Информация по контрнаступу ВСУ от военкоров Русской весны
Враг начал «ползучее контрнаступление», маскируя главный удар серией мелких
Голливудский любимец подростков и пионер медлительных хорроров Ари Астер решил покорить запредельную для себя высоту. Если в дебютной «Реинкарнации» (2018) режиссер пугал зрителей сценами из супружеской жизни, а в хитовом «Солнцестоянии» (2019) сам робел, но уже от уклада традиционных обществ, то теперь Астер с наскока вдарил по психоанализу. Трехчасовой хронометраж его новой картины «Все страхи Бо» (в оригинале – «Бо боится») намекает на масштаб, исповедальность и бескомпромиссное погружение в область бессознательного. В общем – заявление серьезное.
Под линзой въедливого микроскопа – забитый невротик средних лет Бо (Хоакин Феникс), живущий в неблагополучном районе Нью-Йорка. Нам дотошно рассказывают, насколько эта местность вредна и даже опасна для жизни. На дорогах – голые убийцы с ножом, наркоманы, байкеры. За тонкой стенкой по четным дням муж убивает жену, по нечетным – жена мужа. Все неистово орут, колошматят друг друга, громят что ни попадя. В этом хаосе Бо – паук-отшельник, предпочитающий прятаться под диван, как только кто-то включит свет.
Собираясь к матери (Пэтти ЛюПон) в другой город на очередную годовщину смерти отца, Бо попадает в череду неприятных ситуаций. Весь мир против него, оттого прямым рейсом до родной гавани не добраться. А тут еще незнакомый голос сообщил по телефону, что на мать Бо свалилась люстра и оторвала ей голову. Правда это или нет – это как раз предстоит выяснить. Далеко бежит дорога, впереди веселья много.
Разворачиваясь во всю ширь, долгое путешествие к матери оказывается своеобразным сеансом психоанализа. Здесь, к слову, и открывается настоящее кино – фантасмагория теней и буйство калейдоскопических сновидений. Не так-то просто описать, что происходит на экране, а еще труднее – прочертить границу между бредом и реальностью. Бо то прыгает в прошлое, влезая в собственную детскую шкуру, то мистическим образом, будто кто-то нажал на кнопку ускорения матрицы, перемещается в будущее. Круговорот миров и людей в них имеет очевидный смысл – все это слои конфликта между сознанием и бессознательным, толстая скорлупа, под которой прячется навязчивый невроз. Как известно, краткий путь до него закрыт, поэтому идти приходится в обход, по вязким болотам памяти.
Ари Астер убедительно доказывает, что по визионерской части сегодня ему нет равных. Он может, например, воткнуть в середину картины театральную сказку, от которой захватит дух, может выстрелить неожиданной жуткостью вроде дохлых тараканов в шоколадном фонтанчике – и ничего ему за это не будет. Пострадает ритм – да и черт с ним. В координатах фильма и удачные хоррор-элементы, и откровенно дурацкие гэги с тухловатым юмором имеют свои символические точки. Расшифровывать их, правда, было бы куда интереснее и полезнее, если бы Астер не стал объяснять их самостоятельно в финальной части своего детища.
Как только начинается психоаналитическая теория, извлеченная к тому же из поверхностной фрейдовской хрестоматии, становится тоскливо. Мощный импульс, данный головокружительным вступлением, безнадежно гасится. Картина буксует.
Самым непонятливым разжевывают следующие вещи (спойлер): Бо – ребенок, травмированный гиперопекой, и его единственный страх – это страх жизни. Когда-то давно властная мамаша (акула бизнеса, как никак) символически кастрировала маленького Бо, придумав ему смертельную болезнь, оживающую только во время полового акта, в результате чего мальчик вырос девственником-ипохондриком, ежесекундно испытывающим чувство вины за все подряд. Случай чисто академический, почти что из пробирки, и единственные отношения, которые можно с ним выстроить, – это безразличие.
Мы аккуратно залезли в голову к психу, нашли причину невроза и даже (зачем-то) поиронизировали над этим. Ну и что? Мир, к счастью, немного сложнее, чем взгляд больного, тем более что недуг имеет свойство отступать. Ведь в конечном итоге если Бо находит свои воображаемые причиндалы на чердаке, значит, это кому-нибудь нужно? Значит, жизнь во всем своем многообразии, и детском, и взрослом, и женском, и мужском – продолжается? Не мешало бы найти на эти вопросы ответы. По крайней мере вытоптать для них тропинку. А то получается какой-то претенциозный тупик.
И все же – еще никогда комплекс кастрации не был так близко к провалу.