Идеология деградации

10 августа 2021 года министр обороны Сергей Шойгу, выступая перед участниками Всероссийского молодежного образовательного форума «Территория смыслов», заявил, что внешние угрозы понятны, они были и есть, но куда опаснее «внутренние угрозы», постепенное и незаметное «разложение общества внутри страны».

Глава военного ведомства затронул важнейшую тему. Проблему разложения пытались решить уже не раз, но обычно всё сводилось к разговорам о том, что людей нужно «просвещать» и вообще всячески «повышать уровень образования и культуры». Однако все это глупости. Можно сколько угодно бороться за всё хорошее против всего плохого, лучше от этого не станет. И хотя в последнее время мы отбросили много вздорной шелухи, главные путы по-прежнему на нас: мы взяли на себя добровольное обязательство разлагаться. Это проявляется во многом: в нашей зацикленности на экономических показателях, в том, как мы боимся великих дел, великих нарративов и великих побед, в постыдных разговорах о «декоммунизации», «тоталитаризме» и «десталинизации сознания». Все это очень старые песни, и тот, кто знаком с историей, может сказать, чем закончит подобное общество уже сейчас.

Касты и их влияние на общество

Выдающийся русско-американский социолог Питирим Сорокин утверждал, что фундаментом любой культуры являются ценности. Уберите ценности, и общество рухнет, как соломенное чучело, из которого выдернули шест. Однако единой системы ценностей не существует. Это очень давно поняли в древней Индии, где на основе различных видов служения возникло деление на брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. Брахманы служат священному знанию, воины-кшатрии — Родине, вайшьи (т. е. земледельцы, торговцы и ремесленники) — материальному достатку, шудры (самая низшая каста) — удовольствию. Грубо говоря, есть две высших касты и две низших. Высшие касты ценят то, что в душе. Они смотрят на жизнь по-разному, но сходятся в одном: есть вещи, которые гораздо важнее телесно-материальной жизни. Вещи, за которые можно и нужно умирать. А вот низшие касты, напротив, умирать не готовы. Их ценности располагаются где-то в пищеварительном тракте или возле него.

Об опасности низших каст с их простеньким идеалом много писал Лев Николаевич Гумилев. Он называл таких людей «субпассионариями» и объяснял, что их жизненная энергия меньше инстинкта самосохранения. В лекциях по этнологии «Струна истории» Гумилев писал, что субпассионарии совершенно не нужны при подъеме, потом их долго используют как пушечное мясо и только в инерционное время (т. е. в эпоху застоя и разложения) они вылезают на свет. Именно тогда возникают гуманистические теории «все для человека, все ради человека».

Вот как об этом пишет сам Гумилев: «Субпассионарии говорят: «Будьте такими как мы», то есть не стремитесь ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить… В поздней фазе этногенеза они составляют уже не скромную маленькую прослойку в общем числе членов этноса, а значительное большинство. И тогда они говорят свое слово».

Слово шудр

Что ж, мы это слово уже слышали. Это слово впервые зазвучало после войны, когда из эвакуации «толпой валили штатские» (В. Высоцкий). Потом мы услышали это слово от Хрущева, объявившего войну Православной Церкви и яркому представителю воинской касты — Сталину. Это слово мы слышали в статьях сбежавших на Запад диссидентов, которых академик Шафаревич называл «малым народом», а Гумилев «антисистемой». Это слово звучало в передачах «Голоса Америки» и «Свободы». Оно особенно громко стало раздаваться в перестройку. Оно прогремело в 1991 году, а потом раздавалось уже повсюду. В 1990-е шудры подмяли под себя газеты, книгопечатание, телевидение, расселись в Думе, влезли в кресла режиссеров театра и кино. Они ополчились на всё, что не соответствовало их представлениям о смысле и ценности жизни. Они объявили войну Александру Невскому и Сергию Радонежскому, Ивану Грозному и Сталину, Пушкину и Достоевскому, Суворову и Жукову, царской семье и новомученикам, пионерам-героям и Зое Космодемьянской. Они пели гимны предателям-власовцам, требовали узаконить матерную брань и сочиняли романы о своей сперме и экскрементах. Они мухами облепили госказну и запустили жадные хоботки во все денежные потоки. Они распределяли должности и звания, вручали себе премии, строили замки и вертолетные площадки, покупали костюмы с блестками и кружились перед нами в новогодних телешоу. «Будь успешным, греби под себя! — кричали они. — Если ты такой умный, почему ты такой бедный?! Бери от жизни все!»

Поначалу казалось, что долго так продолжаться не может. Очень уж все это напоминало маскарад полулюдей-полунасекомых, которые слиняют при первом же порыве ледяного ветра. Прекрасно помню тот день, когда я начал догадываться, что все это надолго, что шудр уже очень много, и что просто так они не уйдут. Это было во время праздничного шествия 9 мая в Санкт-Петербурге, в парке Сосновка. Дети и взрослые двигались по аллее под фронтовые песни, объединенные «радостью со слезами на глазах». Внезапно где-то в канаве или на обочине появилось существо с крашеными волосами, явно не принадлежавшее к так называемой «элите». Оно было не то молодым мужчиной, не то молодой женщиной (по фигуре и одежде этого было не понять) и двигалось параллельно с общим потоком, кривляясь, повизгивая и пародируя народное пение. От существа исходила странная вибрация злости и раздражения. Оно беспокоилось, негодовало и прямо-таки корчилось от ненависти.

Потом были акции с разрубанием икон в Манеже и выставка «Осторожно, религия!» А потом информационную картинку заполонили беснующиеся самки. Они устраивали оргии в музеях, спиливали кресты, врывались в храмы и расписывали свои телеса надписью «Kill Kirill». Нет, эти девочки не шутили, как думали некоторые. Это были далеко не масленичные забавы, это была информационная подготовка перед боевыми действиями. Шудры готовились окончательно решить вопрос в свою пользу. Неудивительно, что в России в эти годы продолжали убивать православных священников. А на Украине майданная партия «европейской мечты» и «кружевных трусиков» вскоре отметилась рядом чудовищных преступлений, в том числе сожжением людей в Одессе.

Общество низких смыслов

Почему те самые шудры, о которых во все времена так пеклись гуманисты, становятся убийцами? Почему мещане так легко превращаются в палачей? Рискну предположить, что здесь действует определенный закон. Низшее не может видеть высшее, и все шудры убеждены, что высшие ценности — несуществующие химеры. Следовательно, такие ценности можно и нужно искоренять. Жертвовать собой шудры неспособны, (это умеют только высшие касты), но они всегда готовы жертвовать другими.

Шудры готовы убивать, потому что подсознательно чувствуют свою неполноценность. Они знают, что их место в самом низу социальной лестницы. Они боятся, что их сбросят туда, откуда они недавно поднялись. Им кажется, что общество, в котором не останется брахманов и кшатриев, будет для них безопасным. Они ошибаются. Общество, в котором они победят, станет адом для них самих.

«Люди мемориальной фазы (т. е. последней фазы этногенеза — Д.О.) еще имеют кое-какую пассионарность, мучающую их от сознания безнадежности, — отмечал Л. Н. Гумилев. — А их ближайшее окружение неспособно даже на отчаяние… У них идеалы заменены рефлексами. Они не могут и, хуже того, не хотят бороться за жизнь, вследствие чего длительность этой фазы очень мала». Эти слова сказаны сухим научным языком, но в них слышатся предсмертные стоны побежденных и победные крики победителей. Увы. Общество шудр всегда становится легкой добычей любой более-менее здоровой силы.

«…Все это было и в Древнем Риме, — писал академик Борис Викторович Раушенбах. — Он, как сказано, в частности, у Энгельса, у Гиббона, у других историков, погиб, но его оживили германцы, которые вторглись в Римскую империю, навели там порядок — в кавычках, конечно, — были жестокие войны, но, с другой стороны, появилось что-то другое вместо Древнего Рима, тоже хорошее. У нас, видимо, будет нечто аналогичное, только вместо германцев придут завоеватели «с раскосыми и жадными очами», японцы, китайцы, корейцы… В отличие от белых они здоровы, у них есть какие-то идеалы, интересы, а не только пожрать и повеселиться».

В истории это происходило не раз. Сын пастуха, привыкший спать на голом камне, окруженный такими же голодными и смелыми друзьями, врывается в столицу и подчиняет себе всю страну. Его сын еще более-менее к чему-то способен, а внук, выросший в роскоши — уже растленное существо, неспособное ни на какие решительные поступки. Он проводит время среди наложниц, с чашей вина в руке. Однажды в столицу приходит новый сын пастуха, и все повторяется.

В средневековой Европе об этом законе (понижение ценностной планки ведет к вырождению) хорошо знали. Именно поэтому аристократы воспитывали своих детей по-спартански. И самые холодные спальни, и самые короткие штанишки, и самые суровые наказания предназначались именно аристократам. За их ценностями следили, ведь им предстояло вести за собой других. А потом началось стремительное разложение. От прекраснодушных гуманистов, провозгласивших, что «нет ценностей, кроме самого человека» до несчастных созданий, неспособных регулировать, а потом и удовлетворять свои рефлексы, путь оказался очень коротким. Выросшие на идеалах низшей касты, дети богатых и чиновных шудр заканчивали свой жизненный путь в искореженных машинах, в тюрьме, под забором или со шприцом в руке. Закон действовал, как часы: люди, отказавшиеся от высших ценностей, стремительно деградировали и умирали.

Курс на самоубийство?

Парадокс нашего времени в том, что мы добровольно посадили шудр себе на шею и взяли на себя обязательство им служить. «Раньше у нас всегда была идея, объединяющая людей и придающая их существованию высокий смысл, — писал Б. В. Раушенбах. — Высокой целью можно назвать такую, ради достижения которой человек способен терпеть любые невзгоды и даже пожертвовать жизнью, ибо в этой цели для него заключено не личное благо, а благо Родины. Сейчас ничего подобного нет. Болтают, что нашей целью является создание рыночной экономики, но вот поставьте-ка вопрос так: готов кто-нибудь пожертвовать жизнью ради создания рыночной экономики?..»

Вопрос поставлен предельно точно. Если нет цели, за которую люди готовы жертвовать жизнью, это означает, что люди живут идеалами низших каст. Такое общество обречено. Оно просто неспособно существовать. Если гаснет священный огонь, все погружается во тьму. Об этом говорил еще Гилберт Кит Честертон: «Призрак «чистой», «реалистической» политики невероятен и нелеп. Попробуйте представить себе, что солдат говорит: «Нога оторвалась? Ну и черт с ней! Зато у нас будут все преимущества обладания незамерзающими портами в Финском заливе». Почему бы война ни начиналась, то, что ее поддерживает, коренится глубоко в душе». Без того, что коренится в душе, нет ни человека, ни человеческих поступков, ни жизнеспособных государств, ни политики. Без того, что коренится в душе, нет и самого общества. Без духа, без веры, без идеалов, без идеологии вообще ничего нет. Именно идеология питает общество изнутри.

Заглянем теперь в нашу Конституцию, где записано, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (статья 13). Что это, как не роспись шудр в главном законе страны? Ведь если мы говорим, что у нас нет идеологии или не может быть идеологии — это означает только одно: под запретом находится именно идеология высших каст. Потому что свято место пусто не бывает, и совсем никаких ценностей быть не может. Если цветам и деревьям расти запрещено, это значит, что наступило время плесени, мха и лишайников. Если запрещена идеология кшатриев и брахманов, это означает, что обязательной — по умолчанию — становится идеология шудр.

Пока еще нас спасает наше великое прошлое, наша великая культура и народная память. И вопреки этой безумной записи в Конституции, обязательная идеология у нас есть. «У большинства жителей России — 62% — празднование Дня Победы вызвало чувство душевного подъема и ощущение единения народа», — сообщает ВЦИОМ. На уровне общества мы все еще знаем, в чем наши главные ценности. 9 мая мы празднуем нет только победу над фашистской Европой, мы празднуем тот факт, что человек — это не просто биохимическая машина, способная получать удовольствие. 9 мая — это праздник тех, кто верит, что умирать за родину стоило, что есть вещи более драгоценные, чем твое пищеварение и половые рефлексы.

Но стремительно растет и прослойка шудр. И 38% людей, не испытывающих чувство душевного подъема 9 мая — это шудры. Их уже миллионы. Они не готовы праздновать победу над смертью, потому что не видят в жизни никаких других ценностей, кроме самоуслаждения. «А может, стоило Гитлеру сдаться? Жили бы сейчас, как в Люксембурге», — говорят они, даже не понимая, что цитируют Смердякова. И это уже не только собиратели банок из под пива, воры-карманники, сутенеры и женщины с пониженной социальной ответственностью, нет. Эти люди руководят театрами и телестудиями, сочиняют песни, пишут статьи и книги, ведут блоги, читают лекции в ВУЗах и выступают на телешоу.

Выход есть?

Шудры есть в любом обществе, и это нормально. На то человеку и дан свободный выбор, чтобы кто-то выбирал для себя самое простое. Каждый может по своей воле перейти в низшую касту, если его туда тянет. В какой-то степени шудры даже нужны — глядя на них, подрастающие брахманы и кшатрии сильнее укрепляются в своей идентичности. Опасны не шудры, опасно искусственное навязывание их ценностей всему обществу. Растлевать проще, чем воспитывать. Пропаганда низменного неизбежно приводит к тому, что шудр становится больше. Именно тогда, почувствовав свою силу, они начинают воевать с церковью и пытаются развалить армию.

Л.Н. Гумилев говорил, что наш этнос молод, он на шесть веков младше европейского, и все еще впереди, особенно, если мы не «наделаем глупостей». Позволить шудрам диктовать свои ценности всему обществу — значит сделать самую большую глупость, какую только можно представить. Нужно срочно что-то менять. Но что?

Некогда Диоклетиан спас Римскую империю, сделав выбор в пользу провинциалов, диких и пассионарных. Он даже перенес столицу из Рима в Никомедию, подальше от богатых и растленных римских шудр. Может быть, и нам стоит ограничить экономические и политические права богатых московских шудр, одновременно наладив приток свежих людей из провинции, из дальних уголков страны? Может быть, стоит подумать о том, как увеличить права, в том числе избирательные, многодетных родителей? (Те, кто готов в наши дни жертвовать своим временем, силами, здоровьем, карьерой и заработком в пользу детей, новых граждан российского государства точно не шудры, и их дети, скорее всего, повторят жизненный путь родителей.) Может быть, стоит на государственном уровне оказывать всемерную поддержку тому социальному слою, который все еще делает выбор в пользу высших ценностей? (Сюда, конечно же, входят не только военные, но и врачи, летчики, спасатели и представители других героических профессий, вплоть до сельских учителей и священников.) Может быть, стоит проверять наших чиновников на отношение к 9 мая? Тому, кто не празднует день Победы хотя бы в своем сердце, не место в элите. Это представитель низов, и доступ во власть для него должен быть закрыт, как закрыт доступ к рулю для алкоголика и наркомана.

Стоит, наверное, озаботится и созданием специальных учреждений, которые стали бы проверять наших чиновников на детекторе лжи и выявлять их настоящие ценности, как когда-то предлагал еще Герман Оберт. Если рвачи и хапуги будут в самом начале своего пути отсекаться от выгодных должностей, это не только поможет сэкономить колоссальные средства, но и положительно скажется на настроении всего общества. Глядишь, восстановится и творческая энергия народа, задавленного в настоящее время гнетом ничтожеств.

Знаю, что кто-то обязательно скажет — мы все это проходили, это попахивает новым средневековьем, инквизицией, автократией, большевизмом, тоталитаризмом и т. д. Соглашусь только в одном: ошибки могут быть и на этом пути. Однако если совсем ничего не делать, плесень съест все. Питирим Сорокин доказал, что чувственное общество, основанное на материальных ценностях и удовлетворении рефлексов, обречено. Оно неизбежно придет к катастрофе, «как бревно, оказавшееся на краю Ниагарского водопада». Общество шудр, уставшее от великих людей и великих идей, думающее только об удовольствиях, сменится обществом брахманов-аскетов. На развалинах чувственного общества возникнет общество духовное. И если мы не начнем решать заявленную министром проблему уже сейчас, впереди у нас, как предупреждал Сорокин, только «душераздирающие ужасы, кошмары и гигантские разрушения».

Кстати, многие пророчества великого социолога уже сбылись.