Четырежды предатель

Как бы ни был талантлив тот или иной персонаж, лично для меня его одаренность стоит неизмеримо ниже его личных качеств и, так сказать, опрятности – во всех смыслах.

Это может показаться жестоко и даже как-то мещански, понимаю. Талант, творчество, это же все таки нечто такое сокровенное, духовное, для потомков и вечности. А Висыч тут, типа, требует, чтобы у автора носки не воняли.

Фу.

Эти возражения мы понимаем. Но можем и возразить, изложив попутно одну поучительную биографию. И пусть это биография предателя, но зато какого! Роскошного предателя, жирного, отборного, развесистого.

Но по порядку.

Жизненный путь любого автора намного дольше, чем творческий.

Живет он, автор, в окружении людей – пусть не таких талантливых, как он сам, это вовсе не делает их хуже. Живет, значит, в обществе, так или иначе с ним взаимодействует, влияет на него, оставляет свой след не какой-то там особо духовный – а самый что ни на есть реальный. Для окружающих его людей этот шлейф, условно говоря, не отражение в вечности, а как раз запах его носков.

Автор обычно об этом склонен забывать. Он же с ангелами разговаривает, что ему все эти мелкие никчемные людишки. Пусть терпят.

Этого я понять и принять не могу. Ведь полпроцента таких авторов реально создают что-то стоящее. Еще меньше созданных ими работ переживут поколение самого автора. И еще меньше вообще останутся в чьей-либо памяти. Собственно говоря, все самоотречение творца, все его потуги и достижения уйдут в небытие со стопроцентной вероятностью.

Исключений тут меньше, чем выигравших в спортлото.

А люди, окружающие тебя, автор, вот они. Живые, теплые. Некоторые даже любящие.

О них и имеет смысл думать, а не о вечной славе, которая придет (на самом деле, нет), когда тебя не станет.

С приятным человеком общаться приятно. С неприятным – нет. Ловко излагаю, гг, не придерешься.

Поэтому хороший человек для меня важнее хорошего автора. Что он там корячит, автор, мне в принципе пофиг: если я с его работами никогда не столкнусь – не потеря, в мире есть уже и Пушкин, и Гомер; вряд ли кто-то из ныне живущих сможет дать мне больше.

А вот дать радость и простоту общения, уверенность в том, что вот этот вот парень – стОящий, с ним можно и в разведку, и на рыбалку…

При всем уважении ни Пушкин, ни Гомер на такое уже не способны.

Так что будем брать от каждого древа его плоды.

Люди, тем не менее, греховны и с этим ничего не поделаешь. Однако среди грехов есть одни и есть другие. С какими-то мы можем смириться, с какими-то – не очень. Я не сильно требователен, на самом деле, я-то понимаю, что человек слаб и в целом говно. Могу простить очень многое – и людям и себе, но…

Для меня лично самым омерзительным грехом является предательство.

Потому что это такая матрешка. Предательство – это свинство комбинированное и вмещает в себя целый ряд гадостных свойств. В комплексе это – трусость, хитрожопость, слабохарактерность, глупость, подлое отношение к доверившимся тебе людям, ненадежность, корыстолюбие, а базой всему – лицемерие.

Все это, сами понимаете, характеристики совершенно не комплиментарные.

И предательство – в моей оптике – есть самая наиподлейшая мерзость.

Анатолий Кузнецов – автор десяти книг, из которых в памяти народной осталась только одна – «Бабий Яр» – умудрился за полвека своей жизни побывать предателем четырежды.

Четырежды!

Это, конечно, надо еще суметь.

Он предал всех – страну, коллег, других коллег, жену, вторую жену и даже еще нерожденного сына.

Милейший, как я люблю говорить в таких случаях, человек.

Диссидент, естественно. Либерал. Сотрудник журнала «Юность», (вообще, роль редакции журнала «Юность» 60-х-70-х в формировании антисоветского писательского ядра еще в полной мере не изучена – а ведь, оказывается, каждый второй из этих там работал или тусовался).

Но давайте с самого начала.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ПЕРВОЕ (ДВОЙНОЕ)

Родившийся в 1929 году в Киеве и выросший в неполной – что, видимо, важно – семье, в которой довлели бабка и мать, — будущий писатель каким-то образом поступил в балетную школу. Что, видимо, важно. Вообще, к мальчикам в балетных школах я отношусь с некоторым подозрением, что ли. Или, если говорить по-украински, с пiдозрой. Чет мне кажется, нечего мальчикам делать в балетных школах.

В 1945 году «балетного мальчика» – как он сам себя называл – принимают в комсомол. 4 года все идет своим чередом, а в 1949 он – по его словам, –  «кипя яростью, решил, что не буду участвовать в комедии, творящейся вокруг. Снялся с учёта в райкоме, получил на руки учётную карточку и уничтожил её вместе с комсомольским билетом».

Что там за комедия происходила вокруг него, мы никогда не узнаем, как не узнаем, правду ли он рассказывает. Но пусть это будет правдой, и тогда это – с моей точки зрения – и есть начало пути предательства, по которому гражданин Кузнецов будет идти всю жизнь.

Ну ок, ты разочаровался и вступил в оппозицию, отринув идеологическую систему и преданных ей товарищей. Бывает. Тоже жест.

Но – «кипя яростью» и «не желая участвовать в комедии, творящейся вокруг» наш герой, тем не менее, продолжает писать верноподданнические статьи в комсомольскую и пионерскую прессу.

А еще танцует, <нецензурное>, в балете Киевского оперного театра. Не знаю почему, но меня очень веселит эта картина – Кузнецов в белых обтягивающих панталонах танцует в балете «Повесть о настоящем человеке», кипя, конечно, яростью.

А затем – сюжет! – в 1952 Кузнецов вступает в комсомол повторно! Кипя яростью и не желая чего-то там. Это для карьеры, разумеется.

Ну а в 1955 вступает уже и в КПСС. Как вы понимаете, кипя. Предав однажды, предашь и дважды. С генеральной линии в оппозицию – а потом назад — почему бы и нет, ага.

И двуличие, двуличие, двуличие…

В «спектакле» Кузнецов участвовать не хотел, но стал.

В КПСС он вступил потому, что это открывало ему дорогу в литературу: в том же 1955 он поступает в литературный. А уже в 1958 начинает публиковаться – и сразу в «Роман-газете». В том же году – отдельное издание стотысячным тиражом в Детгизе, на следующий год – переиздание, в 1960 году наш громокипящий внутренний борец становится ответственным секретарем Тульского отделения Союза писателей, а затем – внезапно — заместителем секретаря партийной организации.

Сам Кузнецов вспоминает:

После того, как популярной стала моя повесть «Продолжение легенды», писали про меня, на выступления звали, бывало, я каждый день перед тысячной аудиторией выступал, и денег было навалом. И в президиумы тебя тащат, и киностудии разрывают, и почтальон приносит каждый день сумки писем…

В этот период наш персонаж демонстрирует горячую приверженность строю и партии, ведет активную партийную и пропагандистскую деятельность, зарекомендовывает себя как сознательный работник и ответственный член:

…Меня учили бороться за идею, за светлое будущее. В какой-то момент я даже им верил и поборолся и за идеи, и за светлое будущее.

Верил или притворялся – мы уже не узнаем. Лично я ставлю на второе – прибрехнуть наш автор всегда был мастак. Но в любом случае все эти движения подарили приспособленцу свои плоды: издано семь книг общим тиражом в полмиллиона экземпляров, квартира, машина, любовница, в общем, все как у людей.

Потом – собственно, знаменитый «Бабий Яр».

История с изданием этого единственного, по сути, оставшегося от писателя романа, довольно запутанная – по легенде, в его основу легли дневники, которые подросток Толя вел в оккупированном Киеве. Думаю, это байка. Точнее, дневники, скорее всего, он вел, конечно. Тогда все вели дневники, это был, можно сказать, тогдашний тренд. Но из этих дневников, заполненных в лучшем случае слухами, можно, полагаю, было использовать разве что даты. Что мог знать о происходящем в Бабьем Яре киевский школьник, большую часть времени сидевший дома с матерью? Ясно же, что на самом деле основную часть книги составили послевоенные записи рассказов земляков и изучение ставших доступными после войны документов.

Есть также легенда, что изначально «Бабий Яр» был едва ли не антисоветской книжкой – думаю, тоже брехня. Скорее, все спорные фрагменты были внесены Кузнецовым задним числом, уже за границей, для «Посевовского» издания. Чтобы, так сказать, оправдать харч. Как он верно отрабатывал пайку в СССР, точно так же он принялся отрабатывать ее и в эмиграции, с тем же старанием. Ну а для красоты и была придумана легенда об явно антисоветской книге, которая – о чудо — частично прошла цензуру.

Ну не верю, я, что такой хитромухий тип, как Кузнецов, стал бы подставляться, относя в издательство книгу, в которой была бы хоть тень антисоветчины. Не для того строил свою карьеру наш испытанный коммунист и ответственный секретарь!

Напротив, в этот период – издания «Бабьего Яра» он ведет себя архилояльно.

И тут наступает момент для второй части.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ВТОРОЕ

Не знаю уж, чем кипел наш герой в этот раз, но с 1968 (по его словам), а на самом деле, думаю, намного раньше, он начинает стучать на своих друзей-диссидентов, писателей, на Аксенова, Евтушенко и т.п. в КГБ.

Думаю, в соответствующей среде – где стукачом, как это принято у либералов, был каждый примерно второй, – кто-то услышал недозволенные речи нашего ответственного секретаря и доложил куратору. Кураторы вызвали – как обычно это и делается – и предложили сотрудничество в обмен на безнаказанность.

Ну, психотип нашего героя вы уже уяснили. Конечно же, он согласился!

Как стукача в 1969 году его ввели в состав писательской делегации в Лондон, для сбора материалов для написания книги о II съезде РСДРП к приближавшемуся 100-летию со дня рождения Ленина.

Тут он предает уже своих кураторов из КГБ – это мы даже не считаем, ок, заставили, – но все-таки галочку можно поставить, –  и заявляет о своем невозвращенчестве, попросив политическое убежище в Британии.

Тульская писательская организация и редакция журнала «Юность» осиротела, понятно, но бог с ними. Потому что у нас на очереди –

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТРЕТЬЕ

К моменту побега Кузнецов уже был разведен (бросив семью с сыном) и женат второй раз. Жена его (моложе на 20 лет) как раз в этот момент была беременна вторым сыном – и Кузнецов бросил их обоих.

Второго своего сына он так и не увидел.

Для завершения обрисовки типажа можно добавить, что в Англии Кузнецов объявил, что отказывается даже и от собственной фамилии и отныне зовется «Просто Анатолием».

Это уже ЧЕТВЕРТОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО, предательство своей семьи, но это же пустяки для предателя с таким-то стажем!

Далее Простоанатолий в 1970 году в издательстве «Посев» издает якобы полный текст «Бабьего Яра», который – полный – злые большевики зверски порезали, не напечатали. Вряд ли мы сможем это проверить, но выше я уже высказывал определенные сомнения. Вероятно, все эти будто бы «вырезанные» фрагменты Простоанатолий вписал в текст уже в Лондоне, стараясь выслужиться перед новым начальством. Это если, конечно, не допускать, что он уехал в творческую командировку, миновав все проверки и таможни, с чемоданом старых рукописей.

В год побега Кузнецова из СССР с открытым к нему письмом выступил другой диссидент – более честный и последовательный, кстати, Андрей Амальрик:

…Следовало бы отказаться от обиходного цинизма, который одинаково обесценивает правду и ложь, поверить в какие-то моральные ценности, пусть даже смешные, и пытаться обрести внутреннюю свободу. Но лучше вообще молчать, чем говорить неправду, лучше отказаться от публикации какой-то своей книги, чем выпустить прямо противоположное тому, что написал сначала, лучше отказаться от поездки за границу, чем стать ради этого осведомителем…

С 1972 года – когда уже, видимо, был проеден гонорар за «Посевовское» издание, Простоанатолий работал на радио «Свобода», ведя еженедельную программу «Писатели у микрофона». Там бежавшие из СССР писатели, имевшие до эмиграции полумиллионные тиражи, рассказывали бывшему ответственному секретарю Тульского отделения СП, как жестко их угнетали на родине. Всего в эфир вышло 233 радиобеседы. О литературе там совсем немного – хотя я не все читал, конечно, подташнивает, –  а в основном кухонная диссидентская болтовня.

С оставшейся в Киеве матерью несчастный предатель попытался наладить контакт и до конца жизни писал ей письма и слал открытки.

Это отдельная душераздирающая история – о том, как КГБ вел с Кузнецовым игру от имени матери, как она публично отреклась от него и умерла с разбитым, конечно, сердцем – но все это тоже часть того сюжета, который написал сам Кузнецов.

Анатолий Васильевич – после череды упреков пишет ему Амальрик, — я горячо и искренне поздравляю Вас с тем, что теперь Вы очутились в свободной стране, и надеюсь, что это будет большим шагом для Вас на пути к внутренней свободе. Поэтому я больше всего хочу и прежде всего желаю Вам, чтобы Ваши книги, написанные и изданные в условиях свободы, оказались лучше и интереснее того, что было под Вашей фамилией издано в СССР.

Умерший в Лондоне, после череды инфарктов в 1979 году, за десять лет жизни в эмиграции Простоанатолий не написал ни одной книги.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

На Украине, в Киеве, стоит странный памятник Простоанатолию.

Двенадцатилетний подросток читает вывешенный на стене немецкий оккупационный указ о сборе еврейского населения, ну, вы помните: «Всем жидам города Киева…» Оригинальный текст был на трех языках, бронзовый – только на немецком и украинском.

Открытие памятника сопровождалось шоу с участием переодетых в фашистскую форму «реконструкторов» с немецкими овчарками на поводках и, конечно, украинских полицаев. Группа актеров исполняла роли евреев, которых вели на расстрел; на повозках лежали тюки с их вещами, сидели дети, на столбах были развешаны громкоговорители, через которые на двух языках – немецком и украинском – передавались тексты фашистских указов 1941 года. На столбах развесили копии объявлений и листовок того времени.

Зная новейшую историю государства Украина, предположу, что многие участники этого спектакля, исполняли роли полицаев с большим удовольствием, потому что ведь верность традициям.

Памятник был установлен на средства «мецената, пожелавшего остаться неизвестным».

Таким образом в памяти остался – пока что – только «Бабий Яр». Который по иронии судьбы был и опубликован в СССР, и распиарен СССР, которому Простоанатолий всю жизнь служил и который всю жизнь ненавидел.

Ну и еще в памяти остались преданные им друзья, жены, сыновья и мать, жизнь которых во многом была изломана «балетным мальчиком», который не чувствовал себя никому обязанным и ни перед кем ответственным, всю жизнь лгал и притворялся – и всю жизнь, конечно же, ловко оправдывал себя.

Поэтому, какие бы он ни оставил творческие достижения, вонь его носков перекрывает их все.