«Ваши новости» задают ориентиры русского мира, рисуют его карту. И карта эта – не местности, но звездного неба. Сегодня на нашем небосклоне появится композиционный центр, путеводная «Полярная звезда». В рубрике «Серьезный разговор» – новый постоянный гость, культовый русский писатель, живой классик Александр Проханов.
«ВН»: – Александр Андреевич, первый вопрос – неожиданный. Про Изборский клуб, участником которого вы являетесь. Ваш коллега по клубу Захар Прилепин часто применяет такое интересное понятие «православный сталинист». Очень активно обсуждают это определение в СМИ. Сам Прилепин утверждает, что у нас в стране чуть ли не большая часть – это те самые православные сталинисты. Вам эта идея созвучна? Как вы понимаете этот конструкт?
– Ну эта идея исходит из недр Изборского клуба, из недр газеты «Завтра». Она не то что созвучна. У этой идеи есть свое авторство. Прав Захар Прилепин. Естественно, зная умонастроения в сегодняшней стране, понимает, что Сталин в том виде, в каком мы сейчас его представляем, является драгоценной составляющей нашей государственности.
«ВН»: – А вы не видите противоречий в этой идее? Они ведь откровенно есть – между коммунистической властью, которая устраивала открыто гонения на церковь, и православием. Не является ли эта идея априори неприемлемой для части верующих, для части коммунистов искренних?
– Так оно и есть. Существуют такие фрагменты, которые не соглашаются на эту интеграцию. Туда, где эта интеграция возникает, они кидаются с обеих сторон и пытаются ее разрушить. Дело в том, что история государства российского – это история нескольких очень крупных имперских образований. И эти имперские образования, возникая, исчезая и вновь воссоздаваясь, создают нераздельную и нерасчленимую вот эту синусоиду русского времени исторического. И в этой синусоиде «красный период» – такой же драгоценный, как период Владимира Святого или Ивана Грозного, или Петра I. Это очень мощный, громадный период, во время которого Россия одержала такие мистические, глобальные, грандиозные победы. Этот период входит в общий световод русской истории. И те, кто хочет этот период перечеркнуть, называют его богоборческим, сатанинским, проклятым периодом, – они, может быть, действуют искренне, но они тем самым вырывают этот огромный русский век, XX век из общего потока русской истории. И здесь русская история обрывается в таком случае, начинает растекаться по мелководью. Нарушается великое шествие русского имперского сознания. Поэтому советский период драгоценен.
В советском периоде были, конечно, и кости, которые хрустели и ломались. Были и триумфальные взятия европейских столиц. Были и великие плотины, великий космос, были великие мечтатели. Но была, конечно, и огромная драма. В центре этого периода стоит Сталин. Давай выкинем Сталина? Либералы очень хотели бы выкинуть Сталина. И не только либералы, но и патриоты такие вот «белые». Они хотели бы выкинуть его и говорят о том, что «победу одержал народ вопреки Сталину». Это наивные вещи. Война – это колоссальной силы машина, которая требует своей организации, своего ремонта. И Сталин был великим директором этой войны. И не только войны. Он был директором всего этого громадного советского периода. В каждом из этих периодов, начиная от древнего и кончая советским, брезжила идея идеального совершенного государства, то есть царствия небесного. Большевики хотели осуществить царствие небесное на Земле.
Эта мечта о царствии небесном неистребима. Она и объединяет все эти наши исторические периоды. Мы сообщаемся из империи в империю только тем, что сберегаем этот идеал совершенно благого государства. И Сталин, сохранив этот идеал, подтвердив его в этой мистической Победе 45-го года, по существу охранял ту мистическую веру русского человека в возможность благодатного справедливого государства. В этом смысле эта его мечта у нас совпадает с православным учением. И Сталин был православный тоже, он был крещен. И Сталин после периода гонений восстановил патриархию. И православная церковь вернулась в свое лоно после разрушения и погибели как церковь мученическая, церковь огненная. А до этого она была во многом церковь тучная, церковь успокоенная. Таким образом сегодняшнее состояние общества: оно, будучи глубинно антилиберальным, хочет проинтегрировать две силы. Силу, которая идеал царствия небесного оформляет в виде православной доктрины, и силу, которая этот же идеал оформляет в виде колоссальных усилий и успехов советского социума в XX веке, который по существу разгромил демонизм мировой. Фашизм – это демонизм, это покушение на царствие небесное, на райские смыслы.
Сталин ввел войска. Они были, конечно, краснозвездные. Но по существу эти танки и эти пехотинцы были ангелами, борцами с демоном. И танк Т-34 является святым танком. А на «Уралвагонзаводе» к нему и относятся, как к божеству. Поэтому этот термин только на первый взгляд противоречивый. А глубинно он, наоборот, соединяет все русские энергии.
«ВН»: – Можно ли сказать, что вы являетесь единомышленником Дугина и насколько вы разделяете позиции его «Четвертой политической теории»?
– Я не могу сказать, что я единомышленник Дугина. Мы во многом товарищи, партнеры, знакомы еще с периода газеты «День». Во многом через мою газету «День» он ввел свои концепты. И сейчас мы поддерживаем прекрасные отношения, он печатается теперь уже в газете «Завтра». Мы общаемся с ним. Но я не глубоко знаком с этой теорией. Это очень большой труд. Его нужно внимательно изучать, вникать. У меня не было такой возможности. Но все, что я слышу сейчас от Дугина, так или иначе связано с его теорией, в больших или малых эссе.
«ВН»: – Я спросил про Дугина потому, что пытался глубже понять вашу идею «Храма на холме» и неизбежно связывал ее с идеями Дугина. Я пытался найти не литературные, а философские корни этой идеи. Дугин говорит о целостности и самостийности русской идеи. У нас есть философские и литературные образы. А как вы представляете себе воплощение идеи «Храма на холме» в жизни?
–Надо верно понимать эту литературную метафору. Она ведь состоит из нескольких эшелонов, этажей. Что такое «Храм на холме»? Это метафорическое изложение русской мечты, вероучения. Что есть русская мечта? Ну есть мечта человека, который желает достатка, благополучия дома. Есть мечта корпорации, которая мечтает, чтобы в этой корпорации были хорошие заказы. Есть мечта армии, которая идет в наступление, чтобы армия одержала победу, чтобы наименьшими потерями была достигнута победа. А народ?.. Что является народной мечтой? Вот я исследовал на протяжении тысячелетия русской истории этот образ русской мечты. О чем мечтал народ? Я исследовал наши дохристианские представления, время наших волхвов, наших язычников, скоморохов, время Ивана-дурака, время молодильных яблок, время ковра-самолета, время оборотней. А также представления о месте наших православных мистиков, таких как патриарх Никон с Иерусалимским монастырем или старец Филофей в Спасо-Елеазаровом монастыре. А также представления космистов, ощущения русской словесности в самых ранних ее формах, начиная «Словом о полку Игореве» и кончая Твардовским, «Василием Теркиным». Большевистские прозрения с их «Купанием красного коня» и мухинскими «Рабочим и колхозницей». И все они мечтали об одном. Они мечтали о благом государстве, о благом бытие, где нет смерти, решены все противоречия, исчезли все несправедливости. Это такой абсолютный тотальный идеал, который мною превращен в такую метафору «Храм на холме».
Русская история – это холм. Мы насыпали этот холм из горестей, из побед, из поражений, из величайших чаяний и ужасных, может быть, злодеяний. В этом холме есть и плахи, и дыбы, и красное знамя над Берлином, и Раевский на мосту со своими сыновьями, и Куликовская битва, и полет Гагарина. Там есть всё. Это холм. Но холм не достигает мечты ы целом. Мечта недостижима. Она тем и прекрасна, что она недостижима и заставляет постоянно к ней приближаться. Она отличается от цели. Цель достижима, а мечта нет. Когда мы готовы коснуться ее рукой, она отлетает вдаль, и мы опять стремимся к ней. Это обеспечивает движение, бесконечное и струящееся, восходящее движение. И потом на вершине этой горы стоит храм с крестами. И до этой мечты, до царствия небесного этот храм дотягивается своими крестами. Он уходит туда, в Фаворскую синеву, в Фаворский свет. И с помощью этих крестов этот свет спускается и в стены храма, и в гору, и оказывается в наших семьях, оказывается в наших батальонах, в наших университетах. И поэтому, повторяю, русская мечта – это «храм на холме». И она является антитезой американской мечте, которая «град на холме», то есть «крепость на холме». Американцы поставили эту мощную крепость на вершине своей горы и озирают весь остальной мир, доминируя над ним. Они смотрят, как ведут себя народы в низинах и на склонах. Идет уничтожение их с помощью крылатых ракет. Поэтому возникает возможность сравнить эти две мечты: «Град на холме» и «Храм на холме».
«ВН»: – «Храм» от «града» отличается духовностью, если я правильно понимаю. Как вы считаете, РПЦ и православие нуждаются сегодня в реформации, чтобы успевать за неизбежно развивающимся русским миром? Технологически и социально изменяющимся русским миром.
– Я не вправе говорить, что я глубоко знаю современную церковь. Церковь – это Христос. Это не патриарх, это не поющий на клиросе хор, это не шатровые колокольни. И в той степени, в какой сегодняшняя церковь приближается к Христу, она является благой. Церковь, состоящая не только из священников, но и из нас грешных, из меня, из вас. Но как только она удаляется от Христа, как это было в конце XIX и начале XX века, она остывает, она превращается в застывшую церковь. Из нее Иисус уходит, удаляется. Надо смотреть, в какой степени сегодняшняя церковь является церковью огненной, воспламеняет сердца. В какой степени она готова сказать мнение свое, церковь нестяжателей, которая накапливает силу, богатство, влияние, которая связана с государством.
Сегодняшняя церковь связана с государством. Я не вижу в этом ничего дурного. Наоборот, государство после того, как оно разгромило церковь, сделало все, чтобы ее восстановить. По крайней мере, внешнюю оболочку. И это восстановление русских обителей, храмов – это грандиозная заслуга государства. И церковь не может принять этот дар из рук государства и не быть признательной. Реформировать церковь? Я не знаю, в каком направлении? В форме катакомбщиков или в форме староверов? Нет, я не думаю об этом. Просто хочется, чтобы моя внутренняя духовная церковь, храм в моей душе, была ближе к Христу. И храм, который находится за пределами моего я, чтобы он приближался Христу – хочется.
«ВН»: –Как вы относитесь к таким современными капелланам, которые выступают по телевизору? У нас есть канал «Спас», канал «Царьград», например. Это созвучно слову «духовность»?
– Знаете, если бы я начал судить сегодняшний процесс, обвиняя их в бездуховности или измеряя их эффективность, я был бы просто самонадеянным выскочкой, чванливым отрицателем. Нет, я считаю, что все связанное с проповедью Христа – все благо. В какой степени эта проповедь проникает в души? Это уже вопрос и самой души, и формы, в которой эта проповедь происходит. Конечно, очень важно знать, из каких уст она производится. Из уст фарисеев или из уст пророческих. А отдельно взятые такие ячейки – будь то «Спас» или «Царьград», или канал «Россия» – это незначительно. Надо слышать эти сущности. Мы настолько обделены этой проповедью, что любой, даже слабый намек на нее является благим.
