«Умеренный консерватизм»: четвертая политическая теория в действии?

Было ли в планах Владимира Путина в своей «валдайской речи» дать контуры российской государственной идеологии? Думается, что все-таки нет. Задача была куда проще: противопоставить то, как там у них на Западе, с тем, как у нас в России. Разумеется, противопоставить так, чтобы для всех стало очевидно, насколько Россия обгоняет Запад (по крайней мере, для российской аудитории) и США с их «культурой отмены», «расизмом наоборот», гендерно-половой самоидентификацией и проч., в плоскости здравого смысла и рациональности. И с этим Владимир Владимирович с командой идеологов и спичрайтеров справились на отлично, выставив страны «загнивающего капитализма» оплотами абсурда, что в затрагиваемых вещах, пожалуй, и соответствует принципу реальности (недаром одно из определений «умеренного консерватизма» по Путину – разумный).

Однако философ Александр Дугин совершенно не согласен с такой постановкой. По его мнению, речь Путина – «это не набор случайных и противоречивых тезисов, это очертание, пусть предварительное – совершенно оригинальной идеологии, которую можно обобщенно назвать “антикапитализмом справа”». И в отличие от прокремлевского политолога Сергея Маркова, который тут же назвал Владимира Путина «философом на троне», сравнив с Марком Аврелием, за, скорее, этот самый «набор случайных и противоречивых тезисов», отвечающих критерию здравого смысла (по крайней мере, теоретически), Дугин идет дальше и пытается обобщить президентские постулаты, подводя именно к идеологии.

Философ акцентирует внимание на том, что Владимир Владимирович последовательно отбрасывает все три политические теории, подходя к четвертой, еще пока что не воплощенной и, следовательно, не актуализированной в политической смысле:

Капитализм и его тотальная апология лежит в основе классического либерализма. Путин его и подвергает критике. Значит либерализм – первую политическую теорию – Путин радикально отвергает. Антикапитализм слева – то есть коммунизм или социализм, вторая политическая теория – не совместим с консерватизмом. Значит, Путин имеет в виду явно и не его,

– пишет Александр Гельевич в своей колонке для «Незыгаря».

Что касается третьей политической теории – фашизма, то здесь Дугин несколько хитрит, ссылаясь на то, что Владимир Владимирович ее даже не рассматривает, полагая за «еще одно порождение Запада, несовместимое с историческим опытом России».

Здесь все же стоит отметить, что Путин, учитывая историко-политическую конъюнктуру и прежде всего культивирование победы СССР над Третьим рейхом с возведением оной в одну из идеологических «скреп», просто не может апеллировать к третьей политической теории. Хотя не будем забывать, что последняя далеко не исчерпывается немецким национал-социализмом: тут вполне уместно вспомнить тот же итальянский фашизм, в доктрине которого изначально не отводилось ровным счетом никакого места концепции «расового превосходства», которая в свою очередь является лишь одной из составляющих идеологем, характеризующих фашизм в широком его понимании наряду с такими, как реваншизм, вождизм, этатизм и проч., которые очень хорошо просматриваются во внутренней и внешней политике Путина.

И вот благодаря этой уловке Дугин – вроде как совершенно справедливо – подводит к тому, что «Путин вплотную подходит к четвертой политической теории».

Вот ей-то более всего и соответствует “антикапитализм справа”,

– констатирует он, задаваясь в данном контексте вполне логичным вопросом: «Когда Путин напрямую обратится к четвертой политической теории?» – теоретиком и разработчиком которой Александр Гельевич и является. По сути, Дугин заявляет претензию – претензию на место идеолога режима. И, думается, в этом главный message его колонки.

Однако попробуем отбросить это предположение и задаться вопросом: а действительно ли утверждения Путина соответствуют четвертой политической теории?

Тут прежде всего необходимо разобраться с тем, что Дугин считает под этой самой теорией, точнее, на основании чего ту или иную идеологию можно отнести к этой теории, кроме противопоставления трем основным.

Суть 4 ПТ (четвертая политическая теория – прим. авт.) заключается в том, что ей отвергается не одна из политических идеологий эпохи модерна, а все они. Три политические теории исчерпывают спектр предложений модерна. 4 ПТ говорит всем им «нет». Ее не устраивает «течение реки» в сторону политической философии Матери.

4 ПТ – это теория глобальной, абсолютной, радикальной Революции, направленной не только против конкретной доминации Запада, против современного состояния европейской цивилизации, против гегемонии Соединенных Штатов Америки, против либерализма, но против самого модерна, против политической парадигмы Логоса Великой Матери, против той метафизики, где представление о мире строится снизу вверх,

– поясняет философ в статье «Четвертая политическая теория и проблема Дьявола».

Нетрудно догадаться, что альтернативой модерна, из которого, соответственно, и выросла современность, Дугин видит формы, предшествующие самому модерну и прежде всего – парадигму Логоса Отца, то есть неба в философском понимании, разумеется.

4 ПТ представляет собой обращение не к вариациям или комбинациям политической философии модерна (например, синтеза второй и третьей политических теорий, представленного в концепции национал-большевизма* Эрнста Никиша – прим. авт.), а к смене радикальной парадигмы. Эту смену можно описать отрицательно как отказ от политической философии Матери в ее метафизическом основании, то есть просто как ликвидацию модерна вообще. Начало модерна уже несет смысл, содержание, логику его конца,

– пишет Дугин.

Четвёртая политическая теория предлагает выйти за пределы политического модерна, за пределы и либерализма, и коммунизма, и фашизма, и соединить будущее — постсовременность, постмодерн — с традицией, с возвратом к традиции, интерпретированной как вечное, а не как прошлое. <…> Защита вечности через одновременное обращение к премодерну и постмодерну — в этом смысл четвёртой политической теории,

– добавляет философ в интервью Александру Проханову.

И тут мы подходим к сакраментальному вопросу: а как четвертая политическая теория может реализоваться в России?

Теоретически – как социал-монархизм, причем первую часть этого определения стоит понимать не столько в левом ключе, сколько, исходя из концепции христианского рая, как коммунизм на земле, что, по сути, отсылает к уваровской формуле «Православие, Самодержавие, Народность».

Вот и вся четвертая политическая теория, «разработанная» Дугиным.

Что, впрочем, не отменяет другого вопроса: как она соотносится с «умеренным консерватизмом» Путина?

Если смотреть с точки зрения формы, то путинскому «умеренному консерватизму» до полноценной четвертой политической теории еще шагать и шагать (в этом плане его можно назвать прообразом): монархизмом в России и не пахнет; вес РПЦ – относительно невелик; народ разобщен, и настроения в нем плавают, скорее, протестные, поддерживать власть уже считается дурным тоном. А вот если с точки зрения содержания, то философ может быть доволен. Его концепт реализован в полной мере: власть Путина практически равна власти монарха, управление идет строго сверху вниз, вместо православия у нас – патриотизм, который Владимир Владимирович объявил национальной идеей, одновременно совместив этот концепт с концептом народности. И, что самое главное, вся эта конструкция держится на твердых онтологических основаниях, имманентных менталитету российского человека, для которого, по мнению высшего руководства, главной ценностью является не личный комфорт и столь же личное благосостояние, но переживание чуть ли не метафизической гордости за Отчизну:

Те, кто продвигает такие философские подходы («когда только личное благополучие, личное самочувствие имеет решающее значение»), по-моему, не то что не понимают нашего генетического кода, они пытаются его всячески подрывать. Потому что кроме желания жить хорошо, жить сыто, быть уверенным за своих детей, друзей, родных, всегда в нашей стране чувство национальной гордости играло не меньшую роль во всем том, что делалось за всю нашу тысячелетнюю историю. Если кто-то считает, что для него или, как сейчас корректно говорить, для нее эти ценности уже не имеют значения, это их выбор. Но я убежден, что подавляющее большинство нашего народа думает иначе,

– не так давно заявил министр иностранных дел РФ Сергей Лавров, чем, по сути, обосновал наличие нищеты в качестве «духовной скрепы» нации.

И все это есть и было до провозглашения «консерватизма для оптимистов», так что Дугин явно запаздывает с тем, чтобы навесить на «путинизм» ярлык четвертой политической теории, которую можно выразить в двух словах с одним предлогом: архаика со смартфоном. Или новое средневековье (которое, правда, держится на симулякрах). Или неофеодализм, напоминающий больше третью политическую теорию, чем что-то новое и прорывное. А если отойти от умных политологических и философских вывертов, то – отдает классической автократией, которая совершает свой естественный переход к не менее классической диктатуре (чтобы в этом убедиться, достаточно выйти на одиночный пикет с критикой власти), которую, конечно, можно назвать как приближением к четвертой политической теории, так и ее воплощением. Можно, но стоит ли?

*В России: Национал-большевистская партия признана экстремистской организацией и запрещена на территории РФ