О наступлении ВСУ от Минобороны
Попытки противника 4 июня прорвать оборону на южнодонецком направлении не увенчались успехом
В последнее время новости про русских эмигрантов поступают чаще всего в богомерзком формате – кто кого обложил дерьмом, как именно пожелал смерти русским людям и краха государству. Возомнившие себя коллективным философским пароходом дефолтные персонажи шлют лучи поноса не без ностальгического зуда. Да, им хочется вернуться в ту самую Россию, где им было сыто и комфортно. Но времена изменились. Поэтому «Ваши Новости» обращают взор на действительно достойных представителей творческого мира – классиков мирового уровня, не гнушавшихся пеших и паровозных путешествий по нашей стране. Даже при всем их зашкаливающем снобизме и сарказме сложно не заметить интонации восхищения. Достаточно лишь полистать дневники*.
Марк Твен
Американский писатель, философ и знатный тролль Марк Твен оказался в Российской империи в конце XIX века. Он (в 32 года) решился на отчаянный многомесячный круиз по святым местам чуть ли не всей планеты – в том числе по Афинам, Константинополю, Севастополю и Одессе. Маршрут был серьезный, поэтому цена на билет – тоже: 1 250 долларов (на современные – это более 20 тыс. баксов). Но Твен-то хитрый. Чтобы отбить поездку, сразу заключил контракты с прессой, где будут публиковаться его путевые очерки. Из них, собственно, о России твеновскими глазами мы и узнаем.
Марк Твен
«По виду Одесса точь-в-точь американский город: красивые широкие улицы, да к тому же прямые; невысокие дома (в два-три этажа) – просторные, опрятные, без всяких причудливых украшений; вдоль тротуаров наша белая акация; деловая суета на улицах и в лавках; торопливые пешеходы; дома, и все вокруг новенькое с иголочки, что так привычно нашему глазу; и даже густое облако пыли окутало нас, словно привет с милой нашему сердцу родины, – так что мы едва не пролили благодарную слезу, едва удержались от крепкого словца, как то освящено добрым американским обычаем. Куда ни погляди, вправо, влево, – везде перед нами Америка!»
В Севастополе американца, который потерял паспорт (!) и ходил по городу с документами соседа (!!), ни разу не остановили. Более того – чуть ли не качали на руках.
«Еще ни в одной стране нас не принимали с таким радушием, здесь мы чувствовали, что достаточно быть американцем, никаких других виз нам уже не требовалось… Будь мы из любой другой страны, нам и за три дня не удалось бы получить разрешения войти в севастопольский порт, нашему же пароходу было позволено входить в гавань и покидать ее в любое время».
Понятно, что типичное русское гостеприимство самолюбивый Твен принял за восхищение американской нацией, но чего не простишь молодому тогда еще репортеру. Которого личным приемом уважил даже… император. Да, отдыхавший в тот момент Ливадийском дворце Александр II, узнав о паломниках из «Квакер-Сити», выразил желание встретиться с американскими путешественниками. Пароход спешно направился Ялту.
«Царь перемежал свои слова поклонами: «Доброе утро… Очень рад… Весьма приятно… Истинное удовольствие… Счастлив видеть вас у себя!» Все сняли шляпы, и консул заставил царя выслушать наш адрес. Он стерпел это не поморщившись, затем взял нашу нескладную бумагу и передал ее одному из высших офицеров для отправки ее в архив, а может быть, и в печку».
Не менее саркастичный, чем Марк Твен, автор «Трех мушкетеров» Дюма прибыл к нам в Россию по приглашению графа Григория Кушелева-Безбородко летом 1858 года побыть шафером на свадьбе свояченицы графа. Французский сноб уже тогда был звездой: конечно, в просвещенной России его все знали и читали. Потому иногда и пресмыкались.
Александр Дюма
– Со стыдом, с сожалением читаем мы, как наша аристократия стелется у ног А. Дюма, как бегает смотреть «великого и курчавого человека» сквозь решетки сада – просится погулять в парк к Кушелеву-Безбородке, – презрительно заметил Александр Герцен. – Ну найдите мне пошехонцев, ирокезов, лилипутов, немцев, которые бы имели меньше такта!
Дюма прибывает в Петербург по морю – через Кронштадт. И сразу же приступает к уничижению городского облика (чай, не Париж!).
«Санкт-Петербург – необъятное беспорядочное нагромождение зданий, разделяемое рекой и вскинувшее шпиль Адмиралтейства, золотой купол Исаакия и звездчатые купола Измайловского кафедрала; всё это четко обрисовано на фоне жемчужного неба, слегка тронутого голубым, что отменяет другие цвета, за исключением зеленого цвета крыш. Зеленый цвет – болезнь, которой страдают все петербуржуа [петербуржцы]. Как месье барон Жерар, автор «Въезда Генриха IV в Париж», который видел всё в зеленом свете, так их архитекторы воспринимают только зеленое».
Тогда никакого ЦИПСО, конечно, не было, но черный пиар – запросто. И поэтому Дюма с радостью нахватался городских баек, устрашающих любого иностранца, и с радостью их множил. Классическая – такая: жил да был один молодой человек, которого при Александре I схватили, «раздели, побрили и обратили в солдата на 20 лет». За что? А за то, что он остановился у Михайловского замка и посмотрел на окно комнаты, где когда-то был убит Павел I). Ну вы поняли.
Впрочем, некоторые вещи беллетрист замечает довольно точно. Декоративность и искусственность созданного на болоте города Дюма рассмотрел, как будто был архитектором.
«Великое несчастье Санкт-Петербурга – имитация. Его дома – имитация домов Берлина, его парки – имитация Версаля, Фонтенбло и Рамбуйе, его Нева – более ледоносная имитация Темзы».
Прозорливый писатель провел в нашей стране почти год (и даже Октябрьскую революцию предсказал!). И многие края объездил: жил в столице, ходил на пароходе по Ладожскому озеру, был в Москве и Нижнем Новгороде, проехал по Волге до Астрахани, через Калмыкию доехал до Дагестана, а оттуда отправился в Баку и Грузию.
Во время визита в Россию француз Дюма был известен, а вот британец Льюис Кэрролл – нет. Первый перевод «Алисы в стране чудес» на русский появился только спустя 12 лет после его приезда. Английский священник, лектор оксфордского колледжа, фотограф и, конечно, писатель прибыл в Россию в 1867 году вместе с приятелем – богословом англиканской церкви Генри Лиддоном. На поезде – за сутки до Кенигсберга, потом в Петербург. Там британца прибила мощь службы в Исаакиевском соборе, которую он посетил с коллегой, но не съязвить Льюис не смог.
Льюис Кэрролл
«Никаких музыкальных инструментов, которые бы помогали песнопениям, не было, но певчим удалось создать чудесное впечатление с помощью одних только голосов… Чем больше видишь эти роскошные службы с их многочисленными способами воздействия на органы чувств, тем больше любишь скромную и бесхитростную (но, по моему мнению, более реальную) службу английской церкви».
При этом Невский (тогда он еще не был похож на Тверскую) автор посчитал одной из самых красивых улиц мира, Медным всадником восхищался, а еще осмотрел Эрмитаж, Петропавловку и Александро-Невскую лавру. Не обошлось и без Петергофа, разумеется. После Кэрролл и Лиддон убыли в Москву.
«Мы уделили пять или шесть часов прогулке по этому чудесному городу, городу белых и зеленых крыш, конических башен, которые вырастают друг из друга, словно сложенный телескоп; выпуклых золоченых куполов, в которых отражаются, как в зеркале, искаженные картинки города; церквей, похожих снаружи на гроздья разноцветных кактусов (некоторые отростки увенчаны зелеными колючими бутонами, другие – голубыми, третьи – красными и белыми), которые внутри полностью увешаны иконами и лампадами и до самой крыши украшены рядами подсвеченных картин; и, наконец, город мостовой, которая напоминает перепаханное поле, и извозчиков, которые настаивают, чтобы им платили сегодня на тридцать процентов дороже, потому что сегодня день рождения императрицы».
Случился и заезд в Нижний Новгород (с посещением ярмарки), затем возвращение в Москву (ресторан с крымским вином, пирожками и лимонным мороженым) – и снова Петербург (верфи Кронштадта, встреча с секретарем Льва Толстого, закат на стрелке Васильевского острова). Совокупно англичанин пробыл в России месяц. Кстати, это был первый и единственный выезд Кэрролла за границу.
*По книгам «Дневник путешествия в Россию в 1867 году» Льюиса Кэрролла, «Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию» и «Кавказ» Александра Дюма, «Простаки за границей, или Путь новых паломников» Марка Твена.