Судьбы учения

С начала 1990-х, когда в российской печати стали появляться переиздания трудов евразийцев 1920-х гг. и появился интерес к этому оригинальному течению мысли, в интеллектуальных кругах заговорили о том, что евразийство – это готовая идеология для новой, постсоветской России.

Собственно, так считали и сами евразийцы: Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий и др. Они неоднократно выражали обеспокоенность тем, что после падения партии большевиков в России власть захватят либералы-западники (а на окраинах – националисты-«самостийники»), достижения народной революции будут утеряны, страна распадется, а осколки попадут под контроль Запада. Евразийцы надеялись, что именно они сумеют перехватить падающую из рук переродившихся большевиков власть (а в НЭПе евразийцы видели перерождение большевизма в своеобразный «коммуно-капитализм») и что на место коммунистической идеологии наследница ВКП(б) – Всероссийская Евразийская партия поставит идеологию евразийства.

Но евразийцы думали, что это произойдет в конце 1920-х. И действительно, 1927-1929 гг. были своеобразным перепутьем: сошлись в схватке левая и правая оппозиции в ВКП(б), большевистский город и старая патриархальная деревня, где были сильны «кулаки». Левый экономист Михаил Антонов писал, что падение СССР 1920-х в капитализм вполне было возможно (в роли Горбачева 1920-х он представлял защитника «кулаков» Николая Бухарина). Тогда бы в страну хлынули эмигранты, которые были еще живы (в том числе и евразийцы), и Россия разделила бы судьбу послереволюционной Франции, в которую вернулись Бурбоны. Соответственно, под эту ситуацию 1920-х евразийцы и ковали свою идеологему.

Однако историческая судьба решила все иначе. Сталинской группировке в партии удалось вывести партию и страну из этого кризиса (Устрялов считал, что Сталин при этом воспользовался некоторыми наработками национал-большевиков и евразийцев) и создать настолько крепкую базу СССР, что ее прочности хватило еще на 60 лет (начиная с 1930 года – «великого перелома»). Партия коммунистов рухнула лишь в 1991-м. Старые эмигранты давно уже умерли, а их дети и внуки ассимилировались во Франции и США. Роль плакальщиков по белой идее пришлось выполнять бывшим коммунистам и кагэбэшникам (что настоящих «белых» привело бы в ужас). Впрочем, плачут они неправдоподобно. В их плаче слышится нескрываемая радость оттого, что им не пришлось столкнуться с проблемами люстрации и реституции (в отличии от их коллег из Восточной Европы).

Но вернемся к евразийству. В начале 1990-х мир уже был совсем другим, нежели в 1920-х. И всем, кто не собирался делать на евразийстве политический гешефт, а действительно желал возрождения этой многообещающей концепции, было очевидно, что она нуждается в обновлении. Поэтому в 1990-х началось активное скрещивание евразийства с самыми разными идеями: от геополитики Карла Хаусхоффера до неомарксизма Антонио Грамши.

Результатом этого скрещивания и стало то, что назвали постсоветским неоевразийством. Странно, что при этом никто из заметных идеологов евразийской направленности не попытался выяснить, в чем же устарело былое евразийство, или произвести, так сказать, критику евразийского разума. Попытаемся же мы приступить к этому в своей короткой заметке. Практическая польза от этой теоретической операции состоит в том, что выявив устаревшее, мы одновременно выявим и непреходящее в евразийстве.

Первое, что сразу же приходит на ум – устарела антиевропейская направленность евразийства. В начале 21 века уже не Европа, а Америка является агрессивной цивилизацией, которая пытается навязать свои культурные, политические, экономические установки всем остальным цивилизациям и странам мира как нормативные. В том числе и «старушке Европе», которая из мирового империалиста превратилась в жертву американского империализма. Если бы Трубецкой написал свою первую протоевразийскую книгу не в 1920-м, а в 2020-м, он бы назвал ее не «Европа и человечество», а «Америка и человечество».

О старый добрый европоцентризм, которым евразийцы пугали русских, арабов и зулусов! Его не следует идеализировать, ведь он был идеологией империалистической экспансии. Но насколько он отличался от воинствующего американизма! По крайней мере, европоцентризм был вариативен. Русские европоцентристы могли быть франкофилами, как Пушкин, германофилами, как Киреевский или англофилами, как Набоков-старший. Какая цветущая сложность в центре того, что было предназначено уничтожить цветущую сложность других культур мира! И сравните это с идеологией гамбургера и Мики-Мауса.

В этом смысле мы, наследники евразийцев, в худшей ситуации. Конечно, исчез старомодный расистско-милитаристский западный империализм с его белыми сахибами в пробковых шлемах и рассуждениями о «бремени белого человека». Распались все значительные европейские империи. Бывшие колонии стали де-юре независимыми государствами. Английские гарнизоны не стоят в Индии, а французские – в Алжире. Зато теперь американские войска с легкостью вторгаются в те страны мира, правительства которых их не устраивают, оккупируют эти страны, устанавливают свои марионеточные правительства. Это называется «гуманитарной интервенцией».

Формально США остаются республикой в пределах северной части Американского континента. Фактически же – это огромная империя, которая простирается до Ближнего Востока и Японии. Везде стоят американские войска, везде в ходу американские деньги – доллары, все лучшее (нефть, полезные ископаемые) принадлежит американским компаниям, но дело даже не в этом. Наследница мировой Британской империи, неофициальная Американская империя держится на культурной гегемонии, на том, что в большинстве стран мира американские ценности, американский образ жизни, транслируемые через кино, компьютерные игры, моду, спорт, являются образцами для населения. Парадокс, но после освобождения из лап милитаристского империализма народы мира еще больше стали терять свою индивидуальность, самобытность, еще больше стали вестернизироваться и американизироваться. Это значит, что борьба против гегемонии Запада для современных евразийцев – это уже не столько политическая, сколько культурная работа.

Итак, евразийцы надеялись, что во время падения режима большевиков им, евразийцам, удастся перехватить власть и на месте большевистской окажется Евразийская партия. Таким образом сохранилось бы советское государство и в юридическом смысле – как система Советов, и в географическом – как федерация республик. Но этого не произошло. Советский Союз распался. Одно время и бывшая РСФСР чуть было не начала распадаться. К власти пришли западники, и в 90-е годы страна фактически была под внешним управлением, в Доме правительства сидели американские советники. Да и сейчас страна критично зависит от метрополии мирового капитализма, поскольку так и не избавилась от сырьевой зависимости и от прозападных либералов и олигархов в правящих структурах. И это Россия, а ряд других бывших республик СССР находится под прямом контролем Запада (что же касается Прибалтики, то она вообще часть Евросоюза, каковой, впрочем, евразийцы ее и считали, ведь Евразия для них начиналась лишь с польско-белорусской границы).

Получается, что рассуждения евразийцев 20-х о создании Евразийской партии, которая была бы преемницей ВКП(б), уже неактуальны? Ведь даже если Евразийская партия возникнет в одной из новых республик и даже если ей удастся каким-то образом получить власть (что звучит фантастично, поскольку большинство этих республик автократии), непонятно, каким образом она сможет решить проблему воссоединения евразийского пространства. Едва ли это возможно чисто политическими методами. Однако сегодня реальным становится идейное влияние евразийских интеллектуалов на правящие элиты в странах Евразии. Новым евразийцам не обязательно создавать свои политические партии, они могут внедрить свою теорию в программы существующих парламентских партий и в миропонимание народов и так достичь поставленных целей.

А для того чтобы быть действенной и актуальной политической платформой, новое евразийство должно пересмотреть тезисы евразийцев 1920-х годов, проверить их на соответствие современности и при необходимости скорректировать, постоянно вести критику и самокритику, обновляться, не впадать в догматизм. Радует, что именно такова идейная установка движения «Новая Евразия».