«Добровидение»: «Евровидение» нормального человека
14 июня в Санкт-Петербурга откроется IX международный фестиваль
Военкор Анна Долгарева в специальной колонке для «Ваших новостей» продолжает рассказ о первых днях в тогда еще не освобожденном Мариуполе.
В следующий раз я заезжала в Мариуполь с правого берега. Там удалось отодвинуть украинские войска немного дальше и проехать в городскую застройку получалось глубже. Возле бывшего торгового центра METRO на окраине уже вырос пункт раздачи гуманитарной помощи, и потихоньку туда начали стекаться люди. Шли они и пешком к ближайшему ПВР, находившемуся в Покровском. Говорили об автобусах, которые вот-вот запустят из Мариуполя в Покровское, но пока это оставалось слишком опасным. Но вот что: продвижение шло каждый день. Небольшое, но заметное. Тогда еще не было дронов в таких масштабах, особенно же не было ударных дронов, и журналист мог проехать за наступающей армией буквально след в след.
Был солнечный день. Посреди проспекта я встретила пожилую женщину. Звали ее Надежда Александровна, и она подкармливала местных котов. Подкармливала их до войны и во время войны не прекратила.
– Ой, я, деточка всю жизнь животных любила и люблю, – застенчиво говорила она. – И я не боюсь этих, ну убьют, убьют, ну понимаете. Они ж тоже кушать хотят, как и мы. Они приручились. Я как выхожу, они за мною все.
Встретила я и еще двух мужчин. Обоих звали Михаилами, один был рыжий, другой темноволосый. И оба не хотели уезжать.
– Дети маленькие, куда я с двухлетним ребенком на фиг? – рассмеялся темноволосый Михаил.
– Тут наш дом, – добавил рыжий.
– А как вы тут выживаете?
– Тут сейчас поспокойнее стало, – ответил рыжий. – Ребенка держу в подвале еще. Сам уже в доме. У меня частный дом, вот там за девятиэтажками. У меня во дворе 120-й снаряд прилетел. Куска дома нет, окон нет. Ну потихоньку окна восстановил. Дверей нет, двери так закрываем, вот. Топим печку – выложил трубу. Выживаем. А как? Куда деваться?
– А как же вы еду добываете?
– Гуманитарка, какие-то были запасы, которые дома оставались старые, – пожал плечами темноволосый Михаил.
Я слышала о том, что из всех магазинов съестное разобрали в первые же дни боевых действий. Михаилы подтвердили, что когда начали стрелять, продукты стали тащить. А когда появились военные, они сами открывали магазины и предлагали оттуда уносить еду, чтобы та не испортилась.
– А как к вам российские военные относятся? – спросила я.
– Вообще отлично. Как к своим, – это темноволосый Михаил.
– Паспорт посмотрели и все. То есть, как рассказывают, что мордой в пол «ложат», неправда, – это рыжий.
– Не, это самое, у меня прямо база. Мы уже там кофе вместе пьем. Вот, и нормально общаемся, – темноволосый.
– У нас тоже вот военные базировались. Базируются сейчас на стройке. Тоже и подкармливали, и все, – рыжий.
– Но плохого ничего не могу сказать. Отлично.
– Ну да, и детям молоко даже давали ультрапастеризованное.
Прошли во двор и дальше на бывший пустырь. Там рыжий Михаил показал братскую могилу, которую выкопали для местных жителей. Те, кто умирал от естественных причин – а естественные причины во время войны никуда не девались, тоже ложились в нее. Туда свозили людей со всей этой части города.
– Девятого марта, когда я сюда подходил, тут было человек сто, – сказал Михаил. – В основном, конечно, старики. И как раз подъехала служба, кто, ну, перевозил покойников. Я спросил: «Мужики, ну, кто такие эти люди?». Он говорит: «Ездим по домам, где кто умер, собираем». Говорит: «Есть тут и убитые, но в основном собираем тех, кто сам умер». Вот так вот, в кучу скидывали, один на одного – позабрасывали в яму». В яму поместится ну человек 500 наверно. И потом начали бомбить, 9 марта и я ушел в подвал, и до 17 марта из подвала мы не вылезали.
Еще одна молодая женщина, которая встретилась мне по дороге, везла малыша в коляске. В целом на окраине правого берега Мариуполя было значительно спокойнее, чем на левом берегу – там сказывалась близость «Азовстали» к выезду из города.
Ее звали Виктория, и своего Пашу она родила 25 февраля, через день после начала боевых действий.
– Выехать мы не можем, потому что у нас второй этаж, внизу у нас магазин, – рассуждала она. – Все выгорело. У нас останется квартира, и если мы уедем, потом приедем сюда, тогда мы останемся без ничего. Потому что мародерство, знаете. Могут обокрасть.
Они подготовились к рождению малыша: пеленки-ванночки, бутылочки-кашки. Рожала она в третьем роддоме, том самом, который был впоследствии взорван. По сообщениям украинских СМИ, взрыв произошел в результате авианалета, но люди, с которыми удалось, забегая вперед, пообщаться мне, утверждали, что самолетов не было – а значит, скорее всего, причиной трагедии стал удар украинской артиллерии. Но Виктория этого не застала, она родила раньше.
На правом берегу я впервые почувствовала, что бесконечный ужас Мариуполя отступает. И у города появляется надежда на мирную жизнь. До этого было еще далеко, бои шли в центре, но девушка с ребенком в коляске уже рассуждала о том, что не хочет бросать квартиру – а значит, хотя бы от окраины бои отодвинулись.