Лисичанский фронт. Живые герои СВО в репортаже Анны Долгаревой

– В четыре утра звезды ясные и очень холодные.

– Будет ясно ближайшие десять дней. И заморозки. Видишь, месяц ведром, – показал Иваныч, комбат 16 БтрО.

Ехали на раздолбанном «жигуле» – по темноте, по раннему морозу. При свете на ту позицию нельзя было пройти, кружили птички. Крались по ухабам на минимальной скорости, с выключенными фарами, загнали машину, прошли внутрь домика с завешенными окнами. Эта позиция выдавалась вперед, с трех сторон ее окружали окопы ВСУ.

– Птички раньше только по скоплению людей работали, сейчас и по одиночкам. Поэтому по нужде мы ходим два раза в день – рано утром и поздно вечером, – смеялся Пилот.

Он пил кофе, лежа на матрасе. Командир взвода Куба сидел за столом с рацией. В рацию трещало:

– Готовность применить противотанковые войска по всем позициям. Как понял? Прием.

Кубу я помнила – общались с ним в начале февраля, за несколько недель до начала СВО. Бодрый такой сержант, которого ставили в самые горячие точки, он стал известен благодаря виртуозному отлову украинских ДРГ. Был ранен, сначала на очередном штурме Светличного (всего их было восемь), потом по соседству, уже тяжелее; несколько месяцев пролежал в госпитале – и гляди ты, снова на Лисичанском фронте. 

Щедро сыпал сахар в кофе. От печки шло тепло.

– Сегодня тихо. Вчера наши беспилотники летали, так укропы включили РЭБ. Сейчас ни их, ни наши не летают. А до этого арта долбила.

Тихо – значит, можно пить кофе, гладить кошку, разговаривать. Да, так вот, о ранении: Куба был ранен два раза. Первый раз – в марте. Светличное, я уже говорила. Промзона. В здании засели три украинских солдата и офицер; Урал – товарищ Кубы по батальону, он погибнет в конце мая, не дойдя совсем немного до родного Лисичанска – попытался разговорить их на украинском языке. А Куба подошел и попытался выдернуть тяжелый пулемет у пулеметчика через оконный проем. Тот зацепился коробом и застрял.

– Стояты, – вскинулся украинский пулеметчик.

– Никуды нэ тикаю, – заверил его Куба, уроженец Луганской области, и кинул гранату. Вынесло бронелист, ребята зашли в помещение. Лежащий на земле ВСУшник попытался отработать из автомата – пули ушли в сторону, одна, отрикошетив об решетку, ударила Кубу в лицо, он почувствовал вкус крови, а боль потом, не сразу. Тяжелее его зацепил «дружеский огонь», когда в то же помещение прилетела еще одна граната – от своих. Осколок попал в нерв на локте, пришлось лечиться. 

Это было 8 марта, а уже 4 апреля подлечившийся Куба штурмовал «Грозовые ворота» – еще одну позицию на том направлении. Ее, кстати, тогда успешно взяли, хотя и с потерями. Нужно было тихо пройти передовой украинский блокпост и занять следующий за ним. Там-то, между ними, группа, в которой шел Куба, и попала под перекрестный огонь. Как раз за Кубой шел военный психолог, Олег Кот. Когда совсем рядом разорвалась мина, Кубу изрешетило всего – а Олегу достался всего один осколок. В шею. Он так и упал – сразу насмерть, Куба кожей почувствовал тогда, как перестает быть живым человек в шаге от него. Сам он, побитый осколками, выжил. 

– А вчера мы с Питоном разминулись, – смеялся он.

– С кем?

– Со смертью. Подходим с вылазки к воротам – а они закрыты. Оказывается, как раз перед нами прилетело.

Питон не смеялся. 

– Светает, – сказал он, снимая с себя кошку. – Пора им ехать.

– Пора, – кивнул Иваныч. Он к тому времени выяснил у Кубы все, что хотел – у меня в голове не слишком задержались подробности; помню, что вскоре войска ЛНР заняли Белогоровку по соседству; батальон принимал в этом участие. Я допила горький кофе, затушила сигарету, погладила кошку.

– Тяжело здесь вообще? – спросила напоследок у Кубы.

– Да как? – засмеялся он. – Как говорится: мы окружены – значит, можем атаковать в любом направлении.