Поморье без поморов. Какая судьба ждёт Русский Север?

«Архангельск – столица Поморья» – фраза давно превратилась в истёртый штамп. Раньше предпочитали более помпезное «столица Севера», но, во-первых, у нас уже есть «северная столица» – Санкт-Петербург. Во-вторых, на роль столицы всея Северов претендует еще и Мурманск. Поэтому в последние десятилетия прижилась именно «столица Поморья». Поморье же в истории известно в трех историко-географических ипостасях: малое (собственно Поморский берег в Карелии), среднее (все побережье Белого моря и частично – Баренцева) и великое (огромная территория от финской границы до Урала – таковым было понятие «Поморье» в средние века). Если исходить из последнего понятия, Архангельская область – сердце Поморья.

«Помор», «Поморье», «поморский» – эти слова давно стали устойчивыми брендами. В Архангельске полным-полно всего «поморского»: от чая и водки до телекомпании и филармонии. Строятся поморская шхуна и поморский коч (промысловое судно), возрождена Поморская карбасная регата на Северной Двине.

Вот только что дает это брендирование самим поморам, живущим в старинных селениях по берегам Белого моря и впадающих в него рек? К сожалению, бренд – это не волшебная палочка, не чудесная панацея, способная сберечь и укрепить традиционную поморскую культуру.

Что касается культуры духовной, то здесь особых проблем нет. Достаточно перечислить творческие коллективы, начиная со всемирно известного Северного академического русского народного хора, хранящего и пропагандирующего песенный фольклор Поморья. С материальным воплощением поморского духа в виде традиционных народных промыслов также все в порядке: мезенская роспись, каргопольская глиняная игрушка, деревянные «птицы счастья», мастера, продолжающие дело предков.

Главная проблема поморов заключается в том, что, не имея статуса коренного малочисленного народа, как их соседи (саамы, ненцы), поморы не обладают правами и льготами, которыми наделены эти народы. Это касается прежде всего традиционных занятий (рыболовство, охота). Вообще сегодня группы русского старожильческого населения северных регионов не обладают статусом, позволяющим им вести свой традиционный образ жизни, не нарушая действующих законов. Еще раз напомню: традиционный образ жизни – это не песни, пляски, народные ремесла (с этим, как сказано выше, все обстоит нормально), а исконные способы хозяйствования на земле предков. Многочисленные запреты и ограничения делают поморов браконьерами поневоле. Последний пример – запрет лова горбуши вне промысловых участков (которые в Архангельской области так и не созданы).

Между тем, горбуша превратилась в подлинное бедствие для северных вод не только в России, но и в Норвегии. Завезенная некогда с Дальнего Востока, она расплодилась и вытесняет коренную жительницу Поморья – семгу. В Норвегии бьют тревогу из-за нашествия непрошеной гостьи и приплачивают (!) рыбакам за ее вылов, а в русском Поморье – возбуждают уголовные дела против рыбаков, которые добывают горбушу для прокормления своих семей.

Или запрет охоты на водоплавающую дичь в 15-километровой зоне вдоль арктических побережий. Благодаря обращению региональных депутатов запрет был отменен для лиц, постоянно проживающих в этой полосе. А если охотник живет на расстоянии 16 и более километров от моря, но промышляет птицу на приморской территории?

Вспомним разгоревшуюся в девяностые-нулевые годы кампанию против поморского зверобойного промысла. Казалось бы, кто возразит против добычи детенышей гренландского тюленя. Вопрос только в том, кого считать детенышем: только беспомощных бельков или даже годовалых серок? Ведь жизненный цикл человека и ластоногих различается. Годовалый тюлень – это не младенец, а вполне взрослая особь. Однако эта простая истина оказалась неведомой всевозможным «защитникам животных», звездам эстрады и кино, столичным журналистам, прочим «специалистам» по зоологии ластоногих, поднявшим волну против «поморов-живодеров». В итоге по тюленьему промыслу был нанесен удар, от которого он не оправился.

Еще одним ударом по благополучию Поморья и его жителей могло стать решение о размещении в районе железнодорожной станции Шиес полигона для захоронения московского мусора. Жители Архангельской области, всегда трепетно относившиеся к экологической ситуации в своем регионе (все-таки Север, хрупкая экосистема), что называется, тряхнули стариной: у людей старшего и среднего поколения на памяти борьба против переброски части стока северных рек на юг, развернувшаяся здесь в 1980-е годы и завершившаяся победой.

Вновь люди решили бороться до конца, символами гражданского противостояния стали лагерь на Шиесе и «бессрочка» (уличный протест) в центре Архангельска. И общество вновь победило, народная правда перевесила и могущество столичного мэра, и высокомерие архангельского губернатора, назвавшего противников превращения области в помойку «шелупонью», и черный пиар, и полицейские репрессии. Губернатор лишился должности. Его преемник (по иронии, москвич) поставил крест на планах ввозить в область московский мусор. Возможно, в будущем на месте архангельской «бессрочки» появится памятный знак «Борцам за экологическую чистоту Поморья».

Кстати, именно тогда, три года назад, многие жители региона вспомнили о своих поморских корнях. Недаром же главным слоганом протеста стало «Поморье не помойка».

А ведь до этого на протяжении ряда лет само слово «помор» пытались скомпрометировать, сделав синонимом некоего северного сепаратиста, который спит и видит, как бы присоединиться к Норвегии. На дискредитацию поморов как таковых и поморских общественных движений работали (а иные и продолжают работать) целый ряд СМИ и общественных деятелей. Кампания сошла на нет, но отголоски ее остались.

Между тем проблема сохранения поморов как русского субэтноса, поморской идентичности, неразрывно связанной с традиционной промысловой культурой, становится все острее. Еще лет пятнадцать назад в региональной администрации была создана комиссия, которая должна была заниматься вопросами жизнеустройства в прибрежных поселениях. Где она и где плоды её работы? Северодвинский эколог, организатор «Поморских экспедиций» Александр Шаларев обошёл все побережье и констатировал: примерно половина населенных пунктов либо обезлюдела совсем, либо превратилась в дачные поселки горожан (как бывшие старообрядческие скиты под Северодвинском). Транспортная инфраструктура не соответствует требованиям XXI века, в иные точки на карте «только самолётом можно долететь», золотой век беломорского судоходства остался в прошлом. Финансирование из государственной и муниципальной казны плюс вливания со стороны алмазодобытчиков в рамках социальной ответственности бизнеса не могут радикально улучшить ситуацию ввиду недостаточности выделяемых средств. К решению проблем поморов подключаются общественные организации. Например, в 2019 году Ассоциация поморов Архангельской области на средства президентского гранта осуществила проект «Умная островная Арктика», цель которого – распространить опыт Кегострова (пилотной площадки проекта) на другие островные и отдаленные территории. В результате решение многих проблем Поморья сдвинулось с мертвой точки.

Но усилий энтузиастов недостаточно. Представляется необходимым определить юридический статус старожильческого русского населения Севера и вытекающие из этого права, льготы и преференции на федеральном уровне, как было сделано в отношении коренных малочисленных этносов. Готовы ли взяться за решение поморского вопроса наши парламентарии?

Кандидаты в депутаты Госдумы и областного Собрания периодически вспоминают о проблемах поморов так же, как вспоминают они о проблемах пенсионеров, инвалидов, многодетных семей – аккурат накануне выборов. А потом благополучно забывают до следующей избирательной кампании.

В условиях запретов на традиционные занятия, в отрыве от большой земли, не ощущая должной заботы со стороны государства, поморы просто вынуждены будут покидать деревни и села, где жили поколения их предков, и перебираться в города. Ведь рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.

Не хочется быть пессимистом, но может случиться так, что наши потомки будут жить в Поморье, где не осталось поморов – как в Британии давно нет бриттов, а в Бельгии белгов.