации, для преодоления тяжелейших испытаний и осмысления своего цивилизационного пути. Теперь же мы только-только отходим от обольщения баблом, когда считалось, что иностранной монетой можно решить все проблемы. Сейчас мы поняли, что оно на самом деле ничего не значит, что это пыль. Должны понять и другое, что у нас есть и колоссальные богатства – равнозначные природным. Отечественная литература в их числе. Она должна жить и развиваться, чтобы открыть свои новые золотоносные жилы, но для этого ей надо помогать.