Обзор поэтической серии The Single

Современный литературный процесс крайне сегментирован. По сути, у нас есть десятки литературных процессов, которые могут друг с другом никак не пересекаться. Как же в таких условиях работать издателям? Если упереться в один сегмент, книжек не продать, ибо в лучшем случае поэты станут приобретать книги друг друга. А вот если открыться нескольким сегментам, знакомить их друг с другом и печатать книги в отдельной серии – из этого может выйти что-то здоровое и заметное. Уже подтянутся не только авторы, но и их читатели.

Издательство «СТиХИ» («Сибирский тракт и хорошие индивидуальности») пошло последним путём и создало принципиально новую серию The Single. У них есть ведущая серия «Срез», где выходят живые классики или поэты, которые могут таковыми стать; серия «Основа» предназначена для отличных авторов из регионов и т.д. Но именно The Single – работает для перекрёстного опыления.

Книги этой серии по дизайну напоминают старые виниловые пластинки, а содержание делится на две части: «прослушаешь» одну – «переворачивай» на другую. И любопытно посмотреть, как различные авторы создают такое дуалистичное звучание.

О четырёх поэтах, чьи книги вошли в серию The Single, мы и поговорим.

1

Эту серию придумал курский поэт Роман Ру́банов – его же книгой под названием «Соната № 3» она и открывается.

Что в литературном анамнезе у поэта? Ру́банов пишет давно. У него уже было две книги, выпущенных в солидных издательствах – «Воймега» и «Русский Гулливер». Если первое ориентировано на «минус приём», то второе выпускает очень и очень разных авторов. Главное место публикаций Рубанова – ныне почивший алёхинский «Арион» (что тоже о многом говорит).

В «Сонате № 3» – всё та же традиция (в кавычках и без): ничего экспериментального, всё просто, а местами даже трафаретно. Но – душевно. При этом складывается ощущение, что всё это плюс-минус теми же словами уже было написано. Русская литература богата: сколько пишут у нас, не пишут более нигде в мире. Особенно стихов. Особенно таких.

Отличительная черта Ру́банова (должен же он отличаться от сонма однотипных силлабо-тоников) – мелодическое начало. Он привык выступать со сцены. Его слово должно звучать.

Помните, как Осип Мандельштам заявлял, мол, его ни в коем случае нельзя называть «писателем», потому что он не пишет, а работает с голоса. Вот и Ру́банов, чувствуется, поступает схожим образом. Только в качестве ориентира у него не Серебряный век и даже не советский андеграунд, а эстрадная поэзия (как называла это Ахматова) – Евтушенко и Вознесенский. Но не на уровне стихосложения, а на уровне подачи материала.
Однако иногда у него получаются стихотворения наподобие букета: в центре композиции яркая метафора, а вокруг неё простенькое оформление. Так, например, строится стихотворение «Сретенье»:

Весна шагнула в зиму, с ней, как
со скатертью, – стащить и в стирку.
Ну день, ну два – не станет снега,
по небу будут птицы чиркать,
и отсыревшие, как спички,
не зажигаясь, не горя,
они на ломаном, на птичьем
заговорят.
На горизонте – лента света, что
коснётся выплаканных глаз.
И слышно, как сухая веточка
Под ветром хрустнет. – Дождалась.

Легко представить себе Ру́банова на сцене, отчеканивающего рифмы: «света, что – веточка» и «с ней, как – снега», а птицы, что походят на спички и чиркают небо, – запоминаются влёт.

В целом же «Соната № 3» ничуть не уступает предыдущим книгам автора, а внутри серии The Single занимает достойное место. Что же до деления на две части, то… всё искусство, так или иначе, – это осмыслении жизни и смерти. Так и в этой книге: первая часть – о жизни и любви во всех её проявлениях, вторая – о смерти. А завершается всё универсальной кодой:

гроб ли несу на плече
грею ль бока на печи
жизнь не об этом молчит
а о любви вообще

2

«На полпути из Пуатье в Дижон» – дебют рязанского поэта Дениса Калакина. Его стихи – чересчур филигранны, стилизованы под снобистскую эстетику a la Набоков (увы, и чересчур, и именно a la) и чуть-чуть не дотягивают до куртуазного маньеризма (потому что женщины в этих текстах объективированы и выступают в роли предметов интерьера, а не объектов страсти и лирического экстаза):

часы с репетиром и тот портсигар
с чужой монограммой на крышке
в закладе оставив явиться в разгар
веселья в салоне нарышкиной

придав выражение скуки чертам
и некую позе балетность
привлечь несомненно внимание дам
своей романтической бледностью

Читаешь стихи Калакина и точно гуляешь взглядом по сокровищам антикварного магазина: «натюрморты в рамах», «зингеры», «ундервуды», «граммофон master`s voice», «фарфоровая балерина», «трофейная трубка», «штоф водки» и т. д. И веет от этого Александром Кушнером, который уже шестьдесят лет (только вдумайтесь в эти цифры!) пишет одну большую «ложноклассическую» портянку. А когда предметы старины выстраиваются в стройные ряды, нет-нет да и получится что-то под Иосифа Бродского.

Когда же Калакин отходит от «романтических интерьеров» и описывает сегодняшний день (чего больше во второй части сборника), это, право слово, хоть и написано проще, и с интонациями Саши Соколова или Сергея Гандлевского, а выглядит серьёзней.

Как северной совы перо,
сегодня вылиняло небо
и вряд ли станет голубей.
На тротуаре у метро,
под ноги накрошивши хлеба,
старушка кормит голубей.

Всё просто. Опять старушка, опять голуби, опять метро, зато как звучит! И как выигрышна омонимичная рифма «голубей – голубей»!

Словом, любопытно посмотреть на Калакина в развитии. Дебют дебютом, но необходимы постоянное развитие и удержание невидимой лирической планки. Поживём, посмотрим, почитаем.

3

«Средство связи» – вторая книга курского поэта Андрея Болдырева. Его дебют пришёлся на 2016 год: в издательстве «Воймега» появился сборник под названием «Моря нет» – и в нём хватало тем и средств, глядя на которые, можно было бы в будущем ожидать, что «на стёкла вечности ляжет дыхание» поэта.

И вот будущее настало. А Болдырев всё ещё молодой и всё ещё многообещающий. Первая часть книги постакмеистическая «песня о главном» (родной край, воспоминания о детстве, путешествия, «Жили-были – словно не были» и т. д.), вторая – стихи на случай с пародиями на Константина Комарова и дружескими обращениями к Владимиру Косогову.

Рылся в коробках, в шкафу обыскался:
фотоальбома семейного нет –
от переездов совсем истрепался,
мама все фото сложила в пакет.

Вот они, снимки, где мама моложе
(держишь в руках её – руки дрожат),
в этом пакете, где дядя Серёжа,
бабушка с дедушкой – рядом лежат.

Сентиментально, грустно и светло, но всё это мы уже читали (и писали сами). Нужно что-то ещё.

Есть в книге и по-настоящему живые тексты – и значит, ещё не всё потеряно. Болдырев написал совершенно фантастическое стихотворение – о Евгении Борисовиче Рейне (поэтому надо бы привести его полностью, ибо поэта надо судить по лучшим его стихам):

На Херсонском кладбище при церкви Всех Святых
он курил у Богдановича могилы
в окруженье нас, беспечных, молодых,
под надзором пристальным супруги милой
и, казалось, думал: «Эк меня и занесло»,
а его верблюжьи губы чуть дрожали.
Так дорогой в Царское село,
сидя на санях, размышлял Державин.
Он приехал в Курск до неприличья стар,
говорящий памятник, свидетель акмеизма,
честно отрабатывая скромный гонорар
байками про Бродского, стихами и харизмой.
Всех благословлял, когда обратно уезжал.
Через годы, через расстояния
руку бы пожать его, что так и не пожал:
побоялся разочарования.

4

Абхазская литература немолода, и потому можно было бы ожидать в XXI веке чего-то необычного, нестандартного, нового. Но в силу ряда причин – и социокультурных, и геополитических – мы видим, что абсолютное большинство авторов реакционны. Тематика их текстов сводится к смерти на войне, природе (и в особенности к описанию моря) и, наконец, истории страны и родовой преемственности – словом, к здоровому патриотизму. И получается, что на этом фоне новаторами выглядят не столько современные авторы типа Надежды Венедиктовой и Тауза Исаева, сколько классики – Шалва Цвижба и Дмитрий Гулиа.

В таком контексте выходит книга «Во мне прячется человек» Ричарда Чкадуа. Там в наличии всё те же темы, однако при этом появляется и кое-что ещё. Автор иногда выходит на любопытную принципиально внечеловеческую оптику.

Старожилов не осталось в стране похорон
Могильщики бродят в поисках хлеба
Под солнцем, иссушающим рай, замерли в полёте грифы,
Высматривая свежесть разлагающегося трупа

Это не типичная силлабо-тоника, не верлибр и не белый стих, здесь нет каких-либо цепляющих тропов – это что-то, принципиально находящееся вне поэтического. Всё написано вроде просто, но при ближайшем рассмотрении удаётся прочувствовать, как от текста веет неземным холодом. Не инфернальным, но потусторонним.

Как схожего воздействия добивался, скажем, Александр Блок? Благодаря символической детали, с помощью которой постигались границы реального и ирреального миров. А Чкадуа добивается этого, во-первых, выходом за пределы «классического» понимания поэзии как таковой, а во-вторых, совершенно особенным лирическим Я:

Жду ласточек, внезапного их появления
Дельфинов вижу, взлетающих над волною
Одна лишь буква, четвертая по счету в слове
Нас беспокоит мор
А небо опустилось в море

В предисловии к сборнику Сергей Тенятников пишет, что «лирическое Я в стихах Ричарда Чкадуа силится вспомнить совсем другую жизнь – сбросить груз земного опыта и взойти по «лестнице мирозданья» в мир, в «котором больше живых среди мертвых»». И в целом получается, что книга «Во мне прячется человек» – монолитное высказывание о путешествии по лестнице мироздания.

***
В серии The Single уже вышли книги Марии Затонской, Клементины Ширшовой, Михаила Свищёва, Анны Долгаревой, Миясат Муслимовой, Евгения Дьяконова, Максима Жукова и др. И готовится ещё десяток. Авторы очень и очень разные. Концептуальное дуалистичное наполнение книг получается выдержать не всегда, но всегда перед нами – авторы, стоящие содержательного разговора.