Герман Садулаев: «Человек без совести – это Гитлер. Для меня Ахматова – это немножко Гитлер»

Недавно в телеграм-канале Германа Садулаева завязалась бурная и продолжительная дискуссия по поводу морального облика Анны Ахматовой. Писатель высказал свое отношение к вольным представлениям поэтессы о семейной жизни и упомянул о ее ответственности за судьбу ее мужа, другого великого поэта Николая Гумилева. Стихийным образом начались баталии в комментариях про вину и ответственность, про традиции и домострой. «Перенести бы эту полемику на главные телеканалы страны», – подумал я и решил записать с Германом отдельное интервью. 

Герман Садулаев

«ВН»: – Герман, что сподвигло вас начать эту информационную войну против наших декадентствующих и диссидентствующих, против Ахматовой?

– Я не думал, что это выльется в войну против декадентствующих и диссидентствующих. Это просто мое отношение к моим литературным героям, символам и авторитетам. Для меня это больше про литературу и мораль, чем про войну с диссидентами. Если так оказалось, что Ахматову поддерживают наши диссиденты, то это как-то так получилось, совпало. Я просто задумываюсь сейчас над тем, что биография автора, хочет он того или не хочет, будет оказывать влияние на прочтение его текстов сейчас и в будущем. Мне этого не изменить. 

Можно сколько угодно призывать меня и остальных не рыться в чужом грязном белье, не лезть в чужую спальню, а воспринимать тексты только как они есть. Но это не работает. Потому что мы – люди. И для нас наш любимый автор становится нашим близким человеком. В этом феномен литературы. 

Гумилёв и Ахматова с сыном. Фото 1916 года / Википедия

Он становится нам родным и близким, его слова западают нам в душу. Нам, конечно, интересно: как он жил, чем он жил, как он страдал, почему он страдал. Можно ли было жить как-то иначе? Можно ли было прожить дольше, чтобы оставить нам большее литературное наследие? Нас это всегда будет интересовать. Это невозможно запретить, и мы будем об этом думать. 

Я хочу развенчать тот миф, что писателю обязательно нужны какие-то встряски, какой-то эмоциональный нездоровый фон, а иначе он будет плохо творить. Я привожу пример Льва Николаевича Толстого, который творил во вполне хорошей семейной обстановке и создавал великие произведения. И я думаю, что этим он обязан своему творчеству и физическому долголетию. 

А если бы Лев Толстой умер, погиб бы где-то на дуэли или покончил жизнь самоубийством, будучи молодым? Это была бы совсем другая история. 

Лев Николаевич Толстой / Википедия

Я помню, когда в Ясной Поляне был очередной фестиваль, там лектор, биограф Толстого, сказал, что есть такое мнение, что все самые лучшие тексты Лев Толстой написал в молодости, а потом, постарев, он уже эту не нужную никому дидактику тоннами извергал. Что это всё скучно, ненужно и неинтересно. И он сказал важную вещь: что Лев Толстой стал такой всемирно известной фигурой, величиной, нравственным и моральным авторитетом именно благодаря своим произведениям, написанным во взрослом возрасте. Его позднее наследие заставляет весь мир внимательнее читать его произведения, написанные в молодости. 

А если бы Лев Толстой скончался, например, сразу после того, как издал «Анну Каренину»? Мы бы имели в истории русской литературы еще одного прекрасного беллетриста. Но не моральный авторитет. 

Анна Ахматова на рисунке Модильяни, в измене с которым ее уличает главная версия событий. 1911 год / Википедия

«ВН»: – Ахматова – это яркая представительница определенного типажа русской женщины. В данном случае она выступает у вас именно аватаром таких непокорных, эмансипированных женщин?

– Другие женщины в истории нашей культуры меня интересуют меньше, потому что они не были связаны с Гумилевым. А Гумилева я очень нежно люблю. И я не могу простить Ахматовой истории предательства своего любимого поэта. И я считаю несправедливым всё, что произошло. И мне кажется, Гумилев, доживи он до старости, мог бы стать такой величиной, какую мы даже не представляем. 

Ведь и сама Ахматова… Ее девичьи стихи, на мой взгляд, довольно-таки беспомощны и вторичны. Самое лучшее, что мы знаем в Ахматовой, это ее взрослая лирика, поздняя. 

Портрет Ахматовой работы Ольги Кардовской, 1914 год / Википедия

Я всё время думаю, а кем бы мог стать Гумилев? Он мог бы стать фигурой сродни Толстому. Но он не стал. И к этому привела череда бытовых неурядиц, неустройство личной жизни. Я не считаю, что это было предопределено. Я считаю, что это было неправильно. 

Справка: Гумилев был расстрелян 26 августа 1921 года в возрасте 35 лет по обвинению в участии в антисоветском заговоре «Петроградской боевой организации Таганцева».

И да, я не принимаю этого варианта женщины, который не следует своей природе, не следует своему предназначению. И еще мне претит вот этот современный тренд у психологов и коучей, которые говорят, что всё можно оправдать и главное – не испытывать чувства вины, избавиться от химеры, именуемой совестью. 

Портрет работы К. С. Петрова-Водкина, 1922 / Википедия

Человек без совести – это Гитлер. Для меня Ахматова – это немножко Гитлер. Потому что она творила в своей молодости ужасные вещи. Мне пишут, что она исправилась и стала другой. Но я не вижу в ней покаяния. Я не вижу, что она осознала, что сделала что-то ужасное. Она на манер сегодняшних психологов защитилась какими-то психологическими установками. И у нее всё было нормально и хорошо. 

Мне кажется, человек без совести, без чувства вины – это Гитлер, это какой-то Ганнибал Лектер. Это чудовище. Мне кажется, в моральном смысле Ахматова была чудовищем. 

«ВН»: – Мы с вами оба знаем и любим Лимонова. Вот он аппетитно описывает сцену измены своей Елены. И эта измена дает ему сил для новой книги, для новых достижений. Он сам прямо это говорит. Почему одному мужчине это дает сил, чтобы стать Лимоновым, а у другого отнимает силы, чтобы не стать Гумилевым? Может, это просто отговорки? 

– Для меня это загадка. Лимонов – для меня это загадка. Он смог сублимировать свою личную жизнь до большой литературы. Это может сделать не каждый. У меня нет ответов на все вопросы. Для меня жизнь и творчество Лимонова – это большая загадка. Я не знаю, что на это сказать.

Эдуард Лимонов. Фото: ИТАР-ТАСС/ Зураб Джавахадзе

Единственное, что я могу сказать, это что неустроенная беспорядочная жизнь мужчины так же плоха, как беспорядочная жизнь женщины. В этом нет никакой разницы. Просто у меня есть случай моего любимого поэта Гумилева. И я разбираю его. Наверняка, есть зеркальные случаи, как какой-то мужчина погубил какую-то женщину.

«ВН»: – Обратный случай – Джоан Роулинг. Ей мужчина испортил жизнь, а она написала потом книжку про Гарри Поттера. 

– Да, вот она смогла это сублимировать. Но я всё же против того, чтобы считать, что это здорово, что это топливо для писателей и так далее. Мне кажется, что литература – это кабинетный труд. Скучный кабинетный труд. И ему не нужны какие-то встряски. Энергию для творчества дает тот момент, когда человек может несмотря на свои душевные личные переживания всё-таки заняться творчеством. 

Джоан Роулинг. Фото: EPA\TASS

Думаю, Роулинг черпала энергию не в том, что ее мужчина погубил ее жизнь, а в том, что она смогла пережить это и обратиться к литературе. Потому она создала прекрасную книгу. 

«ВН»: – По поводу Толстого. Вы ведь знаете дневники Толстого и вообще детали его биографии. Он ведь был демон во плоти… Ведь вся его зрелая философия – на догорающих углях распутной и безумной молодости. 

– Я как раз говорил об этом. Что человеку свойственно грешить, но ему также свойственно и каяться. Я вижу в Льве Толстом именно эту способность чувствовать вину, не отказываться от своей вины за грехи. Проходить ее, проживать ее. 

Лев Николаевич Толстой / Википедия

Как мне писал один друг: «Я всю жизнь боролся с вожделением. И оно всегда побеждало». Эта фраза мне запомнилась. И скорее всего, это судьба большинства из нас. Но это всё же человеческое. Тогда как отказ от чувства вины, отказ признавать свою греховность и виновность – это симптомы чудовища.