Борис Рыжий и журнал «Костёр»

Принято считать, что биография Бориса Рыжего резко расходится с его биографическим мифом. Не то что стихи (художественные, а значит, заранее обречённые на вымысел тексты), а и интервью, и частные высказывания необходимо делить на два (и это в лучшем случае). Это так и не совсем так. Встречаются эпизоды, в которые сразу очень трудно поверить.

Класс Бориса Рыжего 7 «г»

В интервью Сергею Шаповалу для «Независимой газеты» (от 15 марта 2000 года) Борис Рыжий на вопрос «Как вы начали писать?» отвечает:

Случилась вот какая история. Мне было лет 14, мы в школе дразнили одного мальчика, он был пионером, страшным активистом, мы рисовали карикатуры на него, он о нас написал сатирическую заметку в журнал “Костёр”. Потом до нас стали доходить слухи о его принадлежности к сексуальному меньшинству, и я написал такую эпиграмму: “Ты же был пионером, / Ты же был активистом, / Нынче стал не в пример нам / Гомосексуалистом”. Я до сих пор люблю это стихотворение, с него всё и началось.

И всё это как будто бы шутка. И скорый экспромт для интервью, чтобы поразить столичного журналиста. Ведь трудно всерьёз поверить, что Борис Рыжий станет рассматривать детскую дразнилку в качестве первого стихотворного опыта.

Однако, если вчитаться в мемуары и после этого перечитать журнал «Костёр» конца 1980-х годов, окажется, что Рыжий и тут не соврал: чуть-чуть ошибся с датировкой, но не соврал.

Ольга Сосновская, сестра поэта, в разговоре с рыжеведом Алексеем Мельниковым поделилась такой историей:

Был один отличник, который досаждал Боре больше, чем любой хулиган. Весь такой аккуратненький, весь такой нудный мальчик. Боря лежит дома, болеет, в школу не ходит. И, может быть, хочет о школе забыть? А тут каждый день ходит этот Миша, притаскивает с собой домашние задания. Борю это бесило страшно. Хотя мне поначалу казалось: Миша поддерживать Борю пришел! Миша не шел дальше прихожей, Боря туда не выходил, Миша подолгу стоял и ждал…

Вот он – «пионер» и «страшный активист».

Но Ольга Сосновская продолжает рассказ – там появляется ещё один мальчик, принципиально важный для нашей истории:

Костя, приятель Бори, жил этажом ниже. Они с Борей в одном классе не учились, но дружили очень крепко. У нас телефон был – у Кости его не было. Боря и Костя решили общаться по магнитофону. Протянули между нашими квартирами провода. И там, и тут – магнитофон. Ну что-то типа автоответчика. Так вот, Боря записал на пленку всего одну фразу: “Костя, ты меня слышишь?” Но повторил ее раз пятьдесят примерно. И вот мы все сидим – пьем чай, когда включаются колонки: “Костя, ты меня слышишь?” – “Боря, Боря, я тебя слышу!” – “Костя, ты меня слышишь?” – “Боря, Боря, а сейчас услышал?” – “Костя, ты меня слышишь?” – “Боря, Боря, а теперь слышно?” Мы смеемся нам все ясно: Костя пытается улучшить слышимость. Вцепившись в микрофон, он бегает по всей комнате, снова и снова подавая голос. От окна – к стене, от стены – к дверям, от дверей – к окну и так далее. Потом Костя оторвался от микрофона, спустился по лестнице, позвонил в дверь: “Боря, а теперь слыхать?” Нет, Костя не обиделся на Борю…

Очень житейская и забавная история получилась. Мальчишеские проказы, русская смекалка и небольшой розыгрыш – так может показаться нам со стороны. А что если всё это увидит «пионер» и «страшный активист»?

В пятом номере журнала «Костёр» за 1987 год (Борису Рыжему на тот момент не 14, а 13 лет) за подписью И. Саев публикуется сатирическая заметка под названьем «Два лентяя»:

Раздался телефонный звонок. Гена, сидя на мягком диване, потянулся и снял трубку. В трубке послышался знакомый голос Кости:

– Алло, Ген, это ты?

– Я. Кто же ещё, – ответил Гена.

– А это – я, Костя.

– Слышу. Чего звонишь?

– Так просто. Математику сделал?

– Ещё не садился. А ты?

– И я не садился. А русский?

– Ещё не брался. А ты?

– И я не брался. А природоведение?

– Не прикасался. А ты?

– И я не прикасался. А чего тогда делаешь?

– Ничего. А ты?

– И я ничего.

– Тогда приезжай ко мне.

– Зачем?

– Будем вместе ничего не делать. Вдвоём веселей!

– Лучше ты ко мне…

– А что у тебя будем делать?

– То же самое: ничего.

– А почему у тебя? Я ведь первый предложил!

– А у меня дома никого нет.

– И у меня дома никого. Приедешь?

– Нет, лучше ты!

– Ну ты и лентяй! На два этажа лень подняться!

– Это ты лентяй! На два этажа спуститься не можешь!

– Ладно, – вздохнул Гена. – Может быть, и приеду… Если лифт работает.

Конечно, мы не можем однозначно утверждать, что мальчик Миша из рассказа Ольги Сосновской и некто, скрывающийся за псевдонимом «И. Саев» (в котором легко угадывается Максим Максимович Исаев, он же Штирлиц), – одно и то же лицо. Но согласитесь: очень похоже?