Битники и немного психоанализа

Нам осталось сказать ещё несколько слов о дальнейшей судьбе основных фигурантов событий. Начнём с Аллена Гинзберга. Духовный гуру бит-движения – личность, безусловно, небанальная. Нас поражает его (буквально из грязи в князи) взлёт середины 60-х, но успех его поэзии, скорее, ставит в тупик. 

Наблюдательный Эдуард Лимонов, пару раз с Гинзбергом встречавшийся, называет его человеком добрым, заурядным и неинтересным, «бесплодной смоковницей», подобной Евтушенко с Вознесенским, который и пел то же самое: борьба за мир…

В их творчестве, а я внимательный читатель, – говорит Лимонов о битниках, – я не нашел ничего, что подымалось бы над общим банальным уровнем эпохи… Неудивительно, что заезжий Бродский, неамериканец, стал американским национальным поэтом, ибо туземцы были уж слишком банальны и бесцветны. Я думаю, Гинзберг должен был завидовать Бродскому чёрной завистью. 

Справедливо. Можно с уверенностью сказать, что и Гинзберг-поэт, и бит-поэзия в целом не пережили 60-х. Сегодня их претенциозные глоссарии и словесные семяизвержения никому не интересны. Сам же Гинзберг интересен другим. А именно – своей активной деятельностью по формированию движения хиппи в Сан-Франциско начала 1960-х. Этот блудный сын правоверного иудея и мамы-коммунистки, исповедующий дзен-буддизм и правда оказался весьма проворным менеджером. Что же касается хиппи, то всю эту субкультуру как оформленное явление можно смело назвать результатом кипучей деятельности Гинзберга, сан-францисской художнической тусни и Кена Кизи с его «весёлыми торчками» и «кислотными тестами».

Хиппи, в сущности, и есть те же битники, только с лёгким флёром мессианства и «земляничных» мечтаний. Что и понятно. В отличие от элитарных битников с их профессиональным цинизмом, хиппи создавались как продукт более массовый. Отсюда вся попсовость их прихотливо сглаженного (в бесконечном бисере, вытачках, ксивничках, хайратничках) радикализма: мир, любовь, секс, наркотики, рокенрол, пацифизм, коммуны, отказ от общества и традиционной семьи – всё, как у битников, только всё слегка переслащено. 

Ирвин Аллен – верховный гуру и в каждой-бочке-затычка – Гинзберг (Карло Маркс – погоняло, которым наградил его Керуак) принимал самое активное участие во всех похождениях хиппи и йиппи (политической фракции первых). Он писал стишки и колесил с гастролями вместе с Бобом Диланом, собирал демонстрации против войны во Вьетнаме, предводительствовал толпой, пением мантр поднимающей на воздух Пентагон в 1967-м…

Он стал инициатором кришнаитского движения, ответственным за то, что по городам и весям Америки-Европы заходили нестройные толпы с харе-кришной в устах, поднимал движения Легалайза и ЛГБТ, а также являлся членом скандальной педофильской организации NAMBLA (North American Man-Boy Love Association) – Северо-Американской ассоциации любви мужчины к мальчику с 1983 г. 

Один из приятелей Гинзберга называл его «офисом, распределяющим роли и состав исполнителей в андеграунде», Грегори Корсо – «типичным еврейским бизнесменом» (и справедливо: в 1994 году он за миллион баксов продал свой архив Стэнфордскому университету, Калифорния). Таковы, помимо эксгибиционистской искренности и бешеной витальности, известные таланты Гинзберга. 

Если Гинзберг был действующим мессией и богом-сыном сан-францисской хиппни, то Уильям Берроуз – несомненно, богом-отцом, креатором и демиургом рождающейся контркультуры.

Дед Берроуза изобрёл счётную машину (арифмометр) и стал весьма состоятельным человеком в Сент-Луисе. В Гарварде Берроуз оброс необходимыми связями, в частности, стал близок ребяткам с Мэдисон-авеню. В отличие от Гинзберга и Керуака, солнечных по духу и темпераменту, это был человек тени – жёсткий, сумрачный и опасный. Один из друзей однажды высказался о Берроузе:

Я знаю, он был человеком, способным на убийство… В нем было слишком много жестокости. Керуаку это нравилось и Гинзбергу нравилось. Но меня это пугало.

Радикальная философия Берроуза (автора, интеллектуально очевидно более значительного, нежели Гинзберг или Керуак) до сих пор питает самых отъявленных деятелей контркультуры.

При этом сам Берроуз, как мы уже говорили, решительно открещивается от причисления себя к битникам:

С битниками я себя никоим образом не ассоциирую, как не ассоциирую с их творчеством свои идеи и стиль. У меня среди битников есть близкие друзья: Джек Керуак, Аллен Гинзберг и Грегори Корсо. Мы дружим много лет, но не сходимся ни в мировоззрении, ни в литературной деятельности. Мы поразительно разные. Дело тут в общности противоположностей, а не творческих принципов или взглядов на жизнь. 

Снисходительное отношение Берроуза к битникам и наследующим им хиппи понятно: в отрицании традиционных ценностей он был гораздо последовательнее и радикальней их. Об образе мышления детей-цветов и битников вроде Гинзберга, желающих преобразить мир посредством любви и ненасилия, Берроуз отзывался весьма саркастично: такой образ мышления «поощряется истеблишментом – еще бы, нет ничего лучше любви и ненасилия! Лучше сбросьте цветочный горшок с верхнего этажа копу на голову – вот как им нужно цветы дарить». Что же касается студенческих беспорядков, то их «нужно устраивать почаще, и чтобы насилия было побольше», уверял Берроуз. 

Главнейшие враги Берроуза – понятие нации, власти, традиционной семьи, традиционной религии и государства. Его ведущая цель – выскользнуть из-под любого контроля, который осуществляют государства, религии, мировая пресса, наконец, собственный мозг. Его метод – планомерный отказ от привычных слов, образов и сознания в целом, как средств контроля над личностью: «Образ и слово – это инструменты диктата, используемые прессой». Этому же служит и придуманный им (для создания новых образов и смыслов) метод нарезки.  

Творческий метод Гинзберга и Керуака – поток сознания (классическая легенда о Керуаке, зарядившем в пишущую машинку склеенный рулон бумаги, чтобы не тратить время на перезарядку, и пишущем под амфетаминами несколько суток кряду). «Первая мысль – самая лучшая» – говорит, описывая свой метод, Гинзберг. 

Берроуз измысливает нечто иное и, опять же, гораздо более радикальное. Простейший пример метода нарезки: взять страницу любого текста, разрезать её на четыре части вдоль и поперек и поменять все части местами. Получившиеся новые словосочетания явят новые смыслы. Причём, утверждает Берроуз, речь идёт не о произволе, скорее – о метафизике. Новые словосочетания являют не просто новый смысл, но смысл пророческий. 

Несколько других высказываний Берроуза:

Весь человеческий род с самого раннего детства искалечен семьей. Более того, нации и страны – лишь расширенная версия семьи. Стереотип нации, страны, расширенной версии биологической семьи сдерживает развитие человека. Мы так и останемся куковать на месте, пока не избавимся от этой страшной глупости. Есть много способов освободиться, и простейший из них – забирать детей у родителей и выращивать в детских садах….

«Цензуру – в любой форме – следует уничтожить. Ни разу не слышал, чтобы так называемые грязные книги спровоцировали кого-то на преступление серьезнее мастурбации. Однако есть такой тип письма, который действительно провоцирует людей на совершение преступлений, и это – мировая пресса… Ознакомьтесь со сводками происшествий, обратите внимание, как часто преступления совершаются после прочтения статьи в газете… Глупо запрещать какие-либо литературные произведения, потому что они якобы провоцируют людей на насилие – особенно если учесть, сколько убийц вдохновляется газетными статьями». 

Мозг имеет встроенный механизм, не дающий решать проблемы, и механизм этот – Слово. Мозг лишь производит артефакты для выживания, которые создают еще больше проблем. 

«Современный человек, наверное, появился с возникновением речи. В начале было слово, однако следующим шагом будет восхождение над уровнем слова. Слово – это изживший себя артефакт. Если биологический вид не избавляется от встроенного устаревшего артефакта, он обречен на гибель». 

Таким образом, изжив Слово, Мозг превратится «в ненужный артефакт с самоограничивающим вербальным механизмом», а «ненужные артефакты мы выбрасываем». Сам себя Берроуз называет «большим моралистом». А описаниям босхианского ада, которые в сущности и являют основное содержание его произведений, противопоставляет собственное метафизическое видение рая, которого при «наличии современных техник» достичь довольно просто.

Для этого надо всего лишь «избавиться от трех основных стереотипов»: нации, семьи и привычного метода «рождения и репродукции», с чем, уверен писатель, «наверное, справятся технологии будущего». 

Вообще, Берроуз – противник не только государства, семьи, нации, цензуры, слов, образов, мозга, любви («Любовь – это вирус. Афера, задуманная женским полом, и она не может содержать решения проблем»), истины («Если ничто не истинно, то дозволено всё. То есть если осознать, что всё – иллюзия, то любая иллюзия становится дозволенной. До тех пор, пока нечто остается истинным, реальным, вещи автоматически становятся под запрет»); но также женщин и детей: «Женщины – это совершенное проклятие. Думаю, они – одна из основных ошибок, породившая дуалистическую картину вселенной». В будущем, уверен философ, с развитием техники, потребность в женщине отпадёт. «Искусственное оплодотворение вполне реально: выбираем доноров, выбираем женщин, оплодотворяем, помещаем маток в роддом – нечего им шататься по улицам, всякое может случиться…». 

То же и дети: «Новорожденный передается на воспитание в детсад… Всё, и не надо никакой семьи». И ещё нечто о главном: «Очень важно, чтобы в момент рождения ребенка не было никакого шума, полная тишина, все должны молчать. Любое слово, произнесенное в этот болезненный момент, отпечатывается в мозгу новорожденного навсегда». 

Вообще же, лучше создавать людей сразу во взрослом виде, минуя период младенчества и детства: «Когда бы можно было искусственно создавать живых существ, их бы производили сразу в сознательном возрасте, исключая период младенчества. Да, я охотно соглашусь на такое»… Итак, идеал Берроуза – это мир взрослых мужчин, без женщин и детей, государств, наций, слов, речи и мозга, которые следует преодолеть каким-то трансперсональными средствами познания мира. 

Кстати, Берроуз был большим почитателем Вильгельма Райха (и его теории «оргонной энергии») и Рона Хаббарда, изобретателя дианетики и сайентологии. 

Вероятно, мы лучше поймём Берроуза, приняв любопытный факт. Некогда один из учеников Фрейда подвергнул писателя психоанализу, выявив в нём несколько пластов личности, или, вернее, несколько личностей: на его поверхности оказался холёный аристократ, уровнем ниже – жестоковыйный плантатор, ещё ниже – жеманная английская гувернантка, и, наконец, глубинный центр личности Берроуза занял выжженный солнцем тысячелетний желтолицый и абсолютно внеэмоциональный китаец. В такой компании нашему писателю явно не было скучно. К тому же он наполнял свои произведения тысячью причудливых персонажей, в которых, как сам уверял, верил как в живых. Очевидно, что в столь интересном и насыщенном мире женщины, дети, нации и государства были совершенно излишни. Их место в будущем человечества, согласно Берроузу, должны были занять комунны: 

Объединение единомышленников в коммуны, сообщества, существующие внутри нации, но отдельно от нее. Черные мусульмане движутся в этом направлении, как и хиппи. Подобным образом можно организовать всевозможные коммуны: мужские, экстрасенсорные, коммуны здорового образа жизни, коммуны карате и дзюдо, коммуны дельтапланеристов, йогов, последователей Райха, коммуны молчания и коммуны сенсорной депривации. Данные сообщества постепенно станут интернациональными и уничтожат границы.

Сколь ни причудливы и ни радикальны идеи Берроуза, они обрели немалую популярность в мире контркультуры, в среде которой сам Берроуз стал фигурой культовой. Он был хорошо знаком с Джимми Пейджем, Энди Уорхолом, Лу Ридом, Патти Смит, художниками Джорджем Кондо и Девидом Бредшоу; дружил с духовным гуру психоделической революции Тимоти Лири. Панки 1970-х подняли Берроуза на щит, признав в нём своего. В 1980-е с развитием технологии и электронной музыки его имя снова стало весьма популярным. Наиболее радикальными последователями мэтра стали деятели «лондонского эзотерического подполья»: создатели индастриала Дженезис Пи-Орридж и группа Coil… 

Всё же главной у Берроуза оставалась тема контроля государства над личностью, плавно переходящая в различные теории заговоров (в том числе –инопланетных). Вообще, теории заговоров занимали серьезное место в мире битников (паранойя – одно из побочных действий наркотиков). Сумасшедшая мама Гинзберга считала, например, что ФБР (или даже сам президент Рузвельт) установили жучки ей в мозг, чтобы прослушивать ее мысли. Берроуз подробно разрабатывал подобные теории, считая, что истеблишмент скрывает важные для человечества открытия, другие же, наоборот, использует для контроля над ним.