ЗАХАР ПРИЛЕПИН: БАР-ХОТО И ДОМ ПРОФСОЮЗОВ. О СОБЫТИЯХ ОДНОЙ ДАВНЕЙ ВЕСНЫ

Леонид Юзефович написал новый роман: «Поход на Бар-Хото». Я прочитал его за один день и в ночи, глядя остановившимся взглядом на финальный абзац, с трудом отговорил себя от того, чтоб написать отзыв немедленно. Я подумал, что надо успокоиться, собраться; что завтра с утра ко мне придут какие-то особенные мысли; что нужно отойти хотя бы на несколько шагов и обернуться трезвыми глазами.

Проснувшись, я тянул половину дня, смиряя читательское, вернувшее меня в раннюю юность возбуждение – но без толку. Не могу сказать, что я, как в детстве, хочу жить в этом романе. Совсем не хочу.

Но я могу сказать, что роман этот поселился во мне и стал, как бывает только с лучшими книгами, частью моей биографии. Как несколько общеизвестных классических повестей Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Лескова, двух Толстых, Леонова, Платонова и Гайдара; как эпос Шолохова; как первые романы Гайто Газданова и последние романы Александра Терехова; как Хэм и Генри Миллер, как Литтелл и Франзен.

Я всё узнаю́ в этом романе Юзефовича – хотя ни разу не был в Монголии, где происходят основные его события. И не являюсь специалистом по тому времени, в которое вмонтирован сюжет: 1912–1914 годы. Всё узнаю́, быть может, в силу такой банальной уже истины, что никакого времени нет и мы живём, переходя из одного древнего сюжета в другой, всякий раз не в состоянии опознать ту главу Священного Писания, в которую мы забрели в очередной раз.

Как сообщает аннотация, которую я прочитал на форзаце, уже закончив чтение романа, на самом деле события, описанные в нём, выдуманы.

– Выдуманы, – пожал я плечами, – а жить во мне будут, как самые реальные.

Вкратце в чем дело: русский офицер, капитан Солодовников, 20 лет спустя вспоминает, как он служил советником в монгольской армии. (Сразу заметим, что Леонид Юзефович, будучи офицером Советской Армии, служил в тех же примерно местах, но в иные, конечно, времена). Монголы отстаивают свою независимость от Китая и в какой-то момент решают атаковать пока еще занятую китайцами крепость Бар-Хото.

Китайцы, как утверждают руководители монгольского войска, отправившегося в поход на Бар-Хото, незаконно занимают места, где проживают тордоуты – смешанный этнос (отцы – китайцы, матери – монголки). Тордоуты, уверены руководители монгольского войска, жаждут освобождения.

Ближайший знакомый Солодовникова, обучавшийся в Европе монгольский офицер Дамдин – идеалист, восторженно воспринимающий освобождение и обновление своего отечества. «Только великие народы воюют не за выгоду, а за честь», – говорит он, отвечая на скепсис Солодовникова, не вполне уверенного в разумности похода. Здесь неизбежно возникает смутное ощущение, что, быть может, автор имеет в виду Россию, отправившуюся на освобождение Донбасса и населяющих его тордоутов, в смысле – дончан.

Одновременно читателя окружают ассоциации иного толка, поначалу не дающие возможности твердо определиться: кого всё-таки зашифровал автор под именем «освободителей» и под именем «угнетателей».

К примеру, Дамдин одержим желанием доказать, что учение о Шамбале зародилось не в Тибете, как думают китайцы, а задолго до того у монголов. Свою идею он подтверждает имеющими почти комический эффект лингвистическими находками. (Можно углядеть здесь намек на новую киевскую «историческую школу»; хотя, с другой стороны, какому народу эту не свойственно?.. вот даже и русским?.. Впрочем, всё-таки вряд ли: официальная русская историческая школа никогда такой стыдной ерундой не занималась, только фрики. Но ведь есть такие фрики и у нас, что скрывать!)

Солодовников старается не спорить с Дамдином, но с мрачной иронией думает о том, что в основанном «мудрыми мужами счастливом государстве», о котором без устали твердит его монгольский товарищ, поются странные песни: «…пигментные пятна на лице дряхлеющей красавицы, тлен и гной, распад и гниение – излюбленная тема буддийских песнопевцев».

(Здесь неизбежно вспоминаются слова гимна «Ще не вмерла Украина» и вообще одержимая темой смерти украинская мифология; но с другой стороны, скажут скептики – а как же «Слово о погибели земли русской» и прочие образцы подобного жанра? Скептики неправы, но мы вынуждены учитывать их досадное мнение.)

Да, Юзефович (а если точнее, повествователь – Солодовников) явно не принимает ни чьей стороны, прямо сообщая: «Монголы и китайцы всегда ненавидели друг друга, но, пока существовала Поднебесная империя, они как части единого целого признавали над собой нечто такое, что было выше их национальной гордости и взаимных обид. Теперь одно племя стояло против другого – и никакой правды, кроме племенной, не было ни за одним, ни за другим».

Это снимает с автора и героя все подозрения в пристрастности; тем более, что далее, чётко описывая выгоды Российской империи, пытающейся контролировать эти земли, Солодовников (Юзефович) тут же признаётся (и нам нет оснований им обоим не верить): «Я не империалист». В том смысле, что завоевательные войны, даже при очевидной их выгоде, – категорически не интересуют его.

К середине книги читателя обуревают мучительные догадки: автор явно выставил тайное зеркало, которое отражает обе стороны, и подходящий, чтобы увидеть в романе «Украину», – видит на самом деле себя, но не узнаёт; и подходящий с другой стороны, чтобы увидеть «Россию», попадает в ту же ловушку и видит себя, уверенный, однако, в том, что разглядел москаля.

Но чем дальше, тем больше зеркало дает трещины, осыпаясь и являя просто неприглядную реальность, как она есть. Дамдим сообщает Солодовникову, что в новой Монголии все народы (буряты, тунгусы, киргизы; но почему-то не дончане – в смысле тордоуты) будут иметь свои автономии.

На этом пункте попытка увязать описанную в романе Монголию, идущую на «освобождение» кровных братьев, с нынешней Россией – становится чу-у-уть сложнее, потому что, как ни посмотри, в России те или иные формы автономий есть у десятков народов. Чего про нынешнюю Украину никак не скажешь. Украина только декларирует это, как Дамдим, но внутренне боится распада, зная, что её венгры, гуцулы, русины, румыны и греки уйдут вместе с территориями при первой же возможности, как немедленно ушел Крым.

Наконец Солодовников видит знамя предводителя монгольской армии, которое разом нивелирует все читательские сомнения: ибо на нем изображена… как здесь её называют – сууастика.

И вот начинается штурм, и монголы с боем берут Бар-Хото. В городе они стараются не выказать себя грабителями и мародёрами – всё-таки пришли «освободители».

Дамдим сообщает Солодовникову, что их отряды взяли в плен тордоутов, воевавших на стороне китайцев, и даже одного китайского офицера. Солодовников опасается, что всех их казнят, но Дамдим успокаивает его: нет. Из них будет сформирована местная милиция. А тех, кто не захочет служить в милиции, снабдят провиантом и отпустят домой.

Однако явившись к центру города, и Дамдим, и Солодовников становятся свидетелями чудовищной сцены. Пленного китайского офицера прилюдно зверски убивают. Вырезав ему сердце и положив в чашу, этой кровью рисуют на знамени с паучьим знаком сууастики магические заклинания.

Согнав своих «кровных братьев» тордоутов в здание храма, монголы поджигают его. Пытающихся выбраться расстреливают из пулемётов. Стоит страшный крик сгорающих заживо людей.

Солодовников не называет точной даты этого события – кажется, то был май, хоть и не второе число, а конец месяца; или, быть может, уже июнь – впрочем, автору явно ни к чему столь банальные рифмы, когда и так всё очевидно до того самого ощущения в глазах, которое возникает, когда долго глядишь на сварку.

Пытающийся остановить жуткое убийство Дамдим описывает стоящим вокруг разгорающегося здания монголам ждущие их муки, в силу европейского своего образования взывая к христианской совести – хотя собравшиеся, бесстрастно сообщает автор, «о ней понятия не имели». В тот же день Дамдим (как символ национальной интеллигенции) – кончает жизнь самоубийством. Далее автор сообщает, что земля, за которую происходила война, опустела и потеряла всякую привлекательность.

…что до Монголии – от того, чтоб не попасть под власть знака сууастики, – её в итоге спасают отряды красноармейцев.

Не сказать, что они принесут неоспоримое счастье этой земле, но университеты, изучающие, надеемся, всё-таки реальную, а не мнимую историю, о которых мечтал Дамдим, – там появятся.

И уж точно когда сууастика на далеком Западе оживет снова – монголы окажут огромную и честную помощь в борьбе против нее.

В последней строке этого романа автор, распадавшийся на главного героя и сочинителя, воссоединяется, и я слышу голос русского писателя, моего учителя Леонида Абрамовича Юзефовича, который спокойно прощается с теми, кто слышит его: «Скоро зима. Вчера выпал первый снег; значит, через месяц ляжет и не растает».

Я хотел бы сказать автору слова о том, как он дорог и важен мне; но боюсь не найти верную форму своему чувству.

Не знаю, что́ увидит в этом романе дочь писателя – критик Галина Юзефович. Быть может, совсем иное. Хотя, признаться, я с трудом это себе представляю. Впрочем, не уверен, что она вообще станет писать рецензию на сочинение отца. Просто из чувства дочернего такта.

Для будущих читателей замечу, что я вкратце рассказал лишь одну сюжетную линию, а там их три, и автор сплетает их, как три кольца, удивляя создающейся геометрией. И, конечно же, текст этот характеризует фирменный знак прозы Юзефовича – поразительная афористичность, являющаяся в его случае не признаком ловкого ума и парадоксального мышления, как чаще всего бывает, но признаком несуетливого, наблюдательного и очень взрослого сердца, для которого опыт разочарований и опыт пережитого счастья обретает тихое, ничем уже не мучащее единство: кажется, такая ветхозаветная точность суждений – одно из немногих преимуществ подступающей старости.

И последнее: поход на Бар-Хото с целью «освобождения» тордоутов начался 18 апреля 1914 года. Объявленая на Украине антитеррористическая операция (АТО) с целью «освобождения» Донбасса началась 14 апреля 2014 года.

А то вдруг читатели не обратят внимание на это вопиющее совпадение – с ироническим зазором в сто лет и 4 дня.