Стихи в окопах

Эти люди на передовой, эти чумазые мужчины в пиксельном камуфляже – как же они отзывчивы к любому слову с «большой земли».

Я приезжаю сюда в двух ипостасях.

Как поэт и как журналист.

И если ипостась журналиста мне привычна: беседовать с бойцами, записывать их истории, снимать портреты – то ипостась поэта меня откровенно смущает. Посудите сами: люди сидят в окопах, а тут я. Московская поэтесса со своими сложноорганизованными стихами про их войну. Они могли бы отдохнуть, а будут слушать мои стихи? Ну нет.

Но у меня вышел сборник стихов про эту войну в издательстве «СТиХИ», маленький тоненький сборник рифмованных текстов о донбасской войне. И в двух луганских батальонах меня попросили почитать стихи.

Нигде, ни в московских, ни в питерских залах, я не видела такой благодарности. Таких отзывчивых слушателей.

(Сейчас начну говорить банальности про внимательные глаза: когда тебя переполняет удивление и восторг, очень сложно удержаться от банальностей.)

Понимаете, вот у них окопы. Снег лежит. В блиндажах печка-буржуйка. Они слушают мои стихи и говорят: «Спасибо». Поодиночке. Задумчиво. Мои дурацкие стихи им нужны, потому что им важна любая поддержка с «большой земли».

Просят подписать книги – и нет для меня признания больше.

Лейтенант, водивший канонерки

Под огнем неприятельских батарей,

Целую ночь над южным морем

Читал мне на память мои стихи.

Николай Гумилев. 1921 г.

В гетских далеких снегах, под знаменем Марса, суровый

Ревностно центурион книгу читает мою.

Марк Валерий Марциал. I в.

Это самые важные из моих книг – те, что останутся у бойцов. Они важнее, чем те, которые лягут на стол к литературным критикам, потому что, возможно, так эти книги действительно смогут что-то изменить.

Этим людям очень нужно, чтобы им говорили: Москва с ними.

И я говорю.

Я говорю: в Москве все понимают, что если бы не вы – мы бы не жили спокойно, кольцо «цветных революций» полыхало бы вокруг России.

Я говорю: все понимают, что Донбасс стянул на себя всю антироссийскую напряженность.

Я говорю: все понимают, что это вы даете возможность москвичам беспокоиться исключительно о таких вещах, как масочный режим, переименование автобусов и удаленка.

Я говорю: видите, вот издательство специально для вас передало эти книги.

Я говорю: я приеду, я еще приеду.

Я действительно приеду и потом приеду снова. Один из офицеров спрашивает меня, почему я приезжаю сюда раз за разом; подумав, я отвечаю, что любой думающий человек, конечно, не может не сочувствовать Донбассу в украинском конфликте. Я могу только писать. Я мало что могу сделать.

Самое большое признание для меня – мои книги, оставшиеся в окопах Донбасса.