Город с несчастной судьбой

Любой разговор интеллигентных петербуржцев теперь принято начинать и заканчивать проклятиями в адрес действующего губернатора. Впрочем, у рабочих петербуржцев то же самое, только, может, слова поприличнее.

Город стонет. Когда две недели назад выпал снег, никто его не убирал, люди переваливали через сугробы. Неделю назад температура скакнула выше нуля, и сугробы превратились в ледяные горки. А снежные шапки на крышах – в тяжелые ледяные снаряды. На «Фонтанке» говорят, шесть человек умерли от того, что им в голову прилетело. Самому младшему десять, самой старшей шестьдесят. Тут как-то даже не до шуток. Травмпункты переполнены – люди падают, ломают руки и ноги. Нужно учесть еще и то, что поскальзываются и падают люди скорее пожилые, а что такое сломанная шейка бедра для пожилого человека – не мне вам рассказывать. Это с высокой степенью вероятности смерть, только отложенная.

Я пока еще так, сравнительно пожилой, ну упал пару раз – неприятно, но не смертельно. Однако же сильно неприятно. Из дома не выйти. Каждый поход в магазин становится тяжелым, опасным предприятием. Мой тренер мне говорит, что нужно делать как минимум десять тысяч шагов в день. А как тут их сделаешь? Я вообще-то люблю гулять, выйти из двора и пойти по Союза Печатников в сторону Козьего болота, свернуть к каналу Грибоедова, выйти на Фонтанку, попялиться на Ново-Калинкин мост… Для человека, занятого сидячим, письменным трудом, утренняя прогулка такая же необходимая вещь, как для спортсмена – утренняя зарядка: на прогулке начинает работать мысль, складываются в предложения слова, запускается воображение…

Впрочем, я понимаю, что мои проблемы – так себе по сравнению с проблемами других людей. Родители с маленькими детьми – им надо гулять с коляской по несколько часов в день. Автомобилисты, которые каждую минуту ждут, что им долбанет по капоту с неба. Доставщики и курьеры, у которых рабочий день – весь на улице. И так далее. Ведь только больших начальников и крупных бизнесменов доставляют до тепленьких офисов на бронированных «майбахах». Для всех остальных улицы города – это среда обитания.

И вот город превращается в минное поле, на котором каждый шаг может привести к увечью.

В общем, надеюсь, вы поняли, почему теперь в Петербурге каждый разговор начинается и заканчивается проклятиями в адрес губернатора.

Вы скажете, что это везде так. В Москве вон тоже, особенно пару лет назад, нельзя было и двумя фразами перекинуться без того чтобы обложить Собянина. В Питере, скажу честно, слушали эти разговоры с недоумением. Собянина ругали за то, что он делал – ну там, я не знаю, плитку, что ли, перекладывал или город как-то особенно аляповато вроде бы украшал. Ну по мнению культурных москвичей. Но обратите внимание: Собянина ругали за то, что он, Собянин, делал. Но это значит, что он что-то делал! Беглов же в Петербурге известен тем, что не делает ровным счетом ничего. Почувствуйте разницу.

То ли толстовское непротивление злу насилием, то ли буддийское недеяние – святой человек, одним словом. Но ведь и ребенку понятно, что святому человеку место в монастыре, а административную работу лучше оставить грешнику – пусть хоть плитку перекладывает.

Москвичи, отдайте нам Собянина!

Впрочем, москвичи хитрые, отдадут они, как же, держи карман шире.

А с другой стороны, клянешь, клянешь Беглова, но ведь страшновато. Опыт показывает, что когда плохого губернатора куда-то убирают, появляется новый, и обязательно хуже, чем старый.

Уж как не любили Матвиенко! А теперь хоть в ноги кидайся: матушка, вернись.

После Матвиенко был Полтавченко. Говорят, раз в месяц на две недели уезжал на Афон молиться. Злые языки говорят, что это был такой эвфемизм – примерно как когда простые мужики говорят женам, что пошли в гараж машиной заниматься.

Полтавченко были недовольны, но если б знать, что после него будет Беглов, то держались бы за него, как за якорь.

Вот и теперь – ну не будет Беглова, стало быть, будет еще хуже? Куда уже?

Ходят слухи, что до августейшего уха уже дошел коллективный стон родного города и новый губернатор все-таки будет. Беглова, по слухам, ждет уже место в Москве, в Совете Федерации (Федерального Собрания Российской Федерации – всегда пробирает на хи-хи, когда идешь по Дмитровке).

И тут невольно думаешь: за какие же такие заслуги такое тепленькое местечко? Может, стоило бы устроить показательную порку, чтобы другим, которые на смену придут, как-то веселее работалось?

И как-то сама собой приходит мысль: вот раньше бы, раньше – партбилет на стол и волчий билет, работай до конца жизни дворником, переезжай из ведомственной квартиры в комнату в коммуналке, пенсию тебе пересчитают, дачу отберут… Но ведь это только при кровавом Сталине было, мы же не хотим, как при кровавом Сталине…

Но это пока сидишь дома и греешься у масляного обогревателя.

А выйдешь на улицу, грохнешься со всего своего роста в черную жижу, если выше нуля, или об ледяные торосы, если ниже нуля, и восклицаешь про себя – хотим, хотим, хотим!

Впрочем, потом отойдешь, почистишь пальто, помажешь ушиб троксевазином, и отпускает. Отходчивые мы. Может быть, зря.