Никита Третьяков: «Мы уже живем в многополярном мире? Или мы этот экзамен пока не сдали и продолжаем жить в гегемонии?»

13 июня Израиль начал масштабную операцию против Ирана, ударив по ядерным объектам, военным базам страны, а также высокопоставленным фигурам режима и ученым. Спустя десять дней по ядерным объектам Ирана удар нанесли уже США. Сегодня мы беседуем с нашим постоянным спикером, журналистом и воином СВО Никитой Третьяковым о роли и целях Штатов в этой кампании. 

Никита Третьяков / ВН

«ВН»: – Никита, вчерашняя атака Вашингтона кажется вам изменением политики Соединенных Штатов или это всё в рамках какой-то из стратегий, ранее озвученных?

– Есть три подхода к этому вопросу, если пытаться понять американский взгляд на регион. Первый подход – от исторической перспективы. Мы прекрасно знаем, что исламская революция в Иране была антизападной, антиимпериалистической, антиколониальной. 

И, естественно, то видение региона, которое проецировалось из Америки, на тот момент было разрушено. Поэтому само существование Исламской Республики Иран противоречит тому, как из США хотели бы видеть Большой Ближний Восток. 

С другой стороны, долгое время от резких и радикальных действий против Ирана эту страну защищала именно религиозная составляющая. Потому что из той же самой Америки казалось, что в случае агрессии другой, не исламской, страны на Иран возможна какая-то широкая коалиция исламских стран той или иной конфигурации.

Поэтому давление на Иран оказывалось, но оно никогда не переходило определенных красных линий. 

Президент Ирана Масуд Пезешкиан дал интервью телеканалу CNN. Фото: Zuma\TASS

До ядерного оружия была тема якобы нарушения прав человека – достаточно стандартная формулировка для западников, когда они ищут повод, чтобы ввести санкции или оказать то или иное воздействие. 

«ВН»: – Что же изменилось, что привело к текущему обострению?

– На мой взгляд, здесь имеют значение боевые действия, которые Израиль ведет на протяжении последних двух лет (с октября 2023 года). Это боевые действия в Газе, чрезвычайно жестокие, с огромными жертвами среди мирного населения, среди детей, среди медицинских работников, среди журналистов. Дальше – агрессия на Ливан, также с точечными атаками на журналистов, на известных блогеров, на общественных деятелей. Далее – достаточно наглый заход в Сирию в момент падения режима Асада.

Этот ряд событий показал внешним наблюдателям, что даже при такой жесткой кровавой деятельности, которая иногда переходила из сугубо военной плоскости в плоскость намеренного истребления или выдавливания население путем прямого вооруженного насилия, – даже такие действия не привели в исламском мире к деятельному объединению и к какому-нибудь солидарному действию.

Да, были заявления. Да, было осуждение Израиля и поддержка Газы, как и Ливана и так далее. Но мы видим, что на деле, в сухом остатке, агрессия Израиля продолжается ровно до тех пор, пока израильские власти не принимают решения эту агрессию и это насилие остановить. 

Биньямин Нетаньяху. Фото: Abir Sultan / EPA / ТАСС

Таким образом, угроза возможной консолидации вокруг Ирана утратила актуальность. Это открыло дорогу, зеленый свет для нового витка эскалации.

«ВН»: – Это был первый подход. 

– Да. Другой подход, другая логика связаны со сравнением нынешней ситуации, которая складывается вокруг Ирана, и ситуации, которая складывалась на протяжении первого срока Дональда Трампа вокруг КНДР.

Как вы помните, в бытность президента Барака Обамы было большое нагнетание напряжения вокруг КНДР и ее ядерной программы. Очень сильно были ужесточены санкции, проводились беспрестанно всякие угрожающие КНДР военные учения, совместные учения на море. Также увеличивались американские контингенты в Южной Корее и Японии, размещались системы, которые несли прямую угрозу Северной Корее.

Однако всё это, достигнув своего апогея при Трампе в 2017-2018 годах, не привело к остановке ядерной программы Северной Кореи. Северная Корея завершила эту программу и формально объявила о том, что ядерное оружие у них есть и средства доставки у них есть. И всем недоброжелателям Северной Кореи теперь приходится с этим мириться. 

Россия. Амурская область. Председатель государственных дел КНДР Ким Чен Ын во время переговоров на территории космодрома Восточный. Фото: Владимир Смирнов/ТАСС

В этом контексте надо признать, что США потерпели поражение. А КНДР, несмотря на все санкции, одержала победу и достигла своей стратегической цели.

«ВН»: – США не хотят повторения этой истории?

– Если предположить, что у США есть какие-то надежные достоверные данные о развитии военной ядерной программы Ирана, могла сложиться похожая ситуация.

То есть они наращивают давление, но оно не имеет ожидаемого действия. И военно-политическое руководство Ирана продолжает приближаться к своей цели. В этой ситуации администрация Трампа, потерпев неприятное поражение в прошлый раз, в этот раз может действовать заведомо избыточно радикально, стремясь не допустить такого же провала, который произошел в случае с КНДР.

Второй подход позволяет ответить на вопрос, почему сейчас, а не несколькими годами позднее или несколькими годами раньше произошла эта атака.

Никита Третьяков

Напомню в качестве контекста, что на прошлом своем сроке Трамп тоже пытался надавить на Иран. Им фактически был разрушен совместный всеобъемлющий план действий СВПД, который до этого был заключен и считался большим успехом администрации Обамы в том числе. Всё это было разрушено, всё это было отдано в жертву улучшению отношений с Израилем. И, как ни странно, с арабскими монархами.

Опять же, если мы вспомним прошлый срок Трампа, то одним из его основных внешнеполитических достижений и он сам, и аналитики считают так называемые Авраамовы (или Авраамические) соглашения. Которые ознаменовали определенное потепление отношений между Израилем и Саудовской Аравией, а также ОАЭ – ключевыми игроками на Ближнем Востоке, в том числе на нефтяном рынке.

И здесь мы подходим к третьему подходу. Об этом немножко проговорился в одном из недавних выступлений вице-президент США Вэнс, когда он сказал, что Америка защищает на Ближнем Востоке нефтяные интересы. И мы понимаем, что в Израиле нефти нет, а есть она в Саудовской Аравии и ОАЭ.

И в этом смысле становится понятно, что Израиль, начинающий агрессию и возглавляющий агрессию против Ирана, играет в интересах не только себя и США, но и в интересах союзных Америке нефтедобывающих арабских стран. 

Потому что Иран остается фактически последним непокорным крупным нефтедобывающим государством. Потому что большинство ближневосточных стран, которые обладают нефтяными месторождениями, дружественны США. Или же так или иначе на них можно повлиять.

Фото: DPA/TASS

Наша российская торговля нефтью ограничена санкциями. Венесуэла ограничена санкциями, технологическими ограничениями и другими путями. И вот остается только Иран, который и раньше поставлял свою нефть в том числе в Китай, по морю. А теперь с появлением и развитием наземной транспортной инфраструктуры появилась опасность, что эта торговля будет совсем неподконтрольна, и что даже в случае крупномасштабных боевых действий ее невозможно будет перекрыть, в отличие от поставок по морю.

Таким образом, преследуя цель смены политического режима в Иране на более дружественный или на полный хаос, как это было в Сирии и Ливии, США прямо преследуют свою общую и главную (как для Трампа, так и для Байдена на предыдущем сроке) цель – это стратегическая конкуренция с Китаем. То есть сдерживание развития, усложнение жизни на всех возможных контурах – экономическом, технологическом, культурном, политическом, всех, которые возможны. 

Таким образом, обобщая все эти соображения, можно считать, что причин для обострения у США с Ираном более чем достаточно. Исторически бывали случаи, когда США начинали агрессию в отношении той или иной страны с куда более скромным набором причин и мотивов. А здесь достигается просто огромное количество их целей по сохранению своей гегемонии.

«ВН»: – И здесь мы подходим к очень важному вопросу о том, в каком мире мы живем?

– Да. Потому что если мы живем в многополярном мире, который декларируется с высоких трибун, то в многополярном мире на такую одностороннюю агрессию любой страны, даже условно великой (если мы выражаемся терминами XIX века), другие великие державы, если это ущемляет их интересы, должны найти ответ и применить этот ответ. 

24 октября. Председатель КНР Си Цзиньпин, президент РФ Владимир Путин и президент ЮАР Сирил Рамафоза во время совместного фотографирования глав делегаций государств БРИКС. Фото: Александр Казаков/пресс-служба президента РФ/ТАСС

А в мире однополярном, в мире одного гегемона, гегемон волен делать что угодно, и никакого ответа никто предъявить ему не может.

И вот очень скоро, я думаю, что в ближайшие недели, мы сможем понять – мы уже живем в многополярном мире или мы этот экзамен пока не сдали и продолжаем жить в гегемонии.

«ВН»: – Иран является дружественной страной для России в период СВО. Как вы считаете, чем Россия сейчас может помочь Ирану и должна ли?

– Почему я говорю об экзамене на многополярность. Потому что непубличные союзы, то есть поддержка, которая оказывается в режиме секретности, всё еще считывается, а зачастую и является попыткой выглядеть хорошо перед гегемоном.

И только когда союзническая поддержка оказывается открыто, явно и безапелляционно, можно говорить о том, что те или иные державы, которые считают себя полюсами многополярного мира, действуют без оглядки на окрик гегемона.

Отвечая на наш вопрос, с одной стороны – я думаю, что существует масса способов, которыми (и в военно-техническом плане, и в плане информационном, и в плане экономическом) Россия могла бы Ирану помочь в рамках уже существующих договоренностей или в рамках каких-то новых. Но, мне кажется, очень важен вопрос о том, будет ли эта поддержка публичной или она будет оказываться в закрытом режиме.

В.В. Путин. Фото: Гавриил Григоров/ТАСС

И это, я думаю, важно не только для граждан России, но и для всех тех наших союзников или симпатизантов по всему миру, которые надеются, что Россия сама себя видит одним из полюсов многополярного мира.

«ВН»: – У Израиля и Ирана нет фронта. У них сейчас идет ракетная война. Как вы считаете, к чему вообще может привести такая форма войны? Должна ли быть какая-то сухопутная операция рано или поздно?

– Не обязательно. Если мы возьмем, например, Ливию, то там сухопутная операция в конце была, но она была тогда, когда в принципе режим был ослаблен бомбардировками, смертью многих ключевых фигур.

В целом, наземная операция была относительно всего этого там достаточно скромной по размерам. 

Здесь, как мне видится, обе стороны этого ракетного противоборства могут преследовать несколько целей. Первая – наращивание давления на широкие слои населения посредством обстрела больших городов, населенных центров. 

Вторая – давление посредством физического устранения правящей верхушки. Мы знаем, что Израиль очень активно взялся за военных руководителей и провел массу успешных покушений на них. Не только силами ракетного оружия, но и другими средствами. 

Третий этап, который кажется реалистичным, – это поставить военно-технический шах и мат. То есть если одна сторона понимает, что ее ПВО полностью уничтожено, а у противника еще остается неограниченное количество ракет, то дальше вроде как сопротивление бессмысленно или очень затруднено. 

Никита Третьяков / ВН

Или, если какое-то другое техническое средство, наоборот, делает ракетные удары противника полностью неэффективным, то ситуация меняется настолько значительно, что есть смысл снова пересмотреть весь формат конфликта или даже о чем-то начать договариваться. 

«ВН»: – Вы следили за ситуацией в самом Иране? Есть ли там какие-то прозападные силы?

– Я всё же не являюсь специалистом по Ирану. И считаю, что глубоко знать страну по-настоящему можно, только разговаривая и читая на языке. Единственное, что можно припомнить, не являясь специалистом по Ирану, это крупномасштабные оппозиционные выступления в Тегеране в 2017-2018 годах.

Они были урегулированы. Но само их наличие значит, что у них была социальная подпитка. 

Эти выступления были так или иначе. И мы знаем, что они были достаточно многолюдными. Мы видели эти съемки. Там действительно по крайней мере несколько десятков тысяч человек в этом участвовало. 

Никита Третьяков

Соответственно, эти люди же никуда не делись. Просто нужно понимать – возросло ли их количество, не возросло, каковы их позиции, насколько действительно они готовы к какому-то действию в случае ослабления режима, имеют ли они какую-то политическую сплоченность? Там очень много факторов, которые необходимо детально разбирать.