В ожидании цензуры, или Творцам ссыкотно

…Деятели кино – сообщают нам «Ведомости» – направили министру культуры Ольге Любимовой письмо, в котором выразили «крайнюю обеспокоенность» в связи с возможностью принятия проекта «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей».

«Дополнительный контроль, построенный на формальных признаках, приведет российское кино и сериалы к максимальному упрощению, а значит, отвернет от них современного зрителя, который опять, как и 10–15 лет назад, повернется к кинопродукции из-за рубежа. Все усилия отрасли и государства по возвращению российского зрителя к российскому контенту, предпринятые за последние годы, будут аннулированы», – говорится в обращении.

Среди подписантов – более 30 ведущих российских продюсеров, режиссеров и сценаристов. В их числе – Федор Бондарчук, Клим Шипенко, Александр Роднянский, Эдуард Илоян, Авдотья Смирнова, Валерий Федорович и Евгений Никишов, Андрей Звягинцев, Данила Козловский и другие.

Вот оно как.

Дополнительный контроль, значит, приведет российское кино к максимальному упрощению.

Ну я человек простой и так понимаю, что ведущие наши деятели не готовы ограничивать полет своей витиеватой, так сказать, творческой мысли и намекают, что грядет страшная цензура, которая помешает и упростит.

Это интересный, конечно, взгляд и интересный, конечно, подход, который мне – а я человек незамысловатый, говорил уже?.. попросту кажется полным говном.

И я сейчас поясню почему.

Но для начала небольшая вводная плюс уместная историческая справка.

Цензура, которую явно побаиваются ведущие наши деятели, опасна только для бездарей. Любая цензура – политическая, религиозная, нравственная. Опасна только цензура экономическая, поскольку угрожает не свободе высказывания художника, но самому его существованию: если автору не платят, он сдохнет с голоду.

Все остальные ограничения, по сути, только мобилизуют. Мастер, как гласит одна из моих любимых пословиц, познается в отсутствии средств. В мире неисчерпаемое множество красок, и если на какие-то их них наложен запрет, Мастера это не остановит. Настоящий творческий процесс – это всегда поиск, а поиск должен каким-то образом стимулироваться.

Может показаться, что я выступаю за цензуру. И да и нет. Конечно, чем более велико пространство, на котором может резвиться автор, тем – теоретически – красочнее его палитра, однако практически это почти всегда не так.

Любой автор скован формой своей индивидуальности, границами собственной личности и ее опыта и естественным образом вытекающими отсюда ограничениями творческого метода. Творец – сложнейшая мозаика, паззл, сложенный из генетических и национальных особенностей, происхождения, воспитания, интеллектуального уровня и художественного вкуса, склонностей и стремлений, сумм накопленных знаний и перенесенных переживаний, влияний и следований… в общем, то же самое можно сказать про любого человека, да. Но творческий человек в процессе создания творческого объекта пропускает получаемую информацию через все эти фильтры и с помощью них преобразует, тэкскэть, интенцию в потенцию, результат которой и предлагается на обозрение (и оценку) миру.

Профессиональные спортсмены всегда усложняют себе задачу на тренировках. Отсюда какой-нибудь бег по колено в воде. Отсюда отягощения на запястья при тренировочных боях с тенью. Отсюда ограничивающие приток кислорода маски – для гипервентиляции легких – ну и т. п.

Тяжело в учении, легко в бою. Перенагрузка подготавливает организм спортсмена к большим вызовам, чем обычно, и потому в условиях более щадящих он показывает несопоставимо лучшие результаты.

Творческие люди поступают точно так же. Я имею в виду – настоящие творцы, а не всякая шелупонь, которая выдает себя за творцов.

Вот, например, придуманный в Италии в XIII веке «Венок сонетов». Это сложная композиция из 15 стихотворений, где последняя строка каждого из 14 сонетов является началом следующего, осуществляя связь между строками, а заключительный сонет воспроизводит первые строки всех 14 предыдущих сонетов, являясь при этом самостоятельным законченным произведением. Это было сознательное отягощение для автора, да, но выполнение этого задания демонстрировало его подлинное мастерство.

Пушкин. Придумал сложнейшую онегинскую строфу и блестяще написал ей объемнейший роман в стихах, ни разу не прокосячив. Это было отягощение.

Борис Валентинович Щербаков «Пушкин в Михайловском». 1969.

Довлатов. Поставил себе задачу не использовать в одном предложении слов, начинающихся с одной буквы, и справился с ней (на самом деле, говорят, в четырех томах его сочинений можно найти два-три примера несоблюдения этого индивидуально установленного закона, лично я не искал). Это было отягощение.

Восточные – японские особенно – мастера художественных искусств вообще преуспели в создании отягощений и преодолении их. Вся традиционная японская поэзия – это неукоснительное следование жесточайшему своду правил. Китайские мастера, вырезавшие один покрытый вязью костяной шар внутри другого, тоже изрезанного узорами, – о, это были гении искусственных отягощений, но!

Только так познается настоящий мастер и настоящий спортсмен.

Имитатор же, графоман, любитель никогда не станет усложнять себе жизнь. Он станет упрощать. Потому что ему не до достижений, ему бы хоть что слепить. Хотя бы до финиша добежать. Какие уж там рекорды. Какая уж там работа с отягощениями.

Но почему бы и нет. Занимающихся – условно – творчеством людей много, творцов мало. Пусть расцветают все цветы, пусть графоман корячит там что-то себе, если его это увлекает и занимает.

Не на государственные только деньги.

И не надо тогда расценивать этого имитатора как ведущего деятеля искусств. Тот, кто пытается пройти самым простым путем, – и не для экономии ресурса, а просто потому что сложный ему не пройти, – тот недостоин никакого внимания, каких бы званий он не имел.

Цензура – любого типа, как вы поняли, – это отягощение. Настоящий автор по ее поводу переживать не станет, и настоящему автору ничто не помешает создать шедевр – чему, в общем-то, есть многочисленные исторические примеры.

Практически все великие произведения мировой культуры были созданы в условиях жесточайшей цензуры. В основном это была цензура религиозная, конечно, ее давление на авторов охватывает все времена и все континенты.

Вторым номером идет цензура политическая, она заметно уступает религии, но все-таки ее значение всегда было невероятно велико.

На третьем месте стоит цензура социальная, нравственная. У нее обычно больше всего противников – не в последнюю очередь и потому, что против этого типа цензуры протестовать безопаснее всего; впрочем, и тут можно вспомнить множество трагедий, вот Свифт, например, не даст соврать. «Сдержи перо он и язык, Он в жизни многого б достиг…» – как угрюмо написал он сам о себе.

Ну и четвертое – это самоцензура, самая, как высказался Антон Палыч Чехов, жесткая.

Внутренний фильтр – вкусовой, интеллектуальный, профессиональный – и в самом деле должен быть наиболее частым. Тут сложность в том, что часто автору не хватает ни вкуса, ни интеллекта, ни профессиональных умений отфильтровать искусство от говна; и, собственно, ряд фамилий в приведенном выше списке это блистательно иллюстрирует.

Однако, несмотря на все эти суровые цензурные фильтры, в обозримом прошлом человечество создало невероятное количество величайших произведений, от фресок Джотто до хоралов Баха, от стихов Пушкина до фильмов Эйзенштейна, от романов Толстого до мультипликационных фильмов Черкасского.

Почему так? Почему цензура, судя по всему, не мешала им, а помогала?

Ответа два.

Если творец верит в догматы, которые защищает цензура, то цензуры для него попросту не существует. Он делает то, во что верит сам, и делает это со всей ответственностью и с полной отдачей своего творческого эго.

И два: если творец, наоборот, протестует и борется с этими догматами. Тогда цензура и поддерживаемая ей идеология выступают в роли противовеса, груши для битья, раздражающим и мобилизующим фактором.

В общем, для творческого процесса и результата сплошная польза, ггг.

Это, конечно, если мы имеем дело с творцом, а не имитатором.

С имитатором иначе.

Он не в состоянии ни бороться, потому что он обычно трус и конформист, ни верить, потому что он обычно пуст (и конформист).

Но это мы говорили о цензуре вообще, абстрактно.

Давайте посмотрим повнимательнее на данную конкретную ситуацию.

Что же там такого страшного и угрожающего самому существованию российского кина написано в этом зловещем документе, который, впрочем, еще не принят и находится в проекте?

Страшно, конечно, вникать, но надо.

Ужасы там таковы.

«Традиционные ценности – формулируют авторы проекта – это формирующие мировоззрение граждан России нравственные ориентиры, передающиеся от поколения к поколению, обеспечивающие гражданское единство, лежащие в основе российской цивилизационной идентичности и единого культурного пространства страны, нашедшие своё уникальное самобытное проявление в духовном, историческом и культурном развитии многонационального народа России.

Описание проблемы: необходимость сохранения ‎и укрепления традиционных ценностей перед лицом глобального ценностного кризиса, ведущего к утрате человечеством традиционных духовно-нравственных ориентиров и моральных принципов.

Желаемый результат: способствовать сбережению народа России и сохранению его идентичности на основе традиционных российских духовно-нравственных ценностей, развитию человеческого потенциала, поддержанию гражданского мира и согласия в стране, укреплению законности, формированию безопасного информационного пространства, защите российского общества от распространения деструктивной идеологии, достижению национальных целей развития, повышению конкурентоспособности и международного престижа Российской Федерации».

Так. А где ужасы?.. Ведущие творцы нам обещали ужасы, которых нельзя, значить, допустить, а то разрушится российское кино.

Чет пока я не вижу ужасов, непонятно пока, против чего протестовать.

Хм. Ну-ка, может дальше? Что там за традиционные ценности?..

«К числу традиционных ценностей относятся:

1) жизнь,

2) достоинство,

3) права и свободы человека,

4) патриотизм,

5) гражданственность,

6) служение Отечеству ‎и ответственность за его судьбу,

7) высокие нравственные идеалы,

8) крепкая семья,

9) созидательный труд,

10) приоритет духовного над материальным,

11) гуманизм,

12) милосердие,

13) справедливость,

14) коллективизм,

15) взаимопомощь и взаимоуважение,

16) историческая память и преемственность поколений,

17) единство народов России».

Семнадцать пунктов, среди которых – воля ваша – лично я не вижу ни одного ужасного. Ни одного такого, соблюдение которого может «заставить современного зрителя повернуться к кинопродукции из-за рубежа».

Странное дело. По поводу любого из приведенных пунктов можно, конечно, сказать, что это цензурные ограничения. Если ты их не разделяешь. Как я писал выше, разделяющий истинность догматов человек не видит в них цензурных ограничений.

Что, наши творцы не разделяют эти 17 пунктов?..

Они что, планируют против этих позиций творчески высказываться и заранее боятся, что на них шикнут?

А наши ли это тогда творцы?

Странное, странное дело.

Впрочем, я так глубоко копать не буду, я как человек незамысловатый… о чем уже, кажется, говорил… и плюс к тому довольно циничный вижу основную причину беспокойства наших ведущих творцов в другом.

Во-первых, практически весь снимаемый – часто при серьезной государственной поддержке – контент окупается в наше время не на территории государства, а на мировых платформах VOD. «Нетфликс» там, вот это вот всё. Такие платформы – в общем и целом находясь под влиянием экономических и политических мировых групп, диктующих определенную повестку, – в свою очередь диктуют определенные требования к покупаемому ими контенту. И если с 2022 года, если проект примут, производимый контент внезапно станет отвечать интересам России, если все эти бесконечные «левиафаны» прекратятся, то интерес к покупке такого контента сразу будет снижен.

Другими словами, творцы в перспективе не хотят терять бабло, бгг.

Во-вторых, конечно же, отбор по соответствующим критериям идет и для всех знаковых кинофестивалей. Там политика роляет едва ли не сильнее, чем в большом спорте. Привезти на фестиваль фильм об ужасном лапотном Мордоре, где все друг друга угнетают, или привезти на фестиваль фильм, отвечающий – условно – 17 приведенным выше пунктам? Как ты думаешь, читатель, у которого из них больше шансов взять приз? То-то. Вот и наши творцы так считают.

Три. Собственно говоря, творческие потенции. Говоря, что «дополнительный контроль, построенный на формальных признаках, приведет российское кино и сериалы к максимальному упрощению», наши ведущие, как обычно, лукавят. Проще говоря, они считают, что плохое кино, в котором, например, есть геи-каннибалы, автоматически становится хорошим. Что никчемную режиссуру можно замаскировать сиськами. Что сюжеты про кровавых маньяков намного перспективнее сюжетов про счастливых людей. Что туалетный юмор проще продать. Что легче снять мрачную чернуху, чем что-то жизнеутверждающее.

Такой взгляд, конечно, не лишен оснований.

Кровькишкираспидорасило, всякая желтизна, бульварщина и кровавый ужас в самом деле продаются – всегда – неплохо. Но не является ли задачей настоящего творца стараться влиять на мир позитивно, а не эксплуатировать низменные человеческие качества? Не есть ли именно такой подход настоящим вызовом и необходимым – для настоящего, конечно, творца – отягощением?

Самыми перспективными в плане «вложение-отдача» кинопроектами являются порнографические. Меньше всего затрат, больше всего продаж. Сам я против порнографии ничего не имею, конечно, но люди, которые профессионально работают в этой отрасли, хотя бы не претендуют на то, чтобы называться творцами искусства, и, кстати, с пониманием относятся к цензурным ограничениям.

В отличие от.

А ведь американское, скажем, кино, проиграть которому так боятся наши производители, тоже нынче сковано своей повесточкой, о чем мы прекрасно знаем. Это несколько иная повесточка – впрочем, и аналог обсуждаемого проекта у них тоже был, буквально слово в слово, ггг.

Мало кому известно, что еще в 1930 году в Америке Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов был принят т. н. Кодекс Хейса – этический кодекс производства фильмов в Голливуде, ставший к 1934 году неофициальным действующим национальным стандартом нравственной цензуры кинематографа в США.

Как сообщает «Википедия», «снимать фильмы, не соблюдая кодекс Хейса, было можно, но такие фильмы не имели шанса быть выпущенными в прокат кинотеатров, принадлежавших членам ассоциации».

Полностью приводить Кодекс Хейса тут я не стану, захотите – сами найдете. Скажу только, что он, во многом пресекаясь с обсуждаемым российским проектом, в целом на порядок жестче. Действовал он 30 лет, потом сменилось несколько поколений и изменился сам мир, так что к середине 60-х Кодекс был заменен системой возрастных рейтингов.

Однако наличие этого свода жестких – и даже чересчур жестких – правил вовсе не обрушило американское кино. Не заставило зрителя «отвернуться о него». Не упростило его «максимально». И не помешало сотням режиссеров создать сотни шедевров.

Впрочем, повторю, в наше время американское кино пребывает точно в таких же – если не худших – повесточных тисках, и, несмотря на это, по-прежнему удерживает лидирующее положение в мире. И это я не говорю еще про китайское, где даже пукнуть нельзя в сторону!..

Но «дополнительный контроль» не приводит почему-то «к максимальному упрощению».

Может быть, дело не в цензуре или кодексах, а, творцы?

Может быть, дело, все-таки в наличии таланта?..

Может быть, снимать хорошее кино все-таки возможно и без туалетного юмора, обнаженки, убийств, чернухи и русофобии?

Может быть, пример великого – не побоюсь этого слова – советского кинематографа доказывает, что и позитивные фильмы востребованы и могут быть конкурентны?

А?.. Творцы?..

Да не, не услышат.