Генеалогическая оптика в исследовании старообрядческой ментальности

Ощущалась потребность в использовании новых
подходов или, говоря иначе, требовалась
иная «исследовательская» оптика.
А. Пыжиков. Корни сталинского большевизма

В статье сделана попытка рассмотреть историю одной из ветвей собственного рода сквозь метод, предложенный Александром Владимировичем Пыжиковым в книге «Корни сталинского большевизма».

Новый взгляд на историю семьи, возможно, проявил отблески истинной веры предков, то, как она проявлялась в условиях официоза девятнадцатого века. Новый взгляд показал то, как это проявилось в формах, кои доступны людям девятнадцатого века. И, что удивительно, это позволило автору ответить на многие вопросы о Вере, которые он задаёт себе ежечасно и которые его волнуют до сих пор.

«Без понимания прошлого излечение России от поразившего ее цивилизационного недуга невозможно в принципе», – писал Александр Владимирович Пыжиков.

Обыватель прочитает эти строки и сразу же согласится – конечно да, согласен полностью. Но вот вы же историки, вам и изучать. И будет обыватель целиком и полностью неправ. Потому как именно в наших руках, в головах и мыслях «простых» обывателей(1) зачастую шумят такие мысли, кои могут быть неведомы известным лицам федеральных каналов.

Профессиональный историк смотрит на события прошлого сверху и, зачастую, свысока. В поле его зрения попадают люди известные, знаменитые. Те, кто вершил судьбы страны, и те, кто им противостоял. Но в поле зрения историка редко, да практически никогда не попадают судьбы отдельных, простых людей. Судьбы тех, кто не оставил след в широко известных официальных документах. А если уж и оставил, то след этот, с точки зрения историка, крайне незначителен и внимания не заслуживает. Тем более, что найти в архивах практически невидимые нити судеб – задача крайне сложная.

Но ведь именно через «простых» людей вершилась История (именно так – с большой буквы). Именно через их судьбы проявились «силы, подспудно тлевшие в толще народных слоёв2». Рассматривая историю своих предков через призму «внецерковного православия», осознаёшь то, как именно они проносили сквозь века и передавали потомкам хрупкие крупицы той веры, что существовала до эпохи раскола и возникала внезапно, из глубин родовой памяти. И сам понимаешь, как всё это отразилось в собственной душе и в собственных представлениях о вере и духовности.

У каждого из нас есть и своя личная история, истории родителей и предков, уходящие во тьму веков, туда, куда позволяют нам добраться архивы, и то, насколько глубоко позволит нам проникнуть родовая память. Любой из нас, приложив недюжие усилия, может узнать историю своего рода, сверить её с фактами, и сумеет понять историю России через «иную оптику», через оптику родословной своего Рода.(3)

Изучая историю предков, понимаешь, что они были воспитаны в «никонианстве», внешне соблюдали обряды и традиции православной церкви. Но, похоже, не во всём доверяли служителям культа. Возможно, что многое и не устраивало их в том, какова была церковь и причт(4) в ней. И тогда они, следуя велениям души, пытались создавать себе место, где сами могли бы творить молитвы, обращаться к Богу без участия внешних сил.

До сих пор во Владимирской губернии живёт своей жизнью село Гагино, равно как и сельцо Яковлево. Вряд ли местные дачники, что приезжают сюда на выходные, задумываются об истории местного края. А вот в начале девятнадцатого века проживали там потомки дворянского рода Чулковых(5). Каждая из трёх сестёр после смерти отца и по раздельному акту, учинённому матерью, получила в наследство свою часть имения. Звали сестёр Екатерина, Анна и Ольга. У каждой их них – своя судьба и своя история.

Екатерина Васильевна достаточно рано вышла замуж, родила сына. Муж её, отставной капитан Кондратьев-Барбашев, умер через несколько лет после венчания. Второй раз замуж не вышла, она сохранила верность мужу. В 1845 году она на собственные средства строит в селе вторую церковь. Первую же церковь за сто лет до этого построил родной брат её прадеда. А в 1872 году уже почтеннейшая старица, так об этом сказано в официальных документах, на собственные средства строит богадельный дом для бесприютных вдов и сирот и даёт ему название «Барбашевский» в честь своего покойного мужа. При богадельне построили храм, открыли лечебницу и школу для крестьянских детей. Существовал богадельный дом под покровительством государыни Марии Фёдоровны. На склоне лет Екатерина Васильевна в своём родовом имении обустроила место, в котором могла свободно творить молитвы и добрые дела так, как ей было бы угодно.

Племянница её Надежда, урождённая Есипова, проживала в том же сельце и принимала активное участие во всех делах родной и любимой тётушки. Со временем, уже после смерти Екатерины Васильевны, Надежда решила обустроить в своём доме домовую церковь. И тому были, скорее всего, вот какие причины.

Священник церкви, что Екатерина Васильевна устроила при богадельне, вдруг пишет в епархию чуть ли не жалобу. В ней он говорит о том, что помещица не платит ему положенное по штату всем священникам жалование. Возникает переписка, из которой становится ясным, что священник полностью содержится самой помещицей, епархия не тратит на этого священника ни копейки. И по итогам получается, что содержание священника даже большее, чем тех, кто служит в сельских приходах. Да и не всё же содержание исчисляется деньгами. Сюда входит и кров, и питание для священника, и многое что ещё.

Надежда же, советуясь о создании домовой церкви со своим другом из Санкт-Петербурга(6), сталкивается с тем, что священник(7) церкви при богадельне противится задумке Надежды Васильевны. Он, видите ли, опасается, что прихожане перестанут обращаться к нему за отправлением треб и от того он потеряет в доходах. Однако такие аргументы не могли быть приняты Надеждой Васильевной. Ведь назначение домовой церкви совсем иное, никто и не собирался в этой церкви крестить детей, венчать пары и отпевать покойников. Разве что только родственников. И не собиралась Надежда Васильевна зарабатывать деньги, не для того ей понадобилось место для молитв и уединений. Она и причт не собиралась иметь здесь. Разве что изредка приглашать к службе священника для свершения литургии. Она его хорошо знала и имела с ним духовную связь.

И вот что интересно. Пётр I запретил домовые церкви. Позднее Святейший Синод дозволил таковые иметь знатным и престарелым персонам, но лишь в крайних случаях и без особых причтов. А ведь в допетровской Руси, да и вообще до раскола церкви и храмы в вотчинах были в полном распоряжении вотчинника, разделяли «судьбу всей вотчины с землёй и строениями»(8). А при продаже вотчин храм переходил из рук в руки вместе со всем церковным имуществом и причтом. При разделении родовой вотчины делились земли, а вот церковь могла оставаться общей и на общем содержании. При церквях же устраивались богадельни или несколько келий для странников, чернецов или вдовиц(9).

Можно сделать вывод о том, что причт в те времена был зависим от хозяина. И в этом есть определённая правда. Но важнее было то, что вотчинник и его люди, живущие землёй и на земле, имели возможность творить молитву, служить Богу так, как это было принято именно здесь, на этой Земле, издревле. Таким образом сохранялось единство людей и веры во времена до раскола.
Становится понятным и то, почему Пётр I подчинил церковь государству. Именно Святейший Синод стал тогда определять и направлять всю церковную жизнь, равно как и жизнь прихожан. И люди утратили возможность влиять на тех, кто ранее их духовно окормлял, а теперь стал насаждать многое, что людьми отрицалось. Церковь перестала отвечать своему высокому предназначению. Не здесь ли начался тот процесс деградации священничества? Не тогда ли церковь была обособлена и насильно оторвана от повседневной жизни людей? Не потому ли и возникло внецерковное православие как отрицание внешне навязываемого и насильно насаждаемого искажения истинной веры предков?(10)

Но, как бы то ни было, вернемся к нашей истории. Екатерина до смерти своей попечительствовала богадельню. После смерти же передала сей труд сыну, а тот – своей дочери. Богадельня просуществовала до революции 1917 года и закрылась.

Со времени смерти Екатерины и племянницы её Надежды прошло некоторое время. И вот уже один из потомков, лекарь Сергей Сергеевич приезжает по казённому назначению в уездный город Юрьев. Он назначен уездным врачом.

В 1892 году он, вместе со своими друзьями, «пришлыми интеллигентными лицами», как об этом пишет газета «Епархиальные ведомости», организовал в церкви Покрова Пресвятой Богородицы, довольно бедной, любительский церковный хор. Руководил хором ветеринарный врач, и были в том хоре провизор аптеки, учительница, судебный следователь и акцизный чиновник. Что примечательно – среди участников хора был родной брат жены Сергея Сергеевича со своей женой.

Событие это вызвало не столько удивление среди местных жителей, сколько у церковного начальства. Вот как написал об этом “небывалом событии” неизвестный нам журналист того времени: «Коренное население города давно привыкло относиться к подобным пришлым интеллигентным лицам с известным предубеждением, вообще как к лицам мало религиозным. И, представьте себе, как все были поражены появлением этой интеллигенции в качестве певчих на церковном клиросе! По мере того как в городе разносилась весть об этом хоре, в церковь стекается все большее и большее число молящихся, все идут, чтобы воочию убедиться в таком невиданном зрелище».

Вчитываясь в эти строки, понимаешь, что девять человек не просто так совершили это. Нечто скрытое, но объединяющее собрало вместе людей и привело в церковь. Вспомним и то, что в конце девятнадцатого века простое население, рабочие и крестьяне, действительно с настороженностью и опаской, если не сказать большего, относилось к «пришлым интеллигентным лицам». Им потребовалось определённое мужество и решительность для совершения такого поступка.

Автор заметки, между прочим, и сам пришлый. Он приехал в Юрьев ровно для того, чтобы запечатлеть это событие. И он уедет к себе. А эти люди останутся здесь, для них важно быть именно здесь, со своим народом. Уверен, именно так они это ощущали. Автор же заметки ёрничает и тем самым прикрывает свой испуг, а может, и страх перед неизведанным и неизвестным для него. Ему непонятны поступки этих людей. Он пытается выставить героев заметки дураками или, по крайней мере, странными особами. Делал он это напрасно, поскольку вряд ли понимал скрытый смысл происходящего.

А вот слова о том, что после появления хора в церковь стекается всё большее число молящихся, говорят о том, что в эту церковь может и вообще никто до этого не ходил. Появился же хор, проявилось великолепие службы и великолепие молитвы. Автор заметки уничижительно называет сие зрелище «невиданным», не понимая, что это именно так и есть в самом положительном смысле этого слова. Действительно невиданное зрелище – духовное, в молитве, единение людей разных сословий.

Возможно, что в этих историях читатель и не увидит доказательств того, что предки автора этих строк несли сквозь века крупицы древней, подлинной веры, той самой веры, о которой говорил Александр Пыжиков. Екатерина Васильевна, Надежда Васильевна и Сергей Сергеевич проявляли свою веру без участия церкви, но через неё. Они как бы «подстраивали» церковь к тому, что требовала их душа, но чего они не находили в устройстве церкви того времени. Они создавали нечто своё, новое, и приходили с этим в церковь. Внешне всё соответствовало правилам, но зачастую вызывало у церковников недоумение.

И есть основания полагать, что именно родовая память, нечто внутри таящееся и подвигало предков поступать именно так, а не иначе. Они хранили в душе, зачастую этого не осознавая, огонь истинной веры, и проявлялась это в поступках, которые лишь только на первый взгляд кажутся обыденными. И это ощущение истинности сумели передать своим потомкам.

И в заключение – ещё один пример из семейной истории. По иной родословной ветви обнаружен вот какой факт. В исповедных ведомостях(11) 1834 года указано, что семьи Машошиных и Кожевниковых в тот год не являлись на исповедь. Однако же и венчались они в этой церкви, крестили своих детей и отпевали родных. Были они староверами или нет, достоверно неизвестно. Но сам по себе факт любопытный и косвенно подтверждает правильность выбранного направления исследований вопроса через призму иной, генеалогической оптики.

1. Само слово «обыватель» несёт отрицательную коннотацию с давних времён. Однако автор полагает, что сейчас, в наше время, «тихий» человек, обывающий, то есть проживающий свою жизнь на своей земле, – он есть тот, кто бережно и неосознанно хранит древние традиции своего места, яростно желающий сохранить и передать потомкам свой тихий, «обывательский» внутренний мир.

2. Цитата из А. В. Пыжикова.

3. В родословии же важны не только даты рождения и смерти предков, семейные связи и другие важные для генеалогии вещи. Не менее важно понять внутреннее мироощущение предков, их характеры, мотивы поступков, их внутренний мир.

4. Причт есть обобщённое название тех, кто служит в храме (священник, дьякон, пономарь и прочие).

5. О родоначальнике, Чулкове Василии Ивановиче, пытливый читатель может найти множество свидетельств. Достаточно набрать в поиске «Чулков генерал-аншеф.

6. Заметим, не из церковной среды.

7. Лучше, конечно, сказать – поп. Но никого не хотелось бы обидеть, так что воздержимся.

8. Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI-XVII веках. – Москва, Издательство «Индрик», 2002. – 352 стр., стр. 42.

9. Там же, стр. 42.

10. Одним из первых декретов Советская власть отделила государство от церкви. И в определённой степени этот декрет возвращал церковь как общественный институт к допетровским временам. Хотя в массовом сознании сей декрет объявляется как начало гонения на церковь, историческая правда состоит в ином. Советская власть признавала за каждым исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой. И в тоже время этим декретом сняла с государства любые обязательства по отношению к церкви, в том числе и обязательства содержать церковь. Здания и предметы культа особыми постановлениями отдавались в бесплатное пользование соответствующих религиозных обществ. Граждане, община должны сами, за свои деньги, содержать и здание, и служителей. Но граждане, в том числе и верующие, делать этого не стали. По каким-то причинам они перестали посещать церкви. Но верить не переставали.

11. Церковь св. Ильи Пророка в Сергиевом Посаде. Архив ЦГАМО, ф. 203, оп. 747, д. 1243.

Об авторе:
Павел Михайлович Котов, 1968 г. р. Проживает в Москве. Работает в IT. Интересуется историей и генеалогией своей семьи.