Дочь Федора Михайловича Достоевского Любовь заявляла, что отец – литовского происхождения и никаких русских корней не имеет. Мотивировала она это утверждение тем, что ее отец, обладавший высокими морально-нравственными качествами, не вписывается в русский народ, у которого с этим большой дефицит.
Писала она подобное за границей: семейная жизнь ее не сложилась, книги, которые писала, были не востребованы, произошедшую в России революцию не приняла. В какой-то мере, можно понять причины ненависти к русскому народу…
Вспомнилась эта история после прочтения новой колонки журналиста Владимира Познера, который рассуждает о гении Пушкина.
Оказалось, что главный ключ к разгадке этого гения состоит в том, что он – «не русский писатель».
Везде бы он смотрелся органично своей светоносностью, своей жизнерадостностью, но в России с ее «вечной русской тоской»… И вот этот «радостный свет» оказался каким-то странным образом среди «северного, мрачного».
Получается, что Пушкин и Россия – ошибка, она – клетка для поэта, является антитезой всему гениальному, а само гениальное на русской почве невозможно. Не приживается, исторгается.
Владимир Познер излагает своего рода «нормандскую» культурную теорию, что культура России несамодостаточна, что здесь до Пушкина, можно сказать, ничего не было, а если и было, то как раз формата северного и мрачного, «напыщенного и тяжеловесного». Все лучшее – привнесенное, чужое.
Понятно, что подобные высказывания, как и у Любови Достоевской, отказывающей русскому народу в нравственных качествах, – это личная история, которую пытаются типизировать. Здесь совершенно понятное стремление притянуть поэта на свою сторону. И стиль узнаваем: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…»
«Не русский» журналист Владимир Познер. Здесь ему тоскливо, угрюмо и холодно, не то, что, к примеру, в солнечной Грузии, где можно и день рождения встретить, и народ будет «рукоплескать»…
То «фашистские черты» он видит в советской стране, что, само собой, не изжито и поныне. Да и еще это жуткое Православие, которое не добавляет уюта…
Помимо личного, еще и глухота: как к отечественной почве и традиции, так и к поэту, который как раз и стал выразителем национального русского духа. Но что тут говорить о русском духе, который у журналиста, претендующего на статус властителя дум, синонимичен только тоске и тяжеловесному?.. Пушкин же, например, видел его в чуде, которое становится производным от соединения несоединимого: «Мороз и солнце; день чудесный!»
С глухотой смешивается еще и незнание ровным счетом ничего о развитии тысячелетней отечественной цивилизации. Это незнание маскируется образом тьмы веков и той же тоски. Хотя достаточно только того, что именно на этой почве было создано вершинное произведение всей мировой цивилизации – «Троица» Андрея Рублева. Мало в ней света, радости, чуда?.. Причем «Троица», как и гений Пушкина, вовсе не выпадает из общего строя, не смотрится дичком на фоне повсеместной тьмы и тоски, а как раз вписана в этот строй, является единосущной ему.
Но ведь намного проще говорить о «нерусскости», проводя параллели с собой. К сожалению, подобные жесты типические. Так и писатель Дмитрий Быков мается в юдоли скорби и печали. Россия для него – смерть, которую он страшится и ненавидит. Страх практически первобытного свойства. Он вызван невозможностью личного постижения явлений, отсюда и отторжение от них, отсюда и попытка объяснения происками темных сил.
Хотят убедить, что Россия – клетка, Россия – пустота, а не уникальная цивилизация, которая не вписывается в их формулы. Пушкин и Достоевский чувствовали ее, сами были наполнены ее духом, а говорящие о пустоте – нет, они глухи.
Поэтому и всякий раз мечтают через отрицание сделать ее иной, подвести ее уникальность под общий стандарт. И здесь вектор также типический: Россия – Европа, мало того, чем меньше русского, а больше европейского, тем лучше. России надлежит преодолеть себя (да, эту тоску и тьму) и стать Европой. Особенно много об этом рассуждали в 2014 году, ставя в пример Украину, что она вот-вот обернется Европой. Оборачивается до сих пор, правда, в этом оборотничестве как-то уж слишком много людоедских черт проявляется…
Тогда и про Россию говорили, что «все лучшее в ней было европейским» (Лев Рубинштейн), а «русская культура стала великой, когда Россия стала Европой» (Юлия Латынина). Сейчас вожделенная Европа уже за холмом, уже за многими холмами и стены отторжения производит. Отсюда и понятна тоска, как бы в этой «клетке», отрезанной от цивилизованного мира, не остаться…
Радует одно: хорошо, что не будет интервью Познера с поэтом.
Все-таки Пушкин, на самом деле, был сложный человек и все понимал, чего нельзя сказать о журналисте. Он считал себя русским человеком, и Познер был бы для него очень скушен, слишком плосок. Как и его стремление загнать все в рамки формулы простого объяснения, спрятаться в страхе от того, что не может понять и объяснить: от русской культуры, от Православия, от советского.
А всё это – те самые гении, из которых и слагается отечественная цивилизация. Только не говорите об этом ничего Владимиру Познеру, а то еще перепугается, настроение себе испортит. Это хорошо, что для него Пушкин – «не русский писатель». Мы-то ведь знаем, что русское – это не мрачное, не тоска, не напыщенное и тяжеловесные, а то, от чего дух захватывает. Причем дух этот должен соответствовать, он должен быть большой, стремиться к этому, а не лилипутский.
Фото: ekbmiloserdie.ru, Sputnik, deti.mail.ru, youtube.com, открытые источники
