«Виноватых бьют»: мент – это тоже человек?

Сергей Кубрин – следователь из Пензы. И молодой писатель. Давненько такого сочетания не было в русской литературе.

Как и многие молодые писатели, он начинал с толстых литературных журналов. Еще в 2009 году его открыла «Волга» (там вообще очень чутко относятся к начинающим прозаикам). Он прошел через «Урал», «Октябрь» и другие издания, но это так ничего и не принесло.

Настоящим открытием Кубрин стал в 2016 году – благодаря попаданию его романа «День матери» в финальный список молодежной премии «Лицей им. А.С. Пушкина». Если память не изменяет, призового места он так и не получил (призовые места были потом, но разве в них дело?), но внимание и любовь читателей – обрел.

«Виноватых бьют» – это первая большая книга Сергея Кубрина. Вышла она в «Редакции Елены Шубиной». Подготовлена вместе с Алексеем Портновым – одним из видных редакторов, через которого прошли лучшие современные писатели, начиная с живых классиков типа Захара Прилепина и Алексея Иванова и заканчивая молодыми дарованиями типа Арины Обух и Дмитрия Захарова. Кстати, Захар Прилепин и Андрей Рубанов есть в книге и в качестве блербов (тут Кубрину можно только позавидовать). Словом, все звезды сложились так, чтобы случилась любопытная книга.

И это неудивительно. У Кубрина есть свой стиль – лаконичный (даже сверхлаконичный), подслушанный в очереди на кассу магазина «Пятерочка», в полублатных диалогах у подъезда и, конечно, в речах подозреваемых, проходящих через молодого следователя.

Недаром одно из самых частых слов в его текстах – «короче». Оно несет на себе не только прямую семантическую нагрузку, но и сюжетообразующую. Когда финал рассказа становится предельно ясен: преступник осознал, что совершил какую-то откровенную ерунду, за которую поедет отбывать вполне реальный срок, и никуда от этого не деться; преступника уже начала грызть совесть, он начал задумываться не столько о тюрьме (там понятно, что будет, а еще понятнее, чего не будет), сколько о будущей непростой, мягко сказать, жизни на воле… Короче, когда все стало ясно и излишне прописывать что-то еще, и появляется волшебное слово. Это или какое другое, близкое по своей ролевой модели.

Еще один момент, на который надо обратить внимание, – Кубрину удалась проза про наших ментов. У такой прозы есть целая традиция. Она идет еще от советских писателей типа Матвея Ройзмана, Израиля Меттера или кого-то пониже рангом, преломляется в дурные девяностые и порождает бесконечных картонных персонажей типа Меченого, Бешеного и т. д., а в нулевые затихает практически. И вот во второй половине 2010-х молодой пензский следователь выводит эту традицию на новый уровень.

Что дали советские писатели? Собаку Мухтара? Кубрин дает больше.

Главный герой повести (или цикла рассказов) «Мирный житель» (а в этой рецензии остановлюсь только на этом; в книге-то еще две повести или два цикла рассказов) – Георгий Жарков. Помимо того что он несет службу в полиции, он еще и жить торопится, и чувствовать спешит. Из-за этого трещит семейная жизнь. Изменил раз – рассказал жене – жена простила (или сделала вид). Изменил второй раз – жена подает на развод.

Есть какая-то понятная и вместе с тем непонятная тяга у наших служителей закона – к тому асоциальному и криминальному миру, с которыми они борются. И шансон принимают и перенимают, и на жаргон нередко переходят, и якшаются с проститутками (всех жалко, у всех какая-то своя душевная рана, что и привела этих людей к такой жизни). Короче, это и про Жаркова, и вообще.

В рассказе «Лежачего не бьют» Кубрин дает такую характеристику своему герою:

«К тридцати годам [он] научился держаться меж добром и злом, и сам не знал, кто он такой, и был готов вот так вот: и нашим и вашим – лишь бы дом стоял и жизнь крепла. А смерть он мог различить, что называется, с трех нот. Помнил, видел – не забудешь, не вернешь».

Но более болезненно и точно получилось в другом рассказе – «Стажер»:

«С кем он говорил сейчас, пьяный-пьяный Жарков? Может, с тем пацаном, который не смог найти себя в гражданской жизни. Или с тем принципиальным лейтенантом, который верил когда-то в справедливость. Или с собой – настоящим, с кем говорить не имело смысла, потому как ни одно слово не может ничего в принципе».

Герой на грани: в гражданской жизни устроиться не может, а на службе чувствует, что по-человечески гибнет. И это, насколько могу судить по родным и друзьям, – в самое яблочко. В сердце и суть профессии.

Он кружит по своему городу в поисках легких наркотиков, которые снимают головную боль, из-за проститутки едет разбираться с мужиком, который ее избил, мотается в командировку в Чечню и пытается постичь нравы горцев, пытается нормально относиться к преступникам (несколько рассказов даны от их лица), но из этого мало что выходит – словом, то ли это профессиональная деформация, то ли Жарков сам по себе одна сплошная трагедия.

Один из героев книги так и говорит в рассказе «Ничто»:

«Ты как родился, уже кто-то решил, что жить тебе всю жизнь – плохо. Нас ведь никто не спрашивает, как мы хотим. Кто-то хорошо хочет, а кто-то, знаешь ли, не очень. Жить плохо – тоже искусство. Это еще постараться надо».

Вот Жарков и старается.

Не знаю, насколько этот персонаж автобиографичен, а насколько в нем собраны окружающие Кубрина коллеги, но получается очень натуралистичный и самостоятельный герой. Узнаваемый. И легко принимаемый за какого-нибудь друга, тестя, давнего знакомого, случайного знакомого – тоже работающего в органах. Легко можно представить себе Жаркова шагнувшим из книги в нашу реальность. А это, в свою очередь, – редкая удача. Такого тоже давно не было в русской литературе, чтобы выдуманный персонаж был настолько живым.

Был, допустим, Санька Тишин из романа «Санькя» (2006) Захара Прилепина, но это редкий нацбольский* типаж. Его распространение в нынешних реалиях невозможно. Была лисица А Хули из «Священной книги оборотня» (2005) Виктора Пелевина, и, несмотря на свою фантастическую сущность, была олицетворением некоторой прослойки русских девушек, которых сегодня и след простыл. Был Виктор Служкин из романа «Географ глобус пропил» (1995) Алексея Иванова, но и этот типаж из современной школы ушел, не выдержав бюрократии, идиотизма и низкой зарплаты.

Наверное, можно вспомнить кого-то еще, но кажется, что русская литература в нынешнем ее состоянии занята чем угодно (и это что угодно имеет свою ценность), но не поиском и выявлением какого-то реального типажа.

А Кубрину, повторюсь, удалось найти Жаркова и так или иначе задаться вопросом: мент – это тоже человек? Или так: мент – все еще человек? Ответ, конечно, утвердительный. Иного и быть не может. Но помимо этого ответ содержит и различные нюансы. А об этих нюансах – читайте в книге «Виноватых бьют».

* Нацболы – члены Межрегиональной общественной организации «Национал-большевистская партия» (НБП), которая признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 о запрете деятельности (вступило в силу 7 августа 2007).