Бесчеловечно низкие цены

Как известно, Аристотель считал рабство естественным и необходимым. Навряд ли хозяйка круглосуточного магазина в Гольяново штудировала древнегреческого философа и задумывалась о контексте этой идеи, однако позицию Аристотеля с удовольствием разделяла. Более 10 лет она кошмарила и удерживала в подвале своего магазина мигрантов из Средней Азии, превратив их в натуральных рабов. Регулярные унижения, избиения, изнасилования — и все это происходило годами в типичной московской окраине где-то в тени серых многоэтажек. Такое не привидится в страшном сне.

Мытарства гастарбайтеров однажды закончились — в 2012 году неравнодушные активисты вызволили узников из заключения и придали дело огласке. Рабы получили свободу, рабовладельцы отделались предупреждением, а тот самый магазин с невзрачной вывеской «Продукты», говорят, работает до сих пор как ни в чем не бывало. Эту жуткую историю использовал Михаил Бородин в своем дебютном фильме «Продукты 24», немного изменив сюжет и сместив акценты. 

Картина начинается со сцены мусульманской свадьбы, проходящей в подсобке злосчастного магазина. Мигрантка Мухаббат (Зухара Сансызбай) обязуется любить мигранта Бека (Толибжон Сулейманов), пока смерть не разлучит их. Никакой любовью здесь, конечно же, не пахнет, просто хозяйка магазина Жанна (Людмила Васильева), нарочито подражающая хрипом и манерностью Вито Корлеоне, хочет от своих рабов ребенка – своих она, видимо, иметь не может. Помимо Мухаббат и Бека, в магазине живет и работает множество безымянных женщин с безымянными детьми, плохо говорящих на русском языке. 

Первая половина «Продуктов 24» проходит в удушливой, клаустрофобной тьме. Зрителей знакомят с рабским бытом и стереотипными обитателями подмосковья, заходящие в магазин исключительно за выпивкой. Мигранты уже превращены в такие же товары, которые сами продают. Спят работники на полу, едят что попало, могут получить по лицу только из-за того, что у хозяйки плохое настроение. Слов в фильме ничтожно мало, им тоже, как и людям, будто не хватает света, они отрывистые и мертвые. Камера Екатерины Смолиной (тоже дебютантки) наблюдает за адом украдкой, из-за двери или прилавка. Может, поэтому появление в кадре продажных полицейских, вернувших хозяйке сбежавшую рабыню, выглядит вполне органично. Других полицейских в мире, где все – продукты, быть не могло. 

Отдельные эпизоды подсвечены неоном – это перемигивание то ли с Николасом Виндингом Рефном, то ли с Цай Мин-Ляном снято эффектно, но совершенно неуместно, учитывая масштаб и дикость происходящего. Заигравшись с неоновой палитрой, режиссер не замечает, как продолжает любоваться и насилием – сцена вбивания гвоздя в ступню многострадальной мигрантке, совершившей неудачный побег, настолько избыточна, что начинает создавать ненужные библейские аллюзии. После жестокой бойни гвозди уже бессмысленны. И так всем ясно, что хозяйка – зверюга. Тем более, что покалеченный раб не сможет исполнять свои трудовые функции и будет приносить лишь убытки. Женщина с повадками мафиозного босса должна это понимать.

Вторая половина картины контрастирует с первой открытыми пространствами и свежим воздухом. Чудесным образом Мухаббат спасает случайная девушка – она безвозмездно помогает ей получить документы и уехать на родину. С этого момента «Продукты» откровенно буксуют — Михаил Бородин не имеет представления, как писать эту историю дальше. Возникают тягучие диалоги и бессмысленные хождения взад-вперед.

В Ташкенте Мухаббат делать особо нечего – мать ворчит, что из-за дочери повышается коммуналка, отец скончался, друзья и родственники давно уехали на заработки в Россию или Казахстан. Героиня находит хорошую работу на хлопковом поле, жизнь, кажется, начинает налаживаться, но внезапно заболевает мать, а значит снова встает финансовый вопрос. Не находя ничего лучше, Мухаббат звонит своей хозяйке Жанне и возвращается в Москву, в те самые «Продукты», приведя с собой еще троих будущих, ничего не подозревающих рабынь.

Есть у этой картины удивительное свойство. В каких бы тяжелых ситуациях героиня не находилась, переживать за нее не будешь. Хотя интонация у авторов вроде бы жалостливая. Мухаббат действительно вырвалась из рабства, однако в Москве остался ее ребенок. О нем она то думает, то не думает – эмоционально проблема материнства ее не заботит. Возвращаясь домой, она умудряется зажмотить деньги довольно любезному таксисту. Находясь на хлопковом поле, Мухаббат бросает все, нагрубив начальникам, чтобы приехать к матери в больницу, теряя при этом деньги и рабочее место. Антипатии добавляет и тот факт, что Мухаббат не способна связать два слова ни на русском, ни на узбекском. Зато во сне она видит настоящее, пронизанное мистикой кино. 

Выглядит это все удручающе. Взявшись за серьезную тему, Михаил Бородин от нее с каждой минутой отворачивается, предпочитая довольствоваться оммажами к любимым режиссерам.  Это хорошо, что в заключительном эпизоде указанный магазин вместе с землей взмывает в небо и остается левитировать некоторые секунды – красота никогда не мешает миру теней.

Другое дело, что смотрится это глупо и никак не соотносится с тревожной темой рассказа. Уже везде просекли, что мигрантский сеттинг – это либо жанр («Пророк» Жака Одияра, «Айка» Сергея Дворцевого, «Танцующая в темноте» Ларса фон Триера), либо грамотная и не очень публицистика («Атлантика» Мати Диоп, «Другое небо» Дмитрия Мамулии). Иной взгляд, как минимум, должен подразумевать под собой взвешенное или остроумное высказывание, иначе оно просто испарится в спертом воздухе капитализма.

Да и «стокгольмский синдром» как социальная метафора, опошленная соцсетями и либеральными деятелями, уже порядком надоела. 

Может, пора уже придумать что-то новое?