Михаил Веллер: «Убивайте их всех – Господь на том свете отсортирует своих»

Чем особенно важны для «Ваших Новостей» беседы с Михаилом Веллером и почему их не бывает много? Тем и потому, что о первопричинах думать нужно редко, но основательно. Если не думать о первопричинах вообще – никогда не поймешь сути вещей и событий. Самые стройные теории заговоров и стопроцентные инсайды останутся лишь догадками, которые ничего не объясняют.

Если думать чаще – начнешь скакать по верхам или вовсе сойдешь с ума. Не любой эксперт может позволить себе роскошь взглянуть на миллионы процессов одновременно и увидеть тонкие нити взаимосвязей и иерархий. Для этого нужно быть настоящим философом, каких единицы. Михаил Веллер – один из них. 

«ВН»: – Михаил Иосифович, мы в преамбуле нашей беседы обозначили главную тему – институты в эпоху постмодерна. Но начнем с того, что для вас вообще постмодерн? Это проблема, болезнь или закономерный этап становления, развития? 

– Сейчас я начну с каминг-аута. Я не знаю, что такое постмодерн. Я говорил об этом со многими людьми – с философами, с художниками. И ни от одного из них я не получил сколько-то внятной формулировки. То есть понимается следующее: вот есть некое реалистическо-традиционное мировоззрение и миропредставление, которое относится к социальным институтам, к социальной психологии, к искусству, условно говоря – XIX век до его последних лет. Модерн, в общем и целом, начинается с последнего десятилетия XIX века, он начинается в литературе – с итальянского футуризма, в живописи – немного сложнее, потому что иногда первым модернистом считают совершенно великого и гениального английского пейзажиста Уильяма Тернера, которого иногда считают предтечей импрессионистов.

Самих импрессионистов считали модернистами. Но потом, когда пошли в рост и деление разные виды модернизма, модерн иногда называли декадансом. В каком-то смысле декаданс и модерн в искусстве были синонимичны. Если мы возьмем, очень грубо, 1895-1914 годы, очень часто это было одно и то же. 

Постмодерн – это нечто, что начинается, очевидно, в 1950-е годы с пересмотра всех ценностей, с разрушения традиций. Строго говоря, если мы попытаемся вытащить корни, у меня есть подозрение, что постмодерн начинается с Франкфуртской школы, которая затеяла разрушить абсолютно все.

Идея деконструкции произросла оттуда. Меня до сих пор поражает идиотизм некоторых советских псевдофилософов… не могу забыть, как Игорь Яковенко, пытаясь опровергнуть меня, как-то выразился: «Чего это Веллер нападает на безобидную Франкфуртскую школу?» Представление, достойное советского преподавателя Высшей школы марксизма-ленинизма. 

Идея деструкции (предшествовавшей «деконструкции» не в архитектуре, но в широком смысле слова), то есть разрушения всех систем понятий, принадлежит Хайдеггеру. Когда Адорно в «Негативной диалектике» разрушает не просто Гегеля, но фактически абсолютно все здание философии, начиная с досократиков греческих и кончая немецкой классической философией и постпозитивизмом, – начинается философское обоснование, аргументация истинности постмодернизма.  В литературе он начинается, очевидно, с французского «нового романа». А чем начинается постмодернизм в живописи – я сказать не в состоянии. Все границы стерты.

И чем принципиально различаются абстракционисты Кандинский и Марк Ротко? Мне представляется, что Кандинский – более серьезный художник (даже философ), чем Ротко: у него не только цветовые поля, но и композиции линий и пятен. Диалектика прекрасна: как прозрения и открытия в искусстве превращаются в шарлатанство.

Деградация – этот термин будет правильнее. Дяди изображают детей: разломать объект и показать, что он сделан из пустой ерунды. «Деструкция» имеет чудный смысл:  то, что по-русски называется классом кораблей «эсминец», близкое к нему по-английски называется «destroyer» – «истребитель», оно же «разрушитель». Вот это близко к понятию постмодернизма. Если же мы возьмем в социальном плане… 

Знаете, я имел еще честь и счастье встречаться Элвином Тоффлером, когда его книга вышла в Москве, в издательстве АСТ, где и я издаюсь, и была ее презентация. Мы с ним сидели рядом и разговаривали какое-то время. Я ему подарил свою «Все о жизни» на русском языке – уж не знаю, что он с ней делал. Он мне подписал русский перевод «Футурошока». Когда он написал «Футурошок» – это была программная, веховая книга. 

Мы подъехали, наконец, к ответу на ваш вопрос! Тоффлер, который был близок ко взглядам Франкфуртской школы, в общем был скорее прогрессивист, скорее левый, такой современный. Он полагал, что перестраиваться надо быстрее, что человеку придется менять специальность, переквалифицироваться много раз в жизни. И чем дальше, тем чаще. Что традиционная семья как таковая перестанет быть и отомрет. И прочее, и прочее. 

Я в очень мягкой форме пытался высказывать сомнение. Я же пришел не для того, чтобы с ним спорить, а для того, чтобы посмотреть на человека, что-то ему сказать, что-то у него спросить и так далее. Тоффлер был мировой величиной. Это сейчас его немного подзабыли. 

Так вот, сейчас уже не первое десятилетие происходит разрушение всего. Если перечислять все по пунктам, мы одним ответом на ваш вопрос не отделаемся. Буквально в эти дни я пишу (еще не окончил) главу в книге, где есть следующее место: 

Для того, чтобы понять какой-то объект или процесс, нужно подойти к нему с тройной, тройственной, триединой точки зрения. Первая – это системный подход, то есть рассматривать это как систему. А любая система существует только в динамическом равновесии и в любой момент она находится в какой-то точке прохождения своего фазового цикла: зарождение – развитие – подъем – плато – пик – спад – крушение. Любая система проходит эти фазы. Вечных систем не существует. 

Момент второй в системе – отчего она рушится? Вот оттого же, отчего растет, оттого же она и рушится. Она набирает в себе качества для все более полного, мощного, всестороннего функционирования и устойчивости. И в конце концов, когда количество и качество этих изменений превосходит меру, система начинает дегенерировать и рушится. Простите за примитивность формулировок, но мы все же не на философском симпозиуме.  

Это относится к неорганическим системам – галактикам и звездам. Это относится к органическим системам, ко всем биосистемам от микробов до высших животных, слонов, обезьян и человека. Это относится ко всем социальным системам. Поэтому когда задают вопрос: «Отчего погибла Римская империя?» – оттого, что всё должно гибнуть. С точки зрения эволюционизма, все что есть – стремится к усложнению и большему энергосодержанию. 

Вот тот Закон всемирной структуризации, который сформулировал я уже двадцать лет назад – в разговорной редакции, для широкой публики так: «Любая система раньше или позже разваливается на составные части. И все эти части или сразу, или через какое-то количество поколений и метаморфоз входят в состав еще более сложных систем. И цикл этот постоянно повторяется». Для того, чтобы это усложнение происходило, любая система в свой срок должна прекратить существовать. Это относится к любому государству, к любой империи, любой цивилизации. Это заложено на уровне законов Вселенной. Это относится и к нашей цивилизации. 

И третье – разумеется, когда мы говорим о системах социальных – это момент психологический. Ведь когда человек работает на разрушение своей цивилизации, он же не задается идеей: «А давайте, ребята, соберемся и разрушим нашу цивилизацию»! Он ее разрушает потому, что таков порядок вещей. Такова эволюция, таковы системные законы. Но ему нужна мотивировка. Его действия должны мотивами побуждаться! И человек придумывает себе самые безумные мотивы для того, чтобы творить любые убийственные дела. Все что угодно он может придумать. Буквально: «Убивайте их всех – Господь на том свете отсортирует своих». И так далее, так далее. Вот что происходит у нас сейчас – стремительная самоликвидация нашей цивилизации во всех аспектах без исключения. Совершенно ясно, что понимают это единицы на фоне массы. (Хотя апокалиптические настроения ширятся…)

А 99,9% этого не понимают. Потому что, во-первых, разум не первичен, а вторичен. Разум обслуживает потребности. Разум обслуживает чувства. Чувства диктуют потребность достигать чего-то, реализовывать свои силы и возможности. Действуй!!! Делай все, на что способен! А разум намечает и планирует: как именно лучше, эффективнее самореализоваться, приложить все силы к какому-то делу, совершить максимальные действия. 

Во-вторых, социальный инстинкт для подавляющего большинства населения важнее самостоятельного анализа. Это означает, что 99% людей имеют какие-то мнения не потому, что они сами так думают, а потому, что им так сказали, потому, что так принято, так считают те, кто для них авторитет, так говорят их друзья и родственники (а завтра они будут говорить другое). Скажем, сегодня все те, кто обрушивается на гомофобию, пятьдесят лет назад не то что презирали – ненавидели гомосексуалистов! Вопрос: «Они сами пришли к своим сегодняшним взглядам?» 

Разумеется, нет. Им сказали: «Так делают в Париже! Так делается на развитом Западе». И вот люди, придумывая себе безумные мотивы, разрушают собственное государство. А когда им говорят: «Что вы делаете?» – они приходят в состояние ненависти! Они не желают отвечать, они в ответ лепят оскорбления, обвиняют и ничего больше. Самый удобный пример (простите, он уже навяз в зубах), это когда Тило Саррацин десять лет назад опубликовал знаменитую книгу «Германия: самоликвидация», а ему по существу никто не возразил. Сказали, что он расист, что это неофашизм. Заставили уйти с работы, а он был членом совета директоров Германского федерального банка. Его пытались изгнать из общества, при том что в Германии этой книги было продано миллион экземпляров. На душу населения это все равно, что в России полтора миллиона. В России нет такой книги, которая была бы с ходу продана полутора миллионами экземпляров. Нет таких тиражей у нас. А вот там это было.