Русские: земледельцы или кочевники?

3 года назад

Еще в стародавние времена на Западе возник черный миф о «диких кочевниках» – антиподах высококультурных оседлых земледельцев и горожан-ремесленников (странный для христиан, поскольку в Библии скотовод Авель – положительный персонаж, а строитель городов Каин – отрицательный). В эпоху петровской и послепетровской модернизации русские, переодевшись в иностранные костюмы, переняли этот миф вместе с грузом знаний европейского Просвещения. Российские интеллигенты-западники внушили своему народу, что русские люди – это европейские оседлые земледельцы, ничем в этом смысле не отличающиеся от народов западной цивилизации – немцев, французов, испанцев, англичан. Коренные же кочевые народы «российского мира», давно уже побратавшиеся со своими русскими соседями, изображались как «варвары», не знающие благ «цивилизации» и во всем противоположные «культурным европейцам-русским».

Диссонансом этому звучали лишь слова отдельных приметливых русских писателей и философов от С. Т. Аксакова до А. М. Горького и Н. А. Бердяева, которые указывали на «кочевые инстинкты» самих русских, «охоту к перемене мест», склонность к странничеству как в прямом, буквальном смысле, так и в смысле духовном, то есть к поискам «вечных идеалов», нравственной правды, совершенной красоты. В начале ХХ века в эмиграции появилась евразийская школа русской общественно-политической мысли, теоретики которой – Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Вернадский и др. предложили русским совсем другую цивилизационную самоидентификацию. Они доказывали, что русская культура не европейская и не азиатская, а синтетическая, евразийская. Евразийцы считали, что русское мировоззрение имеет много общих черт с мировоззрениями и ценностями туранских народов Северной Евразии (в которых евразийцы видели вовсе не «дикарей», а представителей своеобычных культур, не менее интересных и глубоких, чем западная, и своего рода «братьев» русских).

Конечно, большинство представителей российской интеллигенции – и западнической, и славянофильской, восприняло эти тезисы евразийской культурологии как «скандальные», «возмутительные», «не соответствующие действительности». Несмотря на то, что евразийцы провели глубокое исследование традиций русской политики, указав на ее корни в политической практике Золотой Орды, произвели анализ русского и тюркских языков, феноменов духовной культуры, и слева и справа на них сыпались и сыплются обвинения в излишней экстравагантности. И западники, и славянофилы в качестве «неопровержимого аргумента» европейского и очевидного характера русских любят указывать на то, что русские вплоть до эпохи советской индустриализации были все же народом крестьян, как и другие народы Европы, а что, мол, общего может быть между оседлыми земледельцами и их «извечными врагами» – кочевниками?

Вместе с тем, именно обращение к экономической истории русского народа содержит в себе самое яркое подтверждение правильности евразийской характеристики «русской цивилизации». В. О. Ключевский в своем «Курсе русской истории» отводил целую главу зарождению и формированию великороссов. Произошло оно в XII-XIII веках, когда переселенцы из Киевской Руси, теснимые монголами, хлынули на северо-восток, в междуречье между Окой и Волгой. В этом месторазвитии, которое стало их «колыбелью», приспосабливаясь к новым для них географическим и климатическим условиям, испытывая влияние соседних народов финно-угорского и тюркского корня, восточнославянские переселенцы, сохранив прежнюю религию, преемственность с культурой и языком древнего Киева, стали все же несколько другим народом (подобно тому, как английские переселенцы, переселившись за океан, вскоре стали не англичанами, а американцами). Этот другой народ, собственно, и есть современные русские (которых во времена Ключевского именовали великороссами). Самое любопытное, что, по мнению отечественного историка, черты характера этого нового народа определил новый тип хозяйствования – подсечно-огненное земледелие. Новая родина переселенцев представляла собой лесистую местность, где заниматься земледелием – их обычным видом материального производства – было затруднительно. Великороссы стали выжигать леса, засеивать выжженную землю, которую щедро удобряли золой, и снимать урожаи вплоть до истощения участка. Потом его бросали и переходили на другой участок, где повторялся тот же цикл. Такого рода хозяйствование, которое Ключевский назвал «кочевым земледелием», действительно, развивало в людях черты, сближающие их с мировоззрением кочевников – ослабленное чувство частной собственности, равнодушие к комфорту, нежелание укореняться в одном месте, обустраиваться, копить материальные богатства, приводить в порядок свое хозяйство, ведь участок земли, принадлежащей семье, все равно надо будет оставить через несколько лет.

Итак, евразийцы утверждали, что духовная культура русских являет собой середину между европейской и азиатской. Русские, в отличие от европейцев, – не стяжатели и не мещане, и поэтому европейцам они кажутся азиатами. Но в отличие от азиатов русские ценят личностное начало, хоть они и не гипертрофируют его, и связывают его с родом, народом, государством.
Однако общество представляет собой целостное образование, духовная культура в нем тесно связана с материальной, и по-своему каждая воспроизводит одну и ту же матрицу. В этом – непреходящая правда марксизма, даже если мы и не согласимся с его утверждением о примате материального. Как видим, с точки зрения материального производства русские со времен своего возникновения как самобытного этноса занимали срединную позицию между оседлыми крестьянскими народами Западной и зарубежной Восточной Европы и кочевниками и полукочевниками Турана. Русские в период своего исторического детства были земледельцами, но своеобразными, кочевыми.

На это можно возразить, что с тех пор прошло много веков и что теперь материальное производство русских сильно отличается от кочевого земледелия их предков. Это, конечно, так, но материальное производство современных американцев тоже сильно отличается от жизни «покорителей Дикого Запада», «героев фронтира». Тем не менее, система ценностей, сложившаяся во времена покорения фронтира, предполагающая активность, целеустремлённость, пиетет перед техникой и денежным успехом, умение постоять за себя, стремление решать свои проблемы без помощи государства, сохранилась. Мне вообще кажется, что характер этноса, его ценности, мировоззрение, поведенческие стереотипы формируются, как и характер человека, в эпоху «детства». Для великороссов это XII-XIV вв., когда их предки осваивали леса волго-окского междуречья.

Своеобразный кочевой дух этого изначально европейского народа – причина и того, что великороссы затем, с XV века смогли заменить тюрков в роли народа – собирателя ордынских земель (ведь обычно такую интегративную функцию выполняют именно кочевые народы). В советские времена русские снова легко стали уже неономадами – народом инженеров, врачей, учителей, вузовских педагогов – «прогрессоров Евразии», которых партия и государство посылали в самые дальние уголки «красной Евразии» обучать детишек таджиков и литовцев русскому языку, математике и политэкономии, возводить заводы, строить ГЭС и лечить людей. Современный философ-неоевразиец Павел Зарифуллин пророчествует о космическом номадизме русских. Что ж, такие они и есть – потомки кочевых земледельцев, вечные странники и искатели идеала евразийцы-великороссы!

 



Подписаться
Уведомить о
guest
1 Комментарий
Новые
Старые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Любовь
Любовь
3 лет назад

Конечно кочевой народ, — если восточные славяне хоронили своих в курганах, — а так поступали «только» кочевые народы (тюрки, ирано-кочевники) и викинги. Но, видимо, это было задолго до прихода викингов, так что, когда те пришли, прорусские славяне уже были в основном земледельцами.

АКТУАЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ