Военная аналитика на 16 марта. Кто победит?

Ещё недавно мне казалось, что последней «классической» войной XX века с позиционными сражениями, массой бронетехники с той и с другой стороны, артиллерийскими дуэлями и так далее был ирано-иракский конфликт 1980–1988 годов. Напомню, что на начало войны в ней участвовали с обеих сторон около 490 000 солдат, более 8 600 танков и бронеавтомобилей, 2 500 артиллерийских орудий, более 1 000 самолётов и вертолётов. На момент окончания войны под ружьём было уже 800 000 иракцев и 850 000 иранцев. За 8 лет общие потери обеих сторон только убитыми составили около 500 000 военных и не менее 20 000 гражданских. Сражения по масштабам вполне соответствовали битвам Второй мировой войны. Соответственно, многое повторялось и в тактике, и в стратегии.

Кстати, вы наверняка и не знали, что совсем недавно, в XX веке на планете была такая большая война. Или слышали что-то, но не очень интересовались. Потому что мы заражены европоцентризмом: всё самое главное происходит на Западе, в Европе и ещё в Америке как в продолжении Европы. А что там делают люди в других частях света, в Африке или Азии, какие там идут войны, сколько погибает от голода, стихийных бедствий и так далее – не важно. Но это аберрация зрения. События на Востоке так же важны, как и в любом другом месте планеты. Постепенно мы к этому привыкнем. Я лично знаком и общался с одним из участников той войны, иранским писателем Хабибом Ахмадзаде. У него есть книга, переведённая на русский язык, «Шахматы с машиной судного дня». Про оборону города Абадан. Очень интересная книга.

Все последующие войны, и в Афганистане, и в Ираке, и в Сирии, были меньше по масштабам, имели характер «гибридных» и «несимметричных» – на одной стороне были регулярные войска и спецподразделения, на другой (порой после разгрома регулярных войск) – нерегулярные вооружённые формирования. Но вот сейчас на Украине мы снова видим «классические» военные действия, сопоставимые с отдельными операциями Второй мировой войны и по масштабам, и по характеру.

Что это значит? Это значит, что применимы некоторые «классические» законы войны. Например, следующий. Для победы не столь важен уровень потерь и даже соотношение потерь, занятие или незанятие городов и прочее, сколько два фактора:

1) у кого стратегическая инициатива;

2) за кем остаётся поле боя?

Перехват и удержание стратегической инициативы – такова была главная задача Красной Армии в начале Великой Отечественной войны. Потому с самых первых дней Красная Армия пыталась контратаковать. Потому несли страшные потери в, казалось бы, безумных операциях. Вроде правильным было бы отступать, беречь живую силу и технику, сосредотачиваться. Но наши полководцы понимали: не перехватить стратегическую инициативу – значит гарантированно проиграть войну. Со всей твоей сбережённой живой силой и техникой. Поэтому снова и снова пытались вырвать инициативу у вермахта. Удалось только в 1942-1943 годах. Но после стратегическую инициативу уже не отдавали, держали любой ценой. Поэтому и победили.

В специальной операции ВС России на Украине стратегическая инициатива с самого первого дня и до сегодняшнего 21-го дня операции принадлежит исключительно ВС России. ВС Украины до сих пор даже не попытались ни на одном участке фронта перехватить инициативу: не имеют для этого ни силы, ни воли, ни управленческих ресурсов. На уровне пропаганды украинцы «защищают родные места» и «уничтожают оккупантов». Даже если бы это было так, этого совершенно недостаточно для победы в войне. Напротив, это есть патетическое, «героическое», но поражение. Потому что для победы нужно овладеть инициативой, чего бы это ни стоило. Наши командиры, похоже, понимают это лучше, чем украинские, и инициативу не сдадут.

В чём это выражается и каковы преимущества обладания стратегической инициативой? Прежде всего, это навязывание противнику своей воли, своего плана, сражений там и тогда, где и когда этого пожелает обладающая инициативой сторона. Как такового «фронта» нет, но условный фронт создаёт Россия, потому что фронтом становится линия продвижения ВС России, не ВС Украины. Этот фронт очень протяжённый и условно может быть разделён на три огромных сектора: южный, сформированный группировкой ВС России, вышедшей из Крыма; западный, сформированный корпусами ЛНР и ДНР; северный, сформированный группировкой ВС России, вышедшей из Белоруссии. Держать такой огромный фронт ВС Украины не могут. А где сосредоточить главные силы – не знают. Потому что направления главного удара определяет Россия. И может оперативно менять планы.

Например, разведка ВС Украины доносит в Генштаб, что русские готовят высадку десанта в районе Одессы. И вроде бы даже на рейде уже стоят десантные корабли ВМФ России. Генштаб ВС Украины для отражения атаки держит на одесском направлении крупную группировку, которая поэтому не участвует в боях на южном секторе фронта. А десанта всё нет и нет. Но корабли свою функцию выполняют уже тем, что связывают значительные силы ВС Украины, которые стоят, ждут и деморализуются.

Или Киев: ВС Украины стягивают силы для обороны Киева, а столицу никто не штурмует, передумали. Зато штурмуют Мариуполь, который твёрдо решили взять и зачистить, но Киев мариупольской группировке ничем помочь не может, она в полной блокаде и с суши, и с моря, и с воздуха и, скорее всего, в ближайшие дни будет полностью уничтожена. Никто уже не думал, что будут в лоб прорывать позиции на западном секторе, напротив Донецка, думали, что будут варить донецкую группировку в котле, но внезапно последовал рассекающий удар близ Горловки.

Это и значит: обладать стратегической инициативой. ВС России и Народная милиция ЛНР и ДНР собрали группировку не более чем в 150 000 солдат. А ВС Украины вместе с националистическими формированиями и «территориальной обороной» уже задействовали не менее чем 250 000 «штыков», а то и больше. На момент начала операции ВС Украины обладали численным преимуществом и в бронетехнике.

Но воспользоваться своим численным преимуществом украинцы не смогли и, скорее всего, не смогут, потому что не имеют возможности свободно перебрасывать резервы и не знают, куда их перебрасывать, не диктуют свою волю, а лишь реагируют на прорывы ВС России. Неважно, сколько у тебя «вообще» солдат и танков, важно, сколько ты смог сосредоточить на направлении главного удара или использовать в данном конкретном бою. Поэтому обладание стратегической инициативой нивелирует общее численное превосходство у противника.

В современной войне обладание стратегической инициативой неразрывно связано с господством в воздухе. Скажем так: одного господства в воздухе недостаточно для обладания стратегической инициативой, но без господства в воздухе обладание стратегической инициативой невозможно. Россия с самых первых дней операции завоевала господство в воздухе над Украиной.

Большая часть боевых самолётов Украины уничтожена на аэродромах, сами аэродромы тоже уничтожены, разбиты ударами высокоточного оружия РЛС и стационарные системы ПВО. Остались единичные самолёты, кочующие с одной взлётной площадки на другую, бродячие ПВО да переносные зенитно-ракетные комплексы. ВС Украины продолжают наносить потери российским ВКС, иногда сбивают вертолёты и самолёты, в общем, воюют в стиле афганских моджахедов.

Но для военной операции потери, даже собственные потери, даже ощутимые потери, не имеют значения. Имеет значение выполнение поставленных задач. ВКС России контролирует небо, и никакие ПЗРК не могут кардинально изменить ситуацию. Российские самолёты летают где хотят, видят всё что хотят, наносят удары по чему хотят. И российские ракеты долетают куда надо. Вчера 7 (или 9, или 2 – источники противоречивы) «Калибров» умножили на ноль базу «миротворцев» (то есть наёмников из «иностранного легиона») в 30 км от Львова. Если бы действовало ПВО, то ракеты сбили бы на подлёте. Но не сбили. Нет никакого ПВО.

Спросим себя: что сейчас могла бы предпринять Украина, чтобы перехватить стратегическую инициативу? Честный ответ будет: ничего. Украина ничего не может сделать. Для того чтобы попытаться перехватить инициативу, нужно как минимум и для начала оспорить господство ВКС России в воздухе. Как это сделать украинцам? «Шахидскими» ПЗРК типа «Стингер»?

Повторюсь, с помощью партизанско-террористических методов борьбы с авиацией при наличии модного американского оружия можно иногда что-то сбивать. Но добиться «закрытия» неба нельзя. Это тогда, в Афганистане, появление «Стингеров» было шокирующим для советских лётчиков. Прошло 40 лет, появились и средства, и опыт борьбы с ПЗРК.

И давайте подумаем вот о чём: если бы для «закрытия» неба было бы достаточно ПЗРК, зачем бы страны развивали сверхдорогие системы ПВО, включающие сети РЛС, пункты управления, стационарные комплексы и так далее? Всего этого на Украине и не было, а что было – уничтожено в первые дни операции. Восстановить систему ПВО невозможно.

И даже если Украине дадут, как обещали, 50 старых советских «МиГ-29» из польских запасов, они не переломят ситуацию, потому что нет системы аэродромов, управления и слежения за небом. Да и опытных боевых лётчиков на Украине столько уже нет. Лётчики, это известно, заканчиваются быстрее, чем самолёты.

Второй фактор: за кем остаётся поле боя? Он тоже важен. Потому что с ним напрямую связаны и перехват инициативы, и потери, и возможности восстановления боевой мощи. Мы хорошо знаем это по опыту Великой Отечественной войны. В первый год поле боя почти всегда оставалось за немцами, и казалось, что мы постоянно несём огромные потери, а немцы побеждают почти «бесплатно». Но когда поле боя стало оставаться за нами, ситуация сразу зеркально перевернулась. Вот, например, идёт бой за высоту силами батальона с танками и с той, и с другой стороны.

В результате боя «красные» потеряли 100 солдат убитыми, 200 ранеными, 10 танков подбитыми. И ровно столько же потеряли «синие». Но поле боя осталось за «красными», а «синие» были вынуждены поспешно отступить. Это означает, что «красные» подбирают своих раненых (половина из них скоро вернётся в строй), увозят на ремонт свою технику (половину скоро починят), а раненых «синих» добивают или берут в плен, подбитую технику врага либо уничтожают, либо присваивают как трофеи.

В результате мы имеем вот что: потери по итогам боя вроде были одинаковые у «красных» и «синих», но из-за того, что поле боя осталось за «красными», реально они потеряли 150 солдат и 5 танков. А «синие» потеряли 300 солдат и 10 танков. Поэтому так важно, чтобы поле боя оставалось за тобой.

Я читал журналы боевых действий частей Красной Армии времён Великой Отечественной войны и видел, что всё происходило именно так. Наши бойцы ценой своих жизней подбивали немецкие танки, но эти результаты даже не фиксировались как потери в журналах частей вермахта, потому что мобильные танкоремонтные бригады ставили на место гусеницы, чинили моторы – и танки снова были как новенькие и шли вперёд. А когда поле боя стало оставаться за советскими войсками, тогда внезапно танковые части вермахта стали терять десятки и сотни танков в каждом бою – потому что вот их русские подбили, а эвакуировать и починить немцы уже не успели.

В нашей специальной операции этот момент тоже важен. Потому что военная техника выбывает из строя быстро, а пополнить её парк сложно, в случае с ВС Украины практически невозможно. И с живой силой тоже проблема. Пытаясь прорваться из Волновахи, украинские нацбатовцы добивали своих раненых. Я не утверждаю, что российские военные тоже всегда добивают раненых украинцев, но в реальной обстановке боя, когда ты видишь врага с оружием в руках, то ранен он там, не ранен, собирается сдаваться или нет – разбираться некогда. Лучше превентивно его убить. Поэтому, оставляя поле боя, украинцы теряют и технику, и раненых.

А поле боя почти всегда остаётся за ВС России, НМ ЛНР и ДНР. Если внимательно читать сводки Генштаба ВС Украины, то это можно легко увидеть. Да, всюду украинцы победили, всюду русские уничтожены, рассеяны и потеряли боевой дух, но если выудить крупицу фактической информации, то поле боя осталось за русскими. Ну понятно. Иногда случаются какие-то стычки, какие-то успешные контратаки, но везде, где произошло значимое сражение, поле боя осталось за русскими. А это значит – по факту победа ВС России и поражение ВС Украины. Снова и снова. Сколько бы искалеченных мёртвых тел русских солдат не таскали по соцсетям украинские некрофилы, это не отменяет правды, что ВС Украины снова и снова проигрывают в каждом бою.

И вот ответ на вопрос, вынесенный в заголовок: я не вижу сейчас никакой вероятности того, что Украина одержит военную победу, и никакой вероятности того, что мы не сможем достичь целей специальной операции, в частности, полностью демилитаризировать Украину. Поскольку мы удерживаем стратегическую инициативу, господствуем в воздухе и оставляем за собой каждое значимое поле боя, нет ни одной военной причины, по которой мы бы не одержали военную победу.

Военная победа России, ЛНР и ДНР – дело, уже решённое на небесах. Разница только в цене, которую мы за неё заплатим: временем, потерями среди своих воинов, трагическими, но неизбежными потерями среди мирного населения, разрушением мирной инфраструктуры на Украине (которая нам не чужая, и нам же потом помогать восстанавливать всё). Но невзирая на цену, специальная операция должна быть доведена до конца. Победа необходима. Мы уже заплатили огромную цену, принесли огромные жертвы. Если мы остановимся – значит, эти жертвы были принесены напрасно.

Единственная опасность, которая сейчас угрожает ходу операции, исходит не от военных, а от политиков. Я боюсь, что политики опять украдут у военных победу. Уже начинаются разговоры про какой-то «Минск-3», про перемирие якобы для того, чтобы прекратить страдания мирного населения. Это предательство. Чтобы прекратить страдания мирного населения, нужно довести военную операцию до конца. Иначе это будет повторяться снова и снова, как кошмар. Война началась не 24 февраля. Война идёт уже 8 лет (как ирано-иракская). Закончить её можно только нашей полной победой и безоговорочной капитуляцией врага.