История, объясняющая настоящее

Я ехал на поезде в Киев в декабре 2003 г. В купе была пожилая женщина из Киева, бухгалтер какой-то фирмы, малосимпатичный чернявый иностранец и молодой офицер-моряк с Тихоокеанского флота. Наши сразу перезнакомились, моряк стал показывать фотографии родных, своего корабля, американского авианосца, около которого они вели разведку. Я дремал на верхней полке и слушал их разговор. Конечно, он быстро перешел на политику вперемешку с бытовыми воспоминаниями.

Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Фото: zavtra.ru

Тон задал иностранец, вроде бы из Панамы. Начал жаловаться, что все у нас не так устроено, не как в цивилизованных странах. Сам он кончил в Москве химико-технологический институт, а жена училась в Киеве, теперь работает в панамском посольстве. А он чем-то приторговывает, едет в Киев по делам. Собеседники стали ахать и стараться сказать ему что-нибудь приятное. Поругали советские общежития, потом украинское консульство. В цивилизованных странах стараются заманить человека – он же деньги в стране оставит, а украинцы ему визу выдали с мрачным выражением лица. Да, все у нас так… Эх, Россия, Россия…

Прошли украинские пограничники, потребовали у этого панамца 100 рублей за медицинскую страховку. Ушли, он стал ныть, наши опять заохали: «Обдираловка!» Я думал, что они сейчас скинутся по полсотни и ему отдадут, так расстроились за него. Он видит, что русско-украинская аудитория его очень уважает, и запел соловьем. Стал им объяснять, что все у нас неправильно потому, что богатых людей мало. От богатых, мол, идет к народу культура. И почему-то стал ссылаться на опыт Кубы, так что я совсем проснулся и стал слушать.

На культуру этот парень вышел как-то странно. Вот, говорит, есть в Гаване кладбище им. Колумба. Там похоронено много богатых людей. Какие у них красивые склепы! Он всякий раз, когда представлялся случай, шел на кладбище, рассматривал эти склепы и думал, какие культурные эти богатые люди. Они уехали в Майами и даже там сделали копию этого кладбища и кое-каких склепов. Вот теперь все люди на Кубе бедные, живут на пределе возможностей. А если бы часть из них, как раньше, была бы богатыми, то народ жил бы хорошо.

Ну, думаю, сейчас бухгалтер или моряк укажут ему на отсутствие логики. Ведь если все живут на пределе возможностей, то сделать часть богатыми можно, только если обобрать остальные две трети. Но при этом они вымрут, ибо и так живут на пределе. Каково же было мое удивление, когда и выросшая в СССР женщина-бухгалтер с высшим образованием, и молодой офицер с элитного корабля стали горячо поддерживать этого тупого придурка. Я понял, что он – кубинец, сбежавший в Панаму (так оно и оказалось). А у многих кубинцев из бывшего «среднего класса» есть эта идея-фикс, вроде болезни, над которой там нормальные люди смеются. Они свихнулись на зависти к могилам и склепам богачей. По воскресеньям они берут жену и детей, бутерброды и идут на это кладбище, как на пикник. Наслаждаются культурой. Меня тоже не раз пытались затащить, и я не понимал, к чему это – пока друзья не объяснили. И ведь как увязал с политикой и с Россией!

Бухгалтер стала с жаром развивать тему. Да, все в России пошло наперекосяк, потому что к власти пришла голытьба, голь перекатная и пр. А что голытьбе нужно? Первым делом расстрелять всех богатых, а потом и середняков. Потом их имущество разграбить, нажраться и напиться. Работать они не любят, делать ничего не умеют – и вот, правильно вы сказали, ни общежитий устроить не могут, ни культуры. Потому что только богатые являются носителями культурных и духовных ценностей. Про ценности это она красиво ввернула. Моряк ей в красноречии явно уступал. Что-то мямлил про расстрел всех «справных работников», но с натугой. Больше рассказывал о своем корабле – он со своим оборудованием охватывал радиоразведкой какие-то немыслимые пространства. 

Что в этом разговоре поражало, так это шизофреническая логика. Бухгалтер хвасталась тем, что она до бухгалтерства была хорошим инженером на каком-то военном заводе. А муж ее кончил Московский энергетический институт и стал видным специалистом. При этом выходило, что оба они – из голытьбы, ибо «всех богатых расстреляли». И вот – все «совки» работать не умели, а думали только о том, как бы кого ограбить, «отнять и разделить», но они с мужем были замечательными работниками. К тому же падкими до духовных ценностей.

Как-то зашел разговор о Байкале. Ах, Байкал, они с мужем там были! Им нравилось в отпуск ездить в такие красивые, нетронутые места. После Байкала поехали на Тайшет, посмотреть настоящую тайгу. Ах, Тайшет, тайга! Они каждый год ездили, тогда на самолете было недорого, а теперь она первый раз за десять лет поехала из Киева в Москву к сестре… «Гусано» что-то ввернул про Санкт-Петербург – там, мол, тоже склепы неплохие есть. Женщина опять зашлась в духовном экстазе. Ах, Ленинград! Они с мужем каждый год хоть на пару дней старались съездить. Эти проспекты, эта филармония… Теперь это все в прошлом… Моряк тоже пожаловался, что раньше из Владивостока регулярно летали к родным на Украину, а теперь отец, тоже морской офицер, вышел в запас и сидит дома, без воды.

Утром я слез с полки, поговорил с кубинцем по-испански. Оказалось, он из городка Тринидад, где я не раз бывал. Теперь это город-музей, жемчужина Кубы – реставрированы все дома колониальной эпохи (этого он уже не видел, смылся, получив диплом). Он сидел мрачный, видно, проклинал свой длинный язык. Хаять свою страну в присутствии человека, который ее знает, мало кому приятно.

Снова завязался разговор. Я спросил, как дела в Приморье с отоплением. Моряк разволновался: абсолютно все, мол, проклинают Чубайса. Его имя – как синоним абсолютного зла. Я, помня ночной разговор, удивился: как же так? Ведь программа Чубайса в том и состоит, чтобы в России появился слой богатых людей. Но тут офицер совсем меня огорошил: «А зачем нам богатые?» 

Я говорю: «Как зачем? Ведь они – носители культурных и духовных ценностей». Услышав это, женщина поджала губы – решила, что это ирония, камешек в ее огород. А офицер не переставал удивлять. Он с жаром воскликнул, почти крикнул: «Какие носители? Каких ценностей? Вы что? Их ценности – доллар! Зеленая бумажка, больше они ни о чем не думают!» Похоже было, что он даже рассердился на мою непонятливость.

Я был в растерянности. Всего шесть часов назад он, сидя на той же самой полке, поддакивал галиматье про богатых как сливках общества, как единственных обладателях «генов духовности и трудолюбия» – а теперь с такой же страстью отрицает эти же тезисы, выраженные буквально теми же самыми словами. Что за чертовщина? Вот тебе и моряк, элита русского офицерства. До чего же мы так докатимся?

Перебирая в памяти все слова и жесты этого молодого офицера, я мог прийти только к одному выводу. Он был настолько рад долгожданной поездке к родным, настолько расположен к своим попутчикам и переполнен добротой к ним, что не хотел им перечить, «жертвовал» своими вполне разумными убеждениями. Убеждения его были мягкими, неоформленными, но все же именно убеждениями. Но он их не слишком ценил, не считал каким-то жизненно важным ресурсом. И уж тем более не считал их оружием офицера, необходимым в наше смутное время.

Этот молодой человек был мне близок, очень понравился – и в то же время в этой его доброте веяло чем-то гибельным для нас. Как все это повернется?