Вечное возвращение Урганта

«Ургант вернулся!» – несется клич по всей Сети великой. Однако же Ургант, увы, не Карлсон, и возвращение его больше похоже на ницшевское вечное возвращение одного и того же. Как смурное похмелье, как крик ребенка за стенкой, как работающий в каморке консьержки телевизор – Урррррр-гаааант!

Прав Захар, грустно и противно, что у нас новость – это только про Урганта, Баскова и прочих Киркоровых. Только то, что про них. Больше ни про кого. Вот и вьются над твоею головой всю-то жизнь – вся черная стая Галкиных с Пугачевыми. (Ладно-ладно, я помню про старые заслуги, но они, знаете ли, и у Брежнева были.)

Выпускной в школе был под них, свадьба под них, и похоронят тебя под ту же «Зайку мою». Под те же шуточки с закадровым смехом. Под те же надрывные распевы – чтоб душа развернулась и потом свернулась.

Можно заткнуть уши айподсами, но они все равно будут везде – будут улыбаться в тридцать восемь зубов с билбордов, будут хватать тебя за пуговицу в супермаркетах с обложек «Панорамы ТВ» – посмотри на меня, подумай обо мне, разозлись на меня! – закажешь доставку, не будешь выходить на улицу вообще, ну так они достанут тебя в заголовках новостей. Начальство разведет руками – что тут поделаешь, народ любит! Народ, зевая, скажет, что ему вообще-то наплевать, но все-таки а что там по Первому…

Разумеется, хочется все это б***во запретить. Даже не потому что сначала уехал, а потом вернулся, а потому что – ну б***во же. Вот девушка, тверкающая хоть на фоне Исаакия, хоть на фоне Ельцин-центра, – это не б***во, а Ургант с Галкиным – да. Но, увы, и Митя Ольшанский прав. Не работает это так – собрать комиссию в Госдуме, расследовать, составить списки – ох. Только дали Урганту повод для шуток. Впрочем, не смешных. Если только шутка была не в том, что и он читал только одну книгу.

Ургант не болезнь, Ургант – симптом. Симптом времени. Всех наших несчастных тридцати лет. Топоров шутил, что самый правильный перевод знаменитого гамлетовского the time is out of joint – изб***валось время. Или не шутил.

Вот оно, наше время. Его лощеное лицо. Его улыбка с зубами. Его шутки с закадровым смехом. И что с того Урганта. Можно, конечно, убрать одного и поставить другого. Но ведь будет как в анекдоте про реформу в публичном доме. Перестановка кроватей. Комиссия по расследованию безнравственной деятельности в публичном доме вызывает закономерный хохот сотрудниц. Вопросы ведь не к сотрудницам даже. Не мы такие – жизнь такая! Вопросы – к маман, к крышующим заведение ментам, а там, глядишь, и выяснится, что владелец откуда-то из администрации. Районной.

Телевидение – инструмент пропаганды. Пропаганда ведется в интересах правящего класса. А у правящего класса такой интерес: чтоб когда надо – немножечко патриотизм, а когда не надо – закадровые бугагашечки и чтоб душа развернулась, а потом свернулась. И спать. Завтра на работу. И в музыке так же. И в кино. И в живописи. И в несчастной нашей литературе. С поправкой на масштаб. Масштаб бабла в основном.

Я прошлую колонку закончил мыслью о том, что чтобы выжить в разгорающейся мировой войне, нашей стране нужно кардинально измениться внутри себя. Это всего касается – экономики прежде всего. А культура с экономикой очень сильно связана.

У нас количество школ за тридцать лет сократилось вдвое. А книжных магазинов стало меньше в семь раз.  Пообщаешься с двадцатилетними – хорошие ребята, но знают столько же, сколько раньше знали классе в седьмом. Ну ладно, в девятом. Ну если это не шестьсот десятая и не пятьдесят седьмая.

Шкловский и Маяковский

Поэзия – та же добыча радия. Еще и в том смысле, что это целая отрасль. Не отдельное предприятие: вот вам поэт. А целая огромная сеть предприятий, которая воспитывает читателя и воспитывает в нем вкус. И школа с книжным магазином в эту отрасль входят. И много чего еще, что создает читателя, находит поэта и как-то устраивает их встречу. 

Ну или не читателя и поэта, а зрителя и артиста. Общество – такая отрасль называется.

И оно в свою очередь устроено либо как предприятие, либо как публичный дом. Ну и вот. А кровати можно сколько угодно переставлять.