Афганистан для чайников: крах первой республики

В июле 1973 года в Афганистане произошел государственный переворот. Фактически это была революция, результатом которой стало отречение Захир-шаха от афганского престола и упразднение монархии в принципе. Эти события чем-то напоминают нашу Февральскую революцию с той лишь разницей, что революцию возглавил двоюродный брат Захир-шаха Мухаммед Дауд: представьте себе, что было бы, если бы великий князь Михаил Александрович не подписал 16 (3) марта 1917 года трусливой бумажки о «непредрешенчестве», а возглавил бы революцию, провозгласил Россию республикой, а себя назначил премьер-министром. Вот всё это и сделал Мухаммед Дауд, политик достаточно энергичный – в отличие от выродившихся русских «принцев крови».

Главную роль в перевороте сыграли военные (как и в России февральская дилемма была решена переходом на сторону революции Петроградского гарнизона). Многие из этих офицеров придерживались коммунистических убеждений, а многие так вообще учились в СССР (например, Абдул Кадыр учился во Фрунзе, Абдул Хамид Мохтат – в Киеве и т. д.). В Советском Союзе они посмотрели на нормальную светскую жизнь, безо всяких монархов и клерикалов, и решили, что в Афганистане нужно сделать так же. Кроме того, революционно настроенные офицеры принадлежали, как правило, к этническим меньшинствам Афганистана, среди которых, как мы уже отмечали в первой части, коммунистические идеи распространялись особенно быстро (Абдул Кадыр был, например, не пуштун, а чараймак – это дариговорящий этнос, который обычно причисляют к таджикам, что вообще-то неверно: чараймаки – это отдельный народ, образовавшийся в постмонгольские времена на северо-западе Афганистана из разного рода беженцев и ссыльнопоселенцев, т. е. этногенез чараймаков технически похож на этногенез хазарейцев).

Политический курс Мухаммеда Дауда нужно назвать национал-социализмом. С одной стороны, были введены жесткие ограничения на земельную собственность, национализированы крупные компании; с другой – было бы странно ожидать подлинно коммунистической программы от представителя правящей династии, пусть и перекрасившегося в республиканские премьер-министры. Поэтому афганский переворот 17 июля 1973 года, как и Февральская революция в России, оказался половинчатым. Сразу же после переворота страну начало трясти. Сцилла коммунистического влияния и Харибда набиравшего силу исламского фундаментализма очень быстро смяли печальный кораблик Мухаммеда Дауда в мелкие щепки. Вот как это было.

Уже в сентябре 1973 года был раскрыт первый заговор. Во главе его стоял бывший премьер-министр и посол в США Майвандаль. Нетрудно догадаться, что Майвандаль был типичный западник, который хорошо знал английский язык и имел связи в капиталистических странах. Его поддерживали такие же прозападные генералы и бизнесмены из пуштунов, в силу принадлежности к титульному этносу получившие хорошее образование не в СССР, а на Западе. Полусоциалистическая программа Дауда им, разумеется, не понравилась, и они начали звонить своим учителям и друзьям с просьбой помочь им установить в Афганистане либеральную демократию западного типа, а не вот это июльское недоразумение. Дауд был, повторюсь, политик энергичный, жёсткий, умный, чем-то напоминающий своего младшего современника Саддама Хусейна. Эти телефонные переговоры были мгновенно перехвачены, а либералы брошены в тюрьмы, в которых многие и закончили свою жизнь (Майвандаля, в частности, нашли повесившимся).

Это привело к тому, что западные спецслужбы перестали делать ставку на либералов, а вместо этого начали поддерживать правые националистические, монархические и фундаменталистские группы. Вспомним опять же для сравнения историю русской революции. Когда откровенно прозападные кадеты были объявлены декретом СНК от 11 декабря (28 ноября) 1917 года «партией врагов народа» и частично перебиты большевиками, а частично разбежались, Запад стал финансировать Белое движение, которое было гораздо более правым и националистическим, к тому же большинство белых генералов были очень религиозными людьми. То же самое случилось и здесь, потому что это распространенная практика западных шпионов: поддерживать в борьбе с коммунизмом любых оппозиционеров, даже если они не вписываются в либеральный формат от слова «совсем».

Помимо Запада, исламистскую оппозицию Дауду уже тогда спонсировали правые арабские режимы, в первую очередь, конечно же, саудовский. Заметим как бы между строк, что 1973-й, помимо всего прочего, – это год жесточайшего энергетического кризиса. Формально арабы решили наказать Запад за поддержку Израиля в войне Судного дня, но фактически это было стратегическое решение с целью поднять цены на нефть. «Нефтяной Пёрл-Харбор» оказался чрезвычайно удачным: цена на нефть взлетела в 4 раза, с $2,9 до $11,7 за баррель (смешные цены! литр кефира в СССР в 1970-х стоил 30 копеек, бигмак в США – 65 центов), а выручка стран ОПЕК только за 1974 год выросла на 70 млрд долларов! То есть у саудовцев появилось много свободных денег, которые теперь можно было потратить на лоббизм и политические авантюры. Борьба с даудовским режимом как нельзя лучше в это открывшееся «окно возможностей» вписывалась: вроде как ты даёшь деньги на богоугодное дело, на защиту ислама от гадких московских коммунистов, которые к тому же твои непосредственные конкуренты на нефтяном рынке. Идеально складывающийся паззл. Если бы афганских моджахедов не было, их стоило бы выдумать. Такова была экономическая конъюнктура в 1973 году, очень, очень удачная для роста исламистских настроений.

И в кошельки афганских оппозиционеров посыпались нефтедоллары. Финансовая подпитка американцами и саудовцами (через пакистанские спецслужбы) очень быстро дала свои плоды. Уже в декабре 1973 года (спустя всего 2 месяца после войны Судного дня и начала нефтяного кризиса) даудовским правительством был раскрыт второй заговор, во главе которого стояли уже не либералы, а исламисты. Возглавлял заговор бывший руководитель монархической контрразведки генерал Хабибулла Рахман. То есть теперь за дело взялись уже не либералы-дилетанты, а профессионалы. В заговор были вовлечены мусульманские муфтии и мавлави, интеллигенция правых, клерикальных взглядов: врачи, инженеры и проч., то есть не либеральная «элита», а «средний класс». Особенно радикальную позицию по отношению к республиканской власти занимала политическая группа под названием «Мусульманская молодежь», лидерами которой уже тогда были такие небезызвестные фигуры, как, например, Гульбеддин Хекматияр, прославившийся убийством студента-маоиста Сохандана в 1972 году.

Словом, правые разбушевались и начали устраивать заговор за заговором, мятеж за мятежом, благо за каждую акцию, за каждый выстрел, за каждого убитого коммуниста они получали пачку «зелёных» от своих заграничных друзей. У нас, к сожалению, до сих пор бытует очень наивное представление, пущенное в ход продажными нью-йоркскими и московскими журналистами, об афганских делах, о том, что афганцы – это такие бедные люди и вольные стрелки, которые сражаются за свою свободу от шурави и янки. Рассуждать так – значит не понимать самой природы афганских войн. «Национально-освободительного» в этих войнах очень мало. Главную роль в полувековом афганском конфликте играют деньги. Это своего рода военный полигон, на котором крутятся фантастические бабки. Это бизнес, а уже потом политика или религия. Люди зарабатывают убийством и террором. Если остановить финансовые вложения в этот полигон, Афганистан моментально превратится в то, чем он от природы и является – одной из самых нищих стран на планете. Афганская война – это обратная сторона жирного нефтедоллара. Это глобальный теневой рынок, своего рода dark side всех мировых проблем, silk road (я имею в виду анонимную интернет-площадку, а не исторический Шелковый путь). Это уродливый негатив цветной капиталистической фотографии, в которой мы все живем. В этой модели война легко продается и покупается, и главное доказательство тому – Афганистан.

Хорошо, скажете вы, допустим, что арабы начали в 1973 году закачивать нефтедоллары в афганскую гражданскую войну. Но ведь Америка в то же самое время пострадала от «нефтяного эмбарго»! Зачем же тогда было ввязываться в Большую игру пронырливым цэрэушникам? Откуда у них появилось столько денег на поддержку исламского фундаментализма (который спустя четверть века обернулся против самого Запада)? Разве Америка не лежала в руинах «нефтяного Пёрл-Харбора»? Разве не сотрясал страну уотергейтский скандал?

Да, это так. Америка пострадала от последствий войны Судного дня больше всех остальных: индекс Доу Джонса упал к концу 1974 года с 1051 до 616 пунктов, инфляция подскочила до 11,1%, безработица – до 8,5%. На этом кошмарном фоне Ричард Никсон и подал в отставку 9 августа 1974 года. Уотергейт – это мелкий повод к отставке, не более того: прослушка какая-то, права человека, гнев демократической общественности – всё это лапша, которую вам вешают на уши адепты либеральной квазирелигии. Главная причина отставки Никсона была в экономическом крахе, а не в прослушках. Арабский шантаж сделал свое черное нефтяное дело, а всё остальное образовалось по цепочке, как бы само собой. Казалось бы, в условиях экономической рецессии американцы не могли активно поддерживать моджахедов. Однако это логическое умозаключение ущербно – бьи вот почему.

К 1973 году американцы фактически проиграли войну во Вьетнаме. 27 января было подписано Парижское соглашение, по которому боевые действия прекращались. К апрелю американские войска были выведены с территории Южного Вьетнама. Соответственно, ЦРУ тоже свернуло большую часть своих операций в Индокитае. И тут возник Афганистан! Вьетнамские бюджеты американских спецслужб были попросту переброшены с индокитайского театра войны с коммунизмом на центральноазиатский! Вот откуда у моджахедов появились не только саудовские или пакистанские, но и американские деньги. Кроме того, в 1971 году Никсон отменил золотой стандарт, доллар стал фидуциарной валютой, проще говоря, американцы включили печатный станок и начали клепать столько денег, сколько захочется: часть этих на честном слове нарисованных бумажек и осела в карманах афганских «борцов» с коммунизмом. Поэтому логика «если арабы становятся богаче, американцы беднеют» неверна: американцы компенсировали свои потери финансовым пузырем, важным элементом которого и сделались поначалу инстинктивные антикоммунистические авантюры церэушников в Афганистане.

Ярким примером этих исламистских заговоров и шпионских происков стал мятеж в Панджшерском ущелье, вспыхнувший летом 1975 года. Здесь опять же нужно остановиться и разъяснить детали. С географической точки зрения Панджшерское ущелье – это узкая каменистая долина реки Панджшер, которая течет вдоль Гиндукуша с северо-востока к равнине Шомали, в южной части которой расположен Кабул, то есть визуально это можно представить как гофрированную соломинку, вставленную в коктейль. Логично предположить, что человек, который будет пережимать пальцами эту соломинку, может контролировать и стакан. Так оно и есть. Панджшерская соломинка выходит сразу к двум сверхважным с военной точки зрения объектам: трёхкилометровому горному тоннелю Саланг, пробитому под Гиндукушем московскими метростроевцами в 1960-х годах, и военному аэродрому Баграм. Соответственно, Панджшерское ущелье – очень удобный способ набегать и грабить караваны, а потом так же стремительно убегать назад. Это такой природный рай для партизан. Здесь всегда можно укрыться, спрятаться в старых серебряных рудниках, например, или уйти в горы. В этническом плане население Панджшера практически гомогенно – это на 99% таджики, но эти таджики достаточно специфические.

Есть уникальный исторический источник, книга «Панджшер в эпоху джихада», написанная непосредственным участником антисоветского сопротивления Абд ал-Хафизом Мансуром. Книга издана в Пешаваре в 1992 году и сейчас переведена на русский язык. Автор очень пристрастен, конечно, но он с такою гордостью подчеркивает самобытность жителей Панджшерской долины, что у читателя возникает абсолютная уверенность в том, что панджшерцев нужно считать отдельным субэтносом таджикского народа: «Несомненно, что горный характер местности наложил свой отпечаток на жителей Панджшера: это смелые, упорные, спокойные, уверенные в себе люди, а именно эти качества столь необходимы во времена джихада», – пишет Мансур. Эти замечания исторически подкованного бойца снова наводят на сравнения с русской Гражданской войной, в которой, как известно, ключевую роль сыграло отличие субэтноса донских казаков от других великороссов. Белый мятеж вспыхнул в 1918 году именно на Дону, а все остальные контрреволюционеры просто туда подтянулись. То же самое случилось и здесь. Самобытность панджшерцев привела к тому, что они схватились за оружие раньше всех остальных, раньше даже, чем в Афганистане коммунисты пришли к власти. Самый известный из панджшерских таджиков – это, конечно же, Ахмад-Шах Масуд, который трагически погиб за день до теракта 11 сентября. Будучи очень пассионарной и харизматической личностью, «Панджшерский лев» был очень популярен у западных журналистов и даже введен авторами компьютерной игры «Цивилизация» в число великих полководцев (+5 к бою, +1 к перемещению). Собственно, из-за журналистов Масуд и погиб: смертник взорвал его, притворившись видеооператором, а в камере была спрятана взрывчатка. Но нам сейчас важно другое: политическая карьера Ахмад-Шаха Масуда началась именно в 1975 году с Панджшерского мятежа. В своей книге Мансур достаточно подробно эти события описывает.

«Утром 21 июля 1975 года, не встречая заметного сопротивления со стороны правительственных войск, члены исламского движения захватили центр панджшерского уезда и две его волости и удерживали их в течение всего дня. В ходе этого выступления было захвачено 100 единиц огнестрельного оружия и несколько ящиков с боеприпасами. Повстанцы в основном состояли из студентов кабульского университета и некоторого числа местных жителей, которые были подготовлены Ахмад-Шахом Масудом. Он командовал группой повстанцев, штурмовавших центр уезда – селение Руха. Отряд под началом Шах Абдала занял волость первой части, а люди Гулам Хайдара – волость второй части уезда. Ходжа Махфуз Мансур отвечал за прерывание сообщения по автодороге, связывавшей Кабул и Панджшер. Все эти операции были проведены одновременно. Повстанцы были уверены, что члены исламского движения, находившиеся в армейских частях, расквартированных в Кабуле, узнав об их выступлении, также присоединятся к ним. Тщетно прождав полдня в ожидании сообщения кабульского радио о начале антиправительственного выступления в столице, повстанцы были вынуждены отступить. Вполне уместен вопрос, почему вместо поддержки со стороны местных жителей повстанцы часто сталкивались с враждебным отношением к себе? Существует целый ряд незаметных на первый взгляд факторов, которые объясняют эту ситуацию. Длительное правление Мухаммеда Захир-шаха и затем Мухаммеда Дауда укрепили в народе уверенность в том, что королевская семья существует для царствования, а все остальные жители Афганистана должны ей подчиняться. Поэтому выступление против правительства по своей опасности было сравнимо с игрой с хвостом леопарда. Противоречия, существовавшие в то время между моджахедами и народом, были таковы, что простые крестьяне прежде всего опасались гнева хакимов, правивших ими. Большой ошибкой следует признать то, что, захватив Панджшерскую долину, моджахеды освободили из местной тюрьмы всех содержавшихся в ней арестантов, в основном уголовников, что вызвало большую подозрительность со стороны жителей долины. Занятие Панджшерского отделения банка вызвало гнев и отвращение со стороны населения этих мест. Значительная часть повстанцев не была уроженцами долины, а прибыла из других районов Афганистана. Вооружение моджахедов, состоявшее в основном из винтовок типа „Стен“, которые отсутствовали в афганской армии, сразу же убедили панджшерцев в том, что эти люди были засланы из-за рубежа. Не последнюю роль в неудаче выступления сыграло антиисламское подстрекательство коммунистов».

То есть был план совместного выступления исламистов сразу в нескольких точках Афганистана, однако из-за плохой координации и работы даудовской контрразведки системно этот план не сработал.  Ахмад-Шах Масуд и его панджшерские сподвижники были вынуждены импровизировать. Массово панджшерцы в 1975 году выступать против правительства не хотели, по инерции всё еще считая его вполне легальным, пусть и неприятным. Восстали только самые пассионарные, вечно «бунташные» и недовольные жизнью элементы, люди типа Масуда. Антиправительственное выступление оказалось авантюрой, за которой проглядывали длинные уши пакистанской разведки. Поэтому люди покричали что-то про великое исламское возрождение и разбежались. Сам Масуд был ранен и не попал в плен к правительственным войскам лишь по счастливой случайности: он спрятался в кукурузном поле – и солдаты прошли мимо, буквально в нескольких метрах. Возможно, именно поэтому он и получил прозвище Масуд, то есть «счастливчик». После разгрома восстания он увел свой отряд за пакистанскую границу, в Пешавар.

Эта история хорошо показывает, как зарождалось движение моджахедов, из кого оно формировалось и кто за этими силами стоял. Движущей силой была правая интеллигенция («кабульские студенты»), а поддержали их необразованные пассионарные провинциалы, не принимавшие светской культуры, которую Дауд, а затем и коммунисты пытались утвердить в Афганистане (в описываемое время в афганской провинции грамоту разумел один мужчина из трех и одна женщина из пяти). Всё это напоминает статью Ленина «О черносотенстве», в которой классик совершенно справедливо замечает, что «в нашем черносотенстве есть одна чрезвычайно оригинальная и чрезвычайно важная черта, на которую обращено недостаточно внимания. Это – темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий. Той или иной связи с народом приходится искать каждой политической партии, даже и крайним правым».

Проще говоря, исламистская пропаганда поначалу не была особо успешной, но со временем репрессии даудовского правительства, бедность и неопределенность политической ситуации раскрутили маховик гражданской войны и вовлекли в этот маховик всех, кто был беден, религиозен и зол. Это такой хорошо известный русскому человеку эффект 1917 года (он же 1991-й): всё валится в какие-то тартарары, великая империя разрушается на глазах, экономика дохнет, отвечать никто за это не хочет, все тянут одеяло на себя. В подобных исторических условиях всегда выигрывают крайние левые или крайние правые – в зависимости от того, к кому примкнет озлобленный мужик. Для правительства, которое ведет двойственную, «нейтральную» политику, это подобно смерти. Вот почему режим Мухаммеда Дауда был обречен. Он не был своим для фундаменталистов, но и коммунисты не считали его за своего: он был для них всего лишь продолжатель линии пуштунского национализма, восходившего к младоафганским идеям. А страна стремительно поляризовалась, раскалывалась на красных и белых, на просоветскую и проамерикано-пакистано-саудовскую партии.

Мухаммед Дауд всё еще пытался идти третьим путем, который в исламском мире был, кстати, хорошо известен. Вот почему афганский президент часто ездил с официальными визитами в Египет или Иран, посылал офицеров учиться в Турцию, которая была когда-то, напомним, колыбелью младотурецких и младоафганских идей. Также Дауд посещал Индию, которая с 1947 года тоже шла третьим путем, не присоединяясь к русским или американцам. Мухаммед Дауд постоянно лавировал, всё чего-то придумывал, крутил руль то в сторону СССР, то в сторону США и СА, и в итоге его на повороте занесло, он растерял поддержку даже пуштунских националистов, потому что публично отказался от их поддержки ради мира с Пакистаном. Теперь вопрос был только в том, на какую скалу кораблик этого несчастного афганского Одиссея наткнется первым: на коммунистическую Сциллу или фундаменталистскую Харибду.

Кораблик наткнулся на Сциллу, просто потому что позиции коммунистов в столице были сильнее. Левые, что в общем-то логично, старались ехать в большой город, в то время как правые, наоборот, бегали по провинциям, пытаясь там поднять на борьбу с коммунизмом неграмотные крестьянские элементы, у которых в голове был всё еще сплошной ислам. 17 апреля 1978 года возле своего дома в Кабуле какими-то правыми радикалами был застрелен коммунист Мир Акбар Хайбер. Однако ответственность за это убийство разъяренная левая толпа возложила на правительство. Начались массовые демонстрации. Недовольный Дауд приказал в ночь на 26 апреля арестовать Кармаля, Тараки и Амина, то есть всех видных коммунистов, и это автоматически привело к мятежу. Те же красные офицеры, которые в 1973 году способствовали перевороту Дауда, теперь выступили против него. Февральская революция превратилась в Октябрьскую, в данном случае в Апрельскую, «саурскую». «Саур» – это второй месяц персидского календаря (на фарси «ордибехешт», а на дари – «саур», при этом новый год отсчитывается с Навруза, то есть со дня весеннего равноденствия).

Всё случилось в одни сутки. Утром 27 апреля (около 10 часов) президентский дворец окружили танки. Ровно в полдень по приказу Мухаммеда Аслама Ватанджара (впоследствии министра ДРА) Т-54 с башенным номером «815» выстрелил по зданию министерства обороны, находившегося рядом с дворцом. Верные Дауду части начали отстреливаться. Однако в 13:30 атаку с воздуха начали самолёты МиГ-21 и Су-7Б. Обстрел шел весь вечер и всю ночь, на утро дворец пал. Гордый Дауд отстреливался до самого конца. Ему предлагали сдаться, он выстрелил в парламентера из пистолета, после чего сопровождавшие переговорщика солдаты стали стрелять в президента и убили его. Была перебита и вся его семья, в том числе дети и внуки. Всех их тайно похоронили в братской могиле за городом. По радио было объявлено, что Дауд ушел в отставку.

Отдельно замечу, что эти революционные события были спонтанными, без какого-то заготовленного в Кремле зловещего плана по присоединению Афганистана к социалистической системе. Наоборот, для Брежнева это стало неожиданностью. Советский Союз в 1970-х был унылым полубуржуазным государством, которое китайские товарищи совершенно справедливо обзывали ревизионистским. Брежнев был типичный «гармоничник», повторявший политику «заморозки» Александра III. Коммунизм в брежневской России перестал быть революционным учением. Это четко зафиксировал казус Валерия Саблина, который в ноябре 1975 года поднял мятеж на БПК «Сторожевой» со словами: «Руководство партии и советского правительства изменило принципам революции. Нет свободы и справедливости. Единственный выход – новая коммунистическая революция». С Саблиным церемониться не стали, признали виновным в измене Родине по пункту «а» статьи 64 УК РСФСР и расстреляли.

Саурская революция стала результатом накала страстей в самом Афганистане, а не «руки Москвы». И это тоже логично. С географической точки зрения Афганистан – дальняя окраина евразийского макрорегиона, здесь такой же «дикий», не европейский и не китайский перепад температур, в Панджшере, например, температура зимой падает до -15°, а летом взлетает до +32°. Вот почему Афганистан был частью «монголосферы», вот откуда здесь постмонгольские этносы: хазарейцы и чараймаки. Вот почему отношения России с Афганистаном на протяжении исторического периода были в основном дружелюбными. В XX веке пассионарные гены в самой России стали стремительно «выгорать», а вот на окраинах они, наоборот, проявились (птички с ярким оперением всегда живут на краю леса). Пассионарно слабеющая Советская Россия не смогла победить в Афганской войне, несмотря на явное техническое превосходство. Об этом разговор, впрочем, будет уже в следующей, третьей главе.

Продолжение следует.