Шанс для отечественной культуры

«У нас есть уникальная возможность – стряхнуть с русской культуры тот слой пошлятины и безвкусицы, которым её усердно покрывали последние 30 лет «творческие люди» – режиссёры и артисты, писатели и критики, художники и галеристы и так далее, имя им легион», – отметил в соцсети лидер фестиваля тихоокеанской литература «ЛиТР» Вячеслав Коновалов.

Это давнее неизбывное желание. Образом этой безвкусицы давно уже стал новогодний «Голубой огонек», который традиционно воспринимается в контексте «пошлей – еще пошлее» и вызывает гул негодования в обществе. Но при этом с каждым годом повторяется, будто доказывая людям, что других «огоньков» для них нет и не предвидится.

Есть разные версии, отчего столь сильны позиции «пошлятины и безвкусицы» в стране. Например, что произошла особая приватизация сферы культуры еще в годы победившей демократии и этот статус-кво поддерживался, дабы не допустить возврата известно к чему. Была навязана особая иерархия, расставившая по местам, что воспринимать за настоящее и прогрессивное искусство, а что со штампом второсортности – темное и домотканое.

По словам Коновалова, многие из творческих деятелей, «наплевав напоследок на стол, с которого жирно кормились всю жизнь, уехали, ещё больше остались и молчат, трусливо шипя по углам. Ждут возвращения своих боевых отрядов, пережидающих момент в дружественных им странах, чтобы снова вернуться и продолжить свою разрушительную работу. Не дать им шанс. Уходя – уходи».

Сейчас координаты опознавания этой этической позы «благородства» простые: 24 февраля мир оказался «перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи». Поэтому «важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма – в том числе ради будущего России» (это цитаты с сайта «Горький»). Отсюда и вилка между стремлением стряхнуть тот самый пыльный слой, выдававший себя за культуру, а с другой стороны, оно объявляется варварством, стремящимся все изничтожить.

Нынешняя ситуация – действительно шанс для отечественной культуры. Тем более, что речь идет о свободном выборе свободных людей, которых никто не принуждают, а они сами делают выбор, как совесть велит и стыд. Вот и статусный критик (этакий Антон Долин в литературной сфере) Галина Юзефович заявила, что сейчас отъезд из страны – «привилегия, которая есть лишь у немногих счастливчиков».

Можно много шутить по поводу этих «счастливчиков» и их привилегированности. Но очевидно одно, что вся эта «привилегия» состоит в сигнале западному миру, который в настоящее время является противником России: я – «свой». В этом есть экзистенциальный страх того, что новый опустившийся железный занавес перекроет и для них пути к землям обетованным, поэтому сигнал должен быть своевременным. Иначе… ну мы все помним известные кадры массового бегства из кабульского аэропорта.

Но вот проблема, отчего и на перспективы этого «уходя – уходи» можно смотреть скептически: всех этих «статусных» деятелей западная культура пошлет именно туда, куда режиссер Ридли Скотт отправил критика Долина. Эти «таланты» не конвертируются. Они совсем иного масштаба для этого. Только локальный всплеск, тот самый «слой», возникший, когда давно не протирали. Очевидно, что этот нынешний «этический протест» будет востребован лишь на очень короткий промежуток времени. А что потом? Также все предсказуемое: билет обратно – продолжать нести свет цивилизованных истин и просвещать невежественных русских варваров, выполнять миссионерскую деятельность в землях диких и зловещих. Для этого ведь и пестовали, иначе какой в них смысл?..

Все «привилегированные» вновь вернутся с учительной миной на лице, светящиеся этическим превосходством, и примутся «просвещать», только с большим усердием. Мало не покажется.

Кстати, по поводу «имя им легион». В связи с нынешним исходом и всплесками гнева праведного вспоминается финал фильма давнего обличителя российских нравов Андрея Звягинцева «Левиафан». Там дается послание режиссера о том, что российского Левиафана не победить личным бунтом. Здесь будто бы совершенно другая, отличная от всего прочего мира реальность – инфернальная. Возможно лишь дождаться, когда он сам себя пожрет, или кавалькада черных автомобилей бросится в море, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Тот самый евангельский сюжет изгнания бесов в стаде свиней. Этакий акт очищения. Или обнуления, чтобы процесс окультуривания начать с начала, с чистого листа, с новой перестройкой.

Если им можно, то почему нам нельзя даже рассуждать об этом?..

У знакомого, живущего в Китае, прочитал о том, как там принято поступать в таких случаях: сфотографировался китайский актер на фоне храма – символа милитаристской Японии – полностью выпал отовсюду. Никакие раскаяния не помогли, оказался на территории маргинального. Вот такая культурная иерархия и защитная система. Как мы защищаем свою национальную культуру, систему ценностей, свою правду, в конце концов? Да никак или почти никак, ведь у нас свобода и мы этим всемерно гордимся. Только эта свобода одних часто оборачивается формой вытеснения других. Элементарно становится конъюнктурой.

В этой связи опять же возникает разговор о цензуре. Та же Галина Юзефович, рассуждая об изменениях, которые в нынешних условиях претерпит книжный рынок, затрагивает и эту тему: «Цензура видится сегодня одной из наиболее весомых угроз российскому книжному рынку и литературе. Многие деятели, поддерживающие российскую власть, ожидают, что сейчас всю «неправильную», «космополитическую» литературу искоренят, внедрив на ее место «правильную», «патриотическую». Надежды их преждевременны: введение полномасштабной цензуры – вещь дорогая и сложная, а книжный рынок недостаточно велик и влиятелен, чтобы кто-то на государственном уровне захотел всерьез его прессовать и контролировать. Однако, к несчастью, это не означает, что под общим давлением издательства не начнут перестраховываться, отказываясь публиковать «сомнительные» с точки зрения идеологии книги без всякого нажима извне».

Долгие годы нас пугали советской цензурой, которая якобы растаптывала все живое. Эту версию приняли и за нее держимся. Хотя, например, по словам Валентина Распутина, советская литература была лучшей в мире. Сейчас же, когда бесконечная свобода и будто бы отсутствие цензуры, – совершенно не так. Отчего?..

Да все очень просто: в постсоветские годы под разговоры о свободе либеральная цензура достигла невиданных масштабов. Вычеркивали все, отправляя на периферию забвения, именно то самое «»сомнительное» с точки зрения идеологии». И Галина Юзефович правильно описывает сложившиеся цензурные механизмы в условиях, когда государство далеко и занято своими делами, чем можно было пользоваться.

Свою цензуру или иерархию (все, что не подпадало под идеологические рамки, объявлялось ничтожным с точки зрения художественности) называли свободой.

Но подобная тактика периодически скатывалась за грань невежества. Так, критик Юзефович как-то в Архангельске на вопрос по поводу писателя Владимира Личутина ответила, что никогда не слышала про него. Понятно, что можно любить – не любить. Можно даже не читать. Но литератор выпадает полностью, является как бы несуществующим, так как в идеологической иерархии проходит по низшему разряду (демос, люмпен).

Но и сейчас думается, что под разговоры о наступлении цензуры либеральные властители дум готовятся изобразить жертву, чтобы закрутить гайки.

Из этого следует «виват, цензура!» в качестве противовеса? Вовсе нет. Но нам необходимо понять, что же все-таки происходит в нашей сфере культуры. Тем более что «слой пошлятины и безвкусицы» сейчас отлично проявился и показал свою чуждость, непонимание происходящих процессов. Необходимо понять: возможна ли культурная национализация и поворот в национальное русло. Будет ли использован шанс для проведения кардинальной ревизии, выработки механизмов защиты культуры?

Это всё вопросы не только того самого духовного здоровья нации, но и перспектив, например, той же литературы. Вполне может так получиться, что наша литература повторит ситуацию девяностых. Когда она замкнулась в своем коконе, не отвечала на вопросы современности или вообще заключила своеобразный пакт (не омрачать завоевания молодой демократии, как писал писатель Олег Павлов), поэтому и оказалась на задворках и никому не нужна до поры.