Зеленский. От Джокера к Дон Кихоту

В Большом политическом мифе за украинским президентом Владимиром Зеленским закреплена роль Джокера. И не без оснований: на это указывает не только его путь во власть: из актера комедийного жанра (не будем забывать, что сам Джокер в свою бытность, когда его ещё знали под именем Артура Флека, грезил стать стендап-комиком и даже делал попытки, правда, неудачные, реализоваться на этом поприще), но и стиль правления, выраженный прежде всего в резких, неожиданных и в чем-то даже алогичных решениях, например, в отказе от Минских договоренностей (поставившем, кстати, крест на карьере куратора донбасского направления серого кардинала Кремля Владислава Суркова), по сути, и ставший отсроченным триггером (бомбой замедленного действия) российско-украинского конфликта. В этот же ряд, в принципе, можно было бы отнести и срыв (в чисто фактическом отношении, вне зависимости от реальных причин: так, по версии главы фракции партии Зеленского «Слуга народа» Давида Арахамии, на этот шаг украинского президента побудил премьер (на тот момент времени) Британии Борис Джонсон, уверивший его в непоколебимой поддержке Запада, а вот экс-канцлер Германии Герхард Шрёдер в качестве тех сил, что повлияли на решение главы Незалежной, назвал некие «могущественные круги» или, по словам президента Турции Реджепа Эрдогана, высказавшегося на эту тему буквально на следующий день после публикации интервью с экс-канцлером, «определенные лобби» и проч.) Стамбульских переговоров, если не обращать внимание на ту трансформацию во внешнем облике и шире – имидже украинского президента, что произошла приблизительно в то же время (что позволяет относить стамбульский демарш одновременно к двум различным моделям аутопозиционирования / мифополитическим ролям: Джокера и той, что последовала за оной).

В. Зеленский. Фото: Oleg Petrasyuk /EPA/ТАСС

Итак, что включала в себя эта имиджевая трансформация?

Смену стандартного президентского дресс-кода в пользу милитари, правда, без знаков отличия в стиле а ля Керенский, отказ от бритья (видимо, как бы отражающий военное положение: на фронте не до гладко выбритых щёк), культивирование суровости и фатальной решимости идти до конца, точно предсмертная маска, застывшая на его лице, а также едва ли не максимальное ужесточение риторики: выход на границы 91-го как единственная возможная перспектива – без альтернатив (даже «сценарий Киссинджера», предусматривающий получение членства в НАТО как бы в обмен на территории (и если честно, до сих пор непонятно, почему Киев не давил именно на это развитие событий), что, по существу, в случае успеха можно было бы приравнять к победе Запада, включая, кстати, и Украину как относящую себя к оному (тогда западная граница Россия оказалась бы без буферной зоны, если не считать Белоруссию, и можно было бы с чистой совестью говорить, что НАТО вплотную подошло к РФ). Что в своем итоге уже плохо соотносится с образом Джокера, подразумевающим привнесение чужеродных элементов в политику, отчего последняя приобретает карнавальный, если не сказать комичный оттенок (например, интегрирование шутки как политического инструмента для нивелирования собственных же заявлений (с одной стороны, это следует рассматривать как удар по старым классическим социально-политическим институтам, в частности репутации, с другой – как повышение градуса неопределенности едва ли не до критических пределов: что остаётся незыблемым, если даже слову президента уже нельзя верить?!): спустя пару месяцев после инаугурации Трамп признался, что в его заявлении завершить российско-украинский конфликт за сутки, причем ещё до своей инаугурации, было «что-то от шутки», а отвечая на вопрос журналиста, считает ли он все ещё Зеленского диктатором после того, как последний принял его условия, то высказал сомнения, что он так определял украинского президента).

Здесь, конечно, можно возразить, что данная перемена, в свою очередь, неплохо бьётся с сущностью Джокера: онтологически его определяющей склонности к переменам, социальной неопределенности, аперсональности, если угодно. И с этим стоило бы даже согласиться, если за ней через какое-то время последовала новая трансформация. Но этого не произошло: на оном история с трансформациями завершилась, приняв вид финальной законченности. Новый имидж стал константой публичного позиционирования украинского президента: за все те чуть более трёх лет, что длится конфликт, Зеленский не позволил себе ни одного отступления, храня верность «военному образу» (допустим, тот же глава ОП Андрей Ермак, перенявший от босса милитари стиль, на встречу в Вашингтоне облачился в стандартный костюм с галстуком). Что говорит не о смене ролей/масок, свойственных Джокеру, но о единоразовой трансформации (как гусеницы в бабочку, которая является конечной формой перехода).

Более того: изменения коснулись не только внешнего, имиджевого фактора, но и внутреннего. Спустя чуть больше полутора лет после начала конфликта (в самом конце октября 23-го) в Time вышел очень любопытный материал о Владимире Зеленском за авторством Саймона Шустера, в котором осуществлялась попытка набросать портрет лидера Незалежной, аутентичный настоящему, то есть на тот период времени, момент. Тут стоит все же напомнить, что Шустер уже писал о Зеленском, причем в сугубо героических красках и едва ли ли не самых комплиментарных выражениях. Но на этот раз портрет лидера Незалежной вышел не столь романтическим. Так, например, журналист, ссылаясь на источники в окружении президента, рассказывал, что за последнее время Владимир Зеленский сильно переменился. Он потерял свой блеск оптимизма и сильно просел в чувстве юмора (раньше он нередко снижал градус скуки и напряжения на военных заседаниях яркими, часто непристойного содержания шутками). Стал мрачен и погружён в себя. «Теперь он приходит, получает новости, отдаёт приказы и уходит», – цитирует автор статьи одного из членов президентской команды.

Другой собеседник, знакомый с ситуацией, поведал, что президент Украины чувствует себя преданным западными партнёрами, которые присылают оружия ровно столько, чтобы продержаться, а не победить (вот и к нему – с большим опозданием – наконец-то пришло осознание «стратегии Байдена» по противостоянию с Россией). Но, что самое удивительное, на его позицию это никакого влияния не оказало: по словам одного из собеседников Шустера, «его вера в окончательную победу Украины над Россией приобрела такую форму, которая беспокоит некоторых его советников», стала «непоколебимой» и «граничит с мессианством». И это при том, что настроения в окружении украинского президента уже тогда можно было характеризовать как прямо противоположные: «Он обманывает себя. У нас нет вариантов. Мы не побеждаем. Но попробуй сказать ему это», – приводит автор статьи слова одного из источников.

Конечно, автора можно было обвинить в предвзятости, а то и вообще в работе на недругов украинского лидера на Западе (уже тогда там произошло деление на условные «партии войны и мира», ярко продемонстрировав, что все хваленое единство Запада и прежде всего Евросоюза – не более чем громкая декларация), а саму публикацию приурочить к началу кампании по его сносу (тогда пошли первые разговоры о необходимости провести президентские выборы, вызванные, думается, чрезмерным упрямством и, пожалуй, даже недоговороспособностью украинского президента, порождавшие немало раздражения даже во вполне лояльной ему байденовской администрации), на что, в принципе, указывали практически сразу последовавшие за публикацией Шустера статья и интервью, данное The Economist на тот момент времени главкома Валерия Залужного, в которых тот проводил мысль о том, что война зашла в тупик, тем самым входя в противоречие с Зеленским, который никакого тупика и близко не видел, настаивая на продолжении наступательных операций, и вышедшее в немецкой Die Welt интервью бывшего генпрокурора Юрия Луценко (входящего, правда, в команду экс-президента Петра Порошенко), в котором тот заявил, что «Зеленский правит как авторитарный единоличный правитель, что имеет негативные последствия».

Однако последующие действия Зеленского лишь подтвердили версию Шустера. В частности, можно отметить, маниакальное упорство Зеленского в защите с точки зрения военной стратегии совершенно бесполезного Бахмута, на оборону которого даже перебрасывались силы с ведущего запорожского направления (что объяснялось сугубо политическими причинами: чтобы в случае провала контрнаступления можно было хоть что-то предъявить общественности), а также предполагаемое убийство (официальная версия – несчастный случай) помощника Залужного Геннадия Частякова, которое выглядело как предупреждение самому главкому: чтобы не рыпался и не продвигал точку зрения, отличную от президентской (сам Зеленский, комментируя статью Залужного, заявил, что не считает сложившуюся ситуацию на фронте патовой, напомнив, что Украина оказывалась и в куда более худших передрягах, например в феврале 2022 года). Но самым главным подтверждением версии о Зеленском как о новом фюрере, косплеющим (и что-то подсказывает, что даже несознательно) немецкий оригинал периода конца 44-го по май 45-го, стала его несгибаемая позиция касательно выхода на границы 91-го. То есть никаких мирных переговоров, война до победного конца (при том, что даже на тот момент времени было очевидно, что данная цель является утопической). И что необходимо подчеркнуть, выделить жирным, заглавными буквами и т. д., эта позиция не претерпела изменений (хотя и должна была, ибо есть объективные данные, на которые нельзя закрывать глаза, как, допустим, положение на линии фронта, которая пусть медленно, но уверенно сдвигалась/-ется в сторону Киева) вплоть до того момента, как Трамп заблокировал всю американскую помощь, включая и ту, что ещё была санкционирована при Байдене, а также передачу разведданных после скандала в Овальном кабинете. Что для Украины уже в ближнесрочной перспективе грозило серьезными неприятностями на фронте, а в дальносрочной – капитуляцией. Несмотря на то, что конъюнктура слегка выправилась после артикуляции Зеленским сожалений по поводу своей вспыльчивости (извинений, по крайней мере, публично, на чем настаивали сторонники Трампа, он так и не принес, что говорит о том, что его мнение касательно инцидента не изменилось) и данного им согласия на пусть и временное, но полное прекращение огня (до этого украинский президент продвигал «план Макрона», предусматривающий мораторий на удары с воздуха и на море, а также обмен военнопленными по формуле «всех на всех»), на этом эпизоде стоит остановиться чуть подробнее, поскольку этот инцидент во многом проливает свет на характер и мышление Зеленского, являясь как бы второй реперной точкой его трансформации, зафиксированной СМИ.

И пусть вердикт уже вынесен (как западной прессой, так и американской стороной), все же объективности ради поставим вопрос: кто был виноват в склоке, случившейся в Овальном кабинете?

По словам спецпредставителя США по Украине Кита Келлога, артикулированным в эфире GNB2, до украинского президента доносили информацию, что «никто не противоречит президенту США в Овальном кабинете» и что переговоры, в частности, и обсуждение гарантий безопасности будут после подписания соглашения по редкоземельным металлам, а «он не захотел». Впрочем на этот счёт есть и другая версия, озвученная будущим канцлером Германии Фридрихом Мерцем (и, кажется, поддерживаемая только им), по мнению которого, это была заготовка со стороны администрации Трампа: «По моей оценке, это была не спонтанная реакция на вмешательство Зеленского, а очевидная целенаправленная эскалация во время этой встречи в Овальном кабинете», – цитирует его Stern. Как признался Мерц, к такому выводу он пришел после многократного просмотра записи размолвки между Зеленским и Трампом. В подтверждение своей точки зрения он отметил, что «в том, что мы сейчас наблюдаем в Вашингтоне, есть определенная преемственность в череде событий последних недель и месяцев, включая появление американской делегации в Мюнхене на конференции по безопасности».

Определенная логика в message Мерца наличествует, но тут надо иметь в виду, что на такое заявление у него есть свои политические резоны, в частности, очевидно, что он метит на роль неформального лидера ЕС, столь необходимого сейчас последнему, учитывая намерение Трампа по прижатию оного к ногтю; вот именно этим и объясняется его выпад против очевидности: достаточно посмотреть запись всего один раз, чтобы стало ясно, что скандал вспыхнул аккурат после довольно грубого ответа Зеленского на слова вице-президента Джея Ди Вэнса о том, что у Незалежной не хватает солдат, чтобы дальше воевать с Россией (что является чистой правдой). Поэтому объяснение Келлога выглядит не то чтобы даже более жизнеспособным, но единственно верным.

Но тут всплывает следующий вопрос: а почему Зеленский не захотел прислушаться к советам из лагеря американского президента (надо полагать, что он был осведомлен о тех последствиях, которые могли последовать со стороны Трампа и, что самое главное, последовали на упрямство лидера Незалежной)?

Келлог даёт на это следующий ответ: «Я думаю, что две-три недели назад в Овальном кабинете президент Зеленский начал играть на публику. Мы предупреждали его тем утром: не делай так, а он играл с прессой, когда они пришли туда, и я сказал: о, он идет по плохому пути с президентом Трампом, и это то, что произошло», – рассказал спецпредставитель в интервью ABC News, отметив, что «всё было нормально, пока не пришла пресса, и тогда, словно по щелчку выключателя, всё изменилось. Я сказал: «Окей, теперь ваша очередь», и, как отметил президент, это было похоже на урок из «Ученика 101». Он допустил большую ошибку, поступив так, и когда его вывели из Белого дома, президент сказал: «С меня хватит». Думаю, тогда Зеленский осознал, что произошло»» (однако Келлог, скорее всего, выдаёт желаемое за действительное: если, по словам советника Трампа по нацбезопасности Майка Уолтца, Андрей Ермак и посол Украины в США Оксана Маркарова «чуть не плакали», когда в Белом доме им указали на дверь, то Зеленский, в отличие от своих подчинённых, «не выглядел удивленным», более того: в интервью Fox News, данном в тот же день, он заявил, что не собирается извиняться за спор с Трампом, поскольку, по его мнению, «не сделал ничего плохого», а покидая Лондон, куда он примчался на саммит после неудачи в Вашингтоне, лидер Незалежной ещё раз повторил, что прекращение огня невозможно без «надёжных гарантий безопасности, в которых будет уверен народ» Украины).

Что касается предположения спецпредставителя насчёт того эффекта, который оказало на Зеленского появление прессы, то тут может возникнуть ощущение, что Келлог попал в точку: как ещё после сенсационной публикации Шустера Луценко рассказал Die Welt, «в своей карьере он зачастую выступал сольно. А когда ты в центре внимания, ты не видишь, кто находится в зале. Тебе всё равно, лишь бы тебе аплодировали». И это вроде бы как возвращает к концепции Зеленского-Джокера: для того вспышки фотокамер – родная и необходимая среда (если смотреть по классической кинематографической аналогии, то Бэтмен – это тот, кто всегда в тени, а Джокер, будучи его антиподом, стремится на свет). Однако вряд ли стоит переоценивать этот момент, который отлично укладывается в тактическую линию Зеленского: психологический поединок между ним и Трампом должен был состояться при многочисленных свидетелях (дабы окончательно утвердить свою позицию), максимальное число которых могло обеспечить лишь СМИ.

Тем более далеко не факт, что Зеленский не демонстрировал своих намерений до появления журналистов: «Мы разговаривали 40 минут до того, как появились камеры, и за 45 минут до того, как все вышло из-под контроля. По сути, Зеленский не переставал повторять одно и то же: «Я не пойду ни на какие уступки. Они должны покинуть мою землю. Я хочу репарации в размере 300 миллиардов долларов. И хочу, чтобы США дали мне гарантии безопасности, пока мы воюем с Россией»», – рассказал министр торговли США Говард Латник, присутствовавший на встрече.

То есть, надо полагать, линия поведения Зеленского не претерпела каких-либо серьезных изменений с началом трансляции (в этом плане слова Келлога следует, думается, рассматривать как попытку чуть обелить украинского лидера: не секрет, что Келлог один из немногих в новой администрации, кто довольно лояльно относится к Зеленскому). Его поведение, если угодно, было линейным, даже несмотря на угрозу фиаско (Зеленский не мог не понимать, чем с высокой долей вероятности закончится этот демарш, по всей видимости, чуть ли не с уверенностью можно говорить о том, что он сознательно шел на эскалацию, в пользу чего свидетельствует то, что он был хорошо проинформирован, как надо и не надо вести себя с Трампом (тут Келлог не отклоняется от фактологии): как пишет британская The Guardian, товарищи из Вашингтона, симпатизирующие Зеленскому, настоятельно рекомендовали тому не поднимать вопрос о гарантиях безопасности: «Эта информация была передана Украине, как и совет, который сенаторы дали Зеленскому в пятницу утром – хвалить Трампа и не обсуждать с ним напрямую вопрос о более сильных гарантиях безопасности», – говорится в публикации). Можно сказать, что он несся к своему поражению, как известный рыцарь на ветряную мельницу, воображая под оной чудовище.

С точки зрения политической такой фортель можно объяснить сговором с демократами (даже не потрудившимися его скрыть): на что, собственно, и намекает обозреватель The New York Post Майкл Гудвин, обративший внимание на заявление офиса сенатора-демократа Криса Мерфи, опубликованное накануне встречи двух президентов. В сообщении, в частности, говорится следующее: «Только что провел встречу с президентом Зеленским в Вашингтоне. Он подтвердил, что украинский народ не поддержит фиктивное мирное соглашени

е, при котором Путин получит все, что хочет, а Украина не получит никаких гарантий безопасности». Исходя из чего, Гудвин делает простой, но очевидный вывод: что это именно демократы убедили Зеленского не идти на поводу у Трампа, а показать зубы.

Резон демократов в таком подходе прозрачен как стекло: рубить под корень все инициативы Трампа, дабы выставить его политиком-неудачником (сейчас да, это мало что может изменить, но если к следующим президентским или даже к так называемым «промежуточным» выборам в палату представителей и сенат накопится достаточно увесистый портфель промашек и провалов республиканцев, то у демократов появляются серьезные шансы на возвращение во власть). Но вот Зеленского?!

Ответ даёт немецкий Der Spiegel, приводящий мнение высокопоставленного украинского чиновника, согласно которому у лидера Незалежной «и сегодня мировоззрение школьника». «Зеленский как ребенок. Он думает: если только чего-то сильно захотеть и по-настоящему в это верить, то ты это получишь», – цитирует издание ещё одного собеседника, находившегося в контакте с украинским президентом до начала военного конфликта. «Зеленский не просто говорил как популист, он на самом деле так думал», – так он прокомментировал предвыборные обещания своего бывшего шефа об остановке войны на юге Украины. «Для человека, который годами отпускал шутки о политиках на телевидении, Зеленский на удивление мало знал о политике», – резюмирует Spiegel, прозрачно намекая на то, что и спустя несколько лет в голове Зеленского мало что изменилось.

Поэтому говоря о резонах, все сводится к одному – одной идее: война до победного конца и выход на границы 91-го. И вот этой идее Зеленский верен непоколебимо и маниакально. Даже если его ждёт проигрыш (и после того, как он согласился на полное прекращение огня, он не оставил надежд на то, что Путин не пойдет на симметричный шаг, что повернет Трампа в его сторону, можно сказать, Зеленский даже пошел на это в расчёте на несговорчивость Кремля (и пока, надо отметить, его ставка оправдывается, но не затрагивая вопроса с увеличением американской помощи и изменением отношения Трампа: как верно отметил Хью Томлинсон в своей статье для Times, правда, ведя речь о сделке по редкоземельным металлам, условия которой ужесточились для Украины, Трамп «презирает» Владимира Зеленского и «убежден в слабости Украины» (причем такое отношение у Трампа сложилось не сегодня и даже не вчера: как писал The Wall Street Journal в конце апреля прошлого года, ещё на своем первом сроке Трамп на переговорах с европейскими коллегами определял Незалежную как «полностью коррумпированную» страну, «полную ужасных людей», а также после встречи с Путиным в 2017 году поддерживал «претензии России на части страны» и вообще называл ее «частью России»)): «И я такими шагами (дав согласие на прекращение огня. – Прим. авт.) ясно показал, что мы готовы к прекращению огня, но вы сейчас увидите, что Путин не готов», – заявил он). И ещё одна маленькая, но крайне показательная деталь, многое говорящая о внутреннем мире лидера Незалежной. По словам уже упоминаемого выше Шустера, недавно взявшего новое интервью у Зеленского для журнала Time, в небольшой комнате, примыкающей к рабочему кабинету украинского президента, висят несколько любопытных картин, очень четко характеризующих Зеленского: «Там одна кровать и набор картин, которые Зеленский выбрал сам. Одна из них, висящая над его кроватью, изображает российский военный корабль, уходящий ко дну в Чёрном море. Другая показывает украинских солдат, воевавших недавно на территории России. Третья – любимая картина Зеленского – изображает Кремль, охваченный огнём», – пишет Шустер.

И что в этой модели от мастера игры, просчитывающего свои ходы как шахматный гроссмейстер и меняющего личины как перчатки, – Джокера?

С уверенностью можно констатировать, что ничего. В той модели, которую реализует Зеленский, он соответствует не Джокеру, но его антиподу (и нет, это, на самом деле, не Бэтмен, который является лишь производным) – Дон Кихоту (украинского президента можно упрекать в очень многом, но что касается следования идее, то тут его можно назвать рыцарем без страха и упрёка, несущимся на ветряную мельницу). Но при этом нельзя говорить, что он следовал этой модели всегда: действительно, до начала российско-украинского конфликта он в политическом плане полностью соотносился с ролью Джокера. Следовательно, речь идёт о смене ролей, даже не переходе, но скачке от одной противоположности к другой. И да, такая мгновенная трансформация – она весьма симптоматична для эпохи Джокера. Причем пример с Зеленским в политической практике последнего времени – не единственный: достаточно вспомнить ситуацию в США накануне президентских выборов до того момента, как кандидатом от демократов стала Камала Харрис. Если в 2020-м Байден позиционировался как политик старой школы в противоборстве с Трампом, воплощающем в себе Джокера, то к выборам 2024-го Байден вследствие своего возраста и когнитивных нарушений уже претендовал на роль Джокера, точнее, его карикатуры, а Трамп воспринимался как Дон Кихот, служащий Америке и вернувшийся к амплуа Джокера сразу аккурат после выборов: ну кто как ни Джокер стал бы подписывать указ о возвращении в оборот пластиковых соломинок для кока-колы вместо бумажных, таким образом девальвируя сферу политического и сводя оную к шоу (к слову, моментов шоу, особенно при содействии Маска, было предостаточно)?!

Таким образом, можно фиксировать такую конъюнктуру, при которой определенные мифополитические функции не являются раз и навсегда взятой на себя ролью. На примере с Зеленским (а также Трампом и Байденом) становится очевидным, что переход/скачок от одной роли к другой не является чем-то немыслимым. Скорее, стоило бы говорить о том, что данный феномен активно входит в мифополитическую плоскость, что, в свою очередь, является свидетельством того, что эпоха Джокера перешла в состояние своей турбулентности, когда реальность не то чтобы становится карнавалом, то есть меняется с ней местами (как это было в первый срок Трампа или во время прихода к власти Зеленского), но сами эти плоскости деконструируются, нивелируя свои статусы, что уже невозможно разобрать, где реальность, а где карнавал (ярким эпизодом чего служит попытка Джокера-Трампа запустить – и не без успеха – обратный процесс: по сути, осуществить прыжок с леволиберального трека на правый, который можно было бы определить как постфашизм и более характерный для Дон Кихота). Где ноги, а где голова: такое чувство, что они взаимозаменились, и уже после этого тело (мир в Большом политическом мифе начал движение далее, как бы возвращаясь на исходную позицию, но при этом и ко всему прочему уже выходит, что изменилось не только положение рук и ног, то есть реальность и карнавал, но сменилась и сама траектория этого движения). Что и демонстрирует, иллюстрирует собой украинский президент: в шаге от катастрофы продолжая вести себя так (а следовательно, и держа такой политический курс), словно он существует в некоей другой, альтернативной реальности, в которой победа близка и Путин уже трясется от страха только при одной мысли, что ему придется сесть за стол переговоров с ним – Владимиром Зеленским. Что, разумеется, и близко не коррелирует с реальным положением вещей. Впрочем, сейчас те или иные вещи/феномены столь быстро либо меняются, либо вообще уходят в прошлое (политика инклюзивности, гендерное разнообразие и так далее), что о реальном их положении говорить крайне затруднительно: неизвестно, что к чему придёт. Восторжествует ли на Западе постфашизм или на следующих выборах победят демократы и начнется обратный, реконструктивный процесс? Все может быть. Никаких сценариев исключать нельзя, включая и третью мировую как инструмент стабилизации: мир не может долго пребывать в состоянии хаоса, к верхней точке которого – доказательством чему и является не стабильный, но динамический, и в этом плане даже фантастический тренд на смену мифополитических ролей – он сейчас и подходит.