Олег Демидов: ГДЕ БЫ БЫЛ СЕГОДНЯ БОРИС РЫЖИЙ?

Ревизионистская история – это всегда игра ума и культурологическая забава. История не знает сослагательного наклонения, а поэт Борис Рыжий при всех био- и географических раскладах никак не смог бы дожить до нынешних дней – не 7 мая 2001 года, так когда-нибудь позже он наложил бы на себя руки.

Борис Рыжий

Тем не менее мне показалось принципиально важным всё это написать. Выступали с коллегами в Екатеринбурге – в пространстве «Фонд» – а после разговорились с историком и культурологом Евгением Фатеевым о поэзии в целом и в частности о Рыжем. «Да он бы дал по тапкам и штурмовал вместе со всеми Верхий Ларс!» – бросил Фатеев. И поразила скорее не сама эта реплика, а та безапелляционность, которая за ней стояла. Окружающие хоть и с неохотой, но согласились с этим.

У меня нет готового ответа. Но есть понимание поэзии и опыт написания биографий.

Допустим, Рыжий действительно каким-то чудом дожил 2023 года. Значит, он прошёл все реперные точки, важные как лично для него, так и для страны.

И первая такая точка – 2004 год. Рыжему исполняется 30 лет. Важный возраст, по которому можно определять какие-то первые жизненные успехи и достижения. И тут как будто всё отлично: литературная карьера растёт семимильными шагами (выстроилась очередь толстых журналов, готовых печатать его стихи – «Арион», «Знамя», «Урал», «Звезда», «Новый мир» и т. д.); работа по специальности, хоть и нелюбимая, но дающая деньги, имеется; жена терпит, сын растёт… Однако один из ближайших друзей Олег До‌зморов отправляется за лучшей жизнью в Москву (а после и в Лондон). А самое главное, 7 июня 2004 года умирает отец Борис Петрович Рыжий. День рождения поэта случается через три месяца и один день после смерти любимого отца. Скорее, период с 7 июня по 8 сентября проходил бы от одного запоя к другому.

Но и после этого Рыжий нашёл бы в себе силы жить дальше. И поэтому следующая реперная точка – 2008 год. Серьёзный экономический кризис, который столица почти и не заметила, а вот Екатеринбург ощутил на себе; Уральский государственный горный университет теряет часть финансирования и сокращает какие-то программы, возможны увольнения; наконец либеральное окружение приобщает поэта к наблюдению за политической ареной (чуть позже можно будет попробовать приобщить и к активным действиям!), где Дмитрий Медведев объявляет новую оттепель, ориентацию на инновации во всех сферах, а также – перезагрузку в отношениях с Америкой. И всё это звучит обнадёживающе после Мюнхенской речи Владимира Путина, прозвучавшей годом ранее.

Естественно, Рыжий к этому времени уже давно облюбовал «Фейсбук»** (ныне запрещённый). Правда, постит он там в основном новые стихи. Отдельные размышления (да и то о поэзии!) – большая редкость. Чего точно не встретишь у него – так это реакции на события, происходящие на политической арене. Нет-нет, да под одну-другую бутылочку пива он пишет что-то вроде:

Только нервы пересилю,

вновь хватаюсь за виски.

Если б тиф! «Педерастия

косит гвардии полки».

Направлено это, конечно, в сторону Дмитрия Кузьмина, его журнала «Воздух» и всей этой болезной ЛГБТ*-тусовки.

В Москве пышно цветут «ОГИ», «ПирОГИ» и прочая «Билингва». Рыжий, конечно, посещает эти места, выпивает и гусарит, но, приезжая домой, жалуется родным, мол, столичная слякоть – ничто по сравнению со слякотью в душах людей. Ещё он немного ревнует Дмитрия Воденникова, избранного в 2007 году королём поэтов, но тому всё прощается – за гениальные стихи.

Всё изменится в 2011 году. Сыну Артёму исполняется 18 лет, а значит, появляются новые поводы для беспокойства: как бы его не забрали в армию, куда он поступит учиться, как у него самого складывается жизнь – словом, все вопросы, которыми мучаются хорошие родители. А под конец года очередной кризис, на этот раз – политический: Дмитрий Медведев без боя сдаёт президентское кресло Владимиру Путину, либералы и патриоты кричат о рокировке и подтасовке, собираются большие митинги в Москве и крупных городах, всё это в конечном итоге выльется в посадки активистов Болотной площади. Рыжий выйдет на улицы Екатеринбурга, будет вместе со всеми участвовать в протестах, но скорее молча, зло выкуривая одну сигарету за одной, без лозунгов. Ему важно быть со своими, даже если они немного перегибают палку.

Вскоре окажется, что всё протестное движение – пшик, мираж, несущественная забава хипстеров. Вот, кстати, чего он точно будет избегать – так это модненьких мальчиков и девочек на самокатах, пьющих втридорога тыквенный латте и абсолютно лишённых самостоятельного мышления. На протестах он оказался потому, что и настоящая интеллигенция, парни со спальных районов вышли. Да, «Уралвагонзавод» занял совершенно другую позицию, и Рыжий, заявлявший в школьные годы, что пойдёт работать на мясокомбинат, нет-нет, да и рефлексировал бы по этому поводу.

Ещё один повод для рефлексии дал любимый редактор – Ольга Юрьевна Ермолаева, начавшая публиковать в 2011 году в журнале «Знамя» стихотворения Алексея Улюкаева, первого заместителя председателя Центрального банка России, а вскоре и министра экономического развития Российской Федерации. Понятно, что толстому журналу надо на что-то выживать, и для этого вполне сгодится публикация виршей обыкновенного чиновника. Но если бы это была разовая акция! Нет, это выходит на регулярную основу…

Рыжего давно и активно зовут переехать в Москву, сам он думает о Санкт-Петербурге, из Лондона шлёт приветы Олег До‌зморов. И Рыжему в принципе нравится Европа, он самостоятельно изучает английский язык – и если занятия поэзией по-прежнему проходят в ночное время, то на английский язык уходит как минимум по часу в день (совершенствованию нет предела). Однако уезжать из родных мест ему физически невозможно. К тому же Екатеринбург потихоньку превращается из крупного провинциального города в город с претензией на столичность.

К этому моменту поэт получил бы какую-нибудь более-менее престижную премию, будь то «Московский счёт» или «Григорьевская премия» – не суть важно. И несколько книг было бы написано – одна удачней и необыкновенней другой. Сменился бы, конечно, регистр, и то, что мы знаем у Рыжего, уже улетучилось бы. С возрастом он стал бы ещё более традиционным во всех отношениях.

И тут случается осень 2013 года – на Украине прошли выборы, повторяется протестная волна, которая была двумя годами ранее в России, случается Майдан. И опять либеральное окружение Рыжего встаёт на те же оппозиционные рельсы. Сам он имеет украинские корни и тоже очень переживает. Ему не нравится постмодернистская расхлябанность, маскирующаяся под новое искусство, но на это можно закрыть глаза. Он днями и ночами мониторит «Фейсбук»** (ныне запрещённый) и читает, что пишут на Украине. А там, как обычно, колоссальная грызня. Честно признаться, эта тема его интересовала мало. Приходится включаться в события на полном ходу.

Первый серьёзный звоночек – 2 мая 2014 года, когда украинские ультрас и националисты (что практически одно и то же) сжигают людей в одесском Доме профсоюзов. Рыжий смотрит на эти кадры и не может поверить увиденному. Это же не просто дикость, а нечто за гранью человеческого. Он пытается свериться со своим окружением, а оно говорит, что во всём виновата Россия и лично Владимир Путин, потому что в марте был аннексирован Крым. Бескровно, да, но всё же аннексирован! И Рыжий обнаруживает, что его окружение не такое демократичное и либеральное, как оно о себе говорило.

Следующие звонки, превратившиеся в траурную трель, происходят в Донбассе: Донецк, Луганск, регулярные обстрелы сёл и городов, создание народного ополчения, первые полевые командиры, непонятные люди в форме без знаков различия… Рыжий пытается понять, что вообще происходит. Нет, желания присоединиться к народным республикам не возникает. Да и какой он вояка? В армии не служил; оружие в руках если и держал, то охотничье (максимум у парней с района видел что-то менее легальное); и весной 2014 года ему уже 40 лет. К тому же его дед по отцовской линии начинал комсомольским вожаком в Харькове, а бабушка родом из Мариуполя. И всё это негаданно-нежданно начинает как-то осмысляться.

В 1996 году Рыжий написал как будто пацифистское стихотворение:

Все, что взял у Тебя, до копейки верну

и отдам Тебе прибыль свою.

Никогда, никогда не пойду на войну,

никогда никого не убью.

Пусть танцуют, вернувшись, герои без ног,

обнимают подружек без рук.

Не за то ли сегодня я так одинок,

что не вхож в этот дьявольский круг?

Мне б ладонями надо лицо закрывать,

на уродов Твоих не глядеть.

Или должен, как Ты, я ночами не спать,

колыбельные песни им петь?

И в условиях первой и второй чеченских кампаний это было к месту и не вызывало вопросов. Но когда полыхает малая родина твоих предков, когда ожесточённая армада украинского национализма пытается растоптать всё русское и убить как можно больше «сепаров», думается, у Рыжего появились бы иные стихи. Или не появились бы вовсе стихи как таковые. Хотя в том же 1996 году было написано следующее стихотворение:

…в эти руки бы надежный автомат,

в эту глотку бы спиртяги с матюком.

Боже правый, почему я не солдат,

с желтой пчелкой, легкой пулей не знаком?

Представляю, как жужжала бы она,

как летела бы навылет через грудь.

Как бы плакала великая страна –

провожала сквозь себя в последний путь.

Ну какую должен песню я сложить,

чтобы ты меня однажды отпустил

просто гибнуть до последнего и жить –

от стихов твоих, от звезд твоих, могил?

А в это время русская поэзия живёт по навязанной либеральной повесточке – травмоговорение, феминизм, ЛГБТ+*, Виталий Пуханов создаёт премии «Поэзия» и «Нытик года» (кто больше нажалуется на свою жизнь в ныне запрещённом «Фейсбуке»**, получит ящик шампанского на Новый год), Галина Рымбу пишет про свою вагину. Всё это начинает продвигаться не только через журнал Дмитрия Кузьмина «Воздух», но и через «Знамя» и «Волгу», нет-нет что-то проскочит и в «Новом мире», к тому же появляются новые сайты, литературные порталы и электронные журналы. И разбираться-то в этом не хочется, потому что вся эта повестка говорит скорее о политике, чем о поэзии; но всё-таки начинаешь разбираться в сортах всей этой чепухи. И без того небольших островков нормальности становится всё меньше и меньше: в 2018 году закрывается «Октябрь», годом позже 2019 – «Арион».

Вслед за этими несчастьями приходит коронавирус. Правительство запирает людей по домам, ограничивает передвижение. И Рыжий, несмотря на своё домоседство, начинает потихоньку опять выпивать в изрядных количествах. Если это и сказывается на работе, так там люди понимающие, а вдобавок к этому у поэта давно сложилась отличная репутация. За два года в коронавирусном заточении он если что-то и пишет, то не выкладывает. Связь с обезумевшим литературным миром прерывается. Есть пара-тройка исключений среди близких друзей-поэтов, но и с ними разговоры всё больше не о прекрасном, а о насущном.

Серьёзно беспокоит сын Артём: расчесав национальную болячку, он обнаружил в себе еврейские корни и уехал жить в Израиль. Мальчик взрослый – как не отпустить? С женой, как всегда, недопонимание, но уже столько лет живут вместе, и всякое за это время случалось, что уже как-то и свыклись, и по-настоящему слюбились. Даже, как когда-то и обещал, начали вместе красиво (ну насколько возможно) стареть. За последние двадцать лет они с Ириной выбрались в Англию, Шотландию, Голландию, Италию, Грецию, а один раз чёрт дёрнул – слетали даже на Гоа (там совсем не понравилось). Были в Крыму и до 2014 года, и после – политические дрязги не могли повлиять, ведь главное – солнце, море, люди и русская поэзия!

И вот беда приходит, откуда не ждали, – в 2020 году умирает единственный сын… Как Рыжий провёл два коронавирусных года, он начисто не помнит. Время как будто стёрли из его жизни. Всё было неинтересно. И невозможно.

Пришёл в себя он только в конце февраля 2022 года. Уже несколько дней, как Россия проводит специальную военную операцию. Бывшее окружение стоит на голове и машет ушами. Опять коварный Владимир Путин, предупреждая несколько раз и прося об автономии для Донбасса, не выдержал и ударил со спины напичканную натовским оружием Украину.

Он сразу набрал Олега Дозморова – тот тоже был в шоке. Они обменялись несколькими репликами, сверили, что называется, друг по другу по часы. Запретили, наконец, «Фейсбук»**, но Рыжий нашёл способ там появляться. 29 апреля он увидел новое стихотворение старого друга:

Я в апреле, к концу, потерял

и надежду, и веру совсем

и писать о войне перестал,

отвечать собеседникам всем.

Только стриженный мой виноград

не фрустрировал от новостей

и ответил на «Смерчи» и «Град»

лёгким взрывом зелёных ветвей.

Рыжий и сам писал нечто подобное, но нетвойнистское (хотя и это тоже, и не в 2022 году, а с 2014 года!), а нечто, пытающееся осмыслить происходящее.

В одно мгновение пролетели весна и лето. В августе был совершён теракт на подмосковном фестивале «Традиция» – была убита философ Дарья Дугина. «Фейсбук»** рукоплескал – это Рыжего уже не удивляло, но впервые возникло настоящее презрение к бывшему либеральному окружению. Он ничего никому не стал писать, молча удалил свою страницу.

И что-то внутри него заёкало. Тогда бы он вспомнил: есть прекрасный нижегородский прозаик Захар Прилепин (тот очень ценит Рыжего, но всё никак не удавалось пересечься). Он сейчас со своим батальоном находится на передовой. Надо его найти, надо ему набрать. И Рыжий найдёт и позвонит, подберёт слова, чтобы выразить своё не до конца оформленное желание быть причастным в каком-либо виде, но услышит нечто совсем неожиданное: «Брат, на войну надо уходить счастливым человеком!» Это ошарашит Рыжего.

Но толком обдумать он не успеет. Осенью грянет мобилизация. Уже давно отошедшее либеральное окружение будет вооружаться самокатами и штурмовать Верхний Ларс, чтобы попасть в Грузию. Кто побогаче, будет втридорога скупать последние билеты до Еревана и Стамбула. Рыжий, конечно, никуда не поедет, но напишет что-то вроде:

И вообще меня не ждали,

поскольку я не уезжал.

Решал двойные интегралы

и вычислял факториал.

Глядел в окно на снег и лужи,

опять на лужи и на снег.

И никому я не был нужен,

презренный штатский человек.

Но если подойдут с вопросом:

«Где ты служил?» Скажу: «Сынок!

Морфлот. Сопляк, я был матросом».

И мне поверят, видит Бог.

Автомат в руки он так и не возьмёт. Сходит в военкомат, там посмотрят на него: никогда не служил, 49 лет, десяток раз зашивался от алкоголизма, ну поэт ещё – что с ним делать, куда его брать? В общем, откажут. Подаваться через ЧВК или в добровольческие отряды – значит, оставить Ирину ни с чем, а себя подвергнуть ещё большей опасности.

После долгих размышлений Рыжий начинает собирать гуманитарную помощь нашим бойцам. Через структуры всё того же Прилепина выбирается на передовую. И пишет новые, удивительные, по-прежнему гениальные стихи. Уже не про дауна Петю, который умер незаметно для всех, и Рыжий из-за этого очень переживал, ведь можно было нанять девок, врубить музыку, пройтись парадом по району и с какими-никакими почестями похоронить его. Он напишет что-то вроде:

Ордена и аксельбанты

в красном бархате лежат,

и бухие музыканты

в трубы мятые трубят.

В трубы мятые трубили,

отставного хоронили

адмирала на заре,

все рыдали во дворе.

И музыканты будут необычные. И отставной адмирал – тем более.

В общем, я не уверен, что Рыжий штурмовал бы Верхний Ларс, и тем более не уверен, что он попал бы на фронт. Это две крайности ему несвойственные. Знаю одно – по стихам и мемуарам – это был очень, чрезвычайно добрый человек. Он мог рисоваться, мог хулиганить, мог прикалываться, но дойти до той мерзости, до которой дошли иные его либерально настроенные коллеги, он просто не мог.

* Экстремистская организация, запрещённая в РФ 

** Входит в корпорацию Meta, признанную экстремистской организацией и запрещённую в РФ