Анна Долгарева, «За рекой Смородиной» – Война, Родина, Любовь

В издательстве КПД (Колобродов, Прилепин, Демидов) вышла книжка поэта Анны Долгаревой «За рекой СМОРОДИНОЙ», название пишу капслоком, как написано оно на обложке. 182 страницы сильнейших русских стихов. Я не литературовед, не могу назвать себя знатоком поэзии, не претендую на экспертизу, поэтому дальнейшее – обыкновенный читательский отзыв.

Если я был Борхес, то вместо «рецензии», пожалуй, взял и повторил бы все стихи: с первой до последней строчки, как в истории «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»», мастерски расказанной Хорхе Луисом. Пересказывать поэзию – бессмысленно. Выдёргивать цитаты – всё равно что заменять оргазм астмой сознательно. 

Из предисловия, написанного Захаром Прилепиным: 

У неё (Долгаревой) место, говорю, не на сегодняшней поляне, а в русской поэзии вообще. Я нарочно здесь не процитировал ни одной её строчки. Вы сами вправе убедиться, что в том языке, где была Ярославна и была другая Анна, – есть нерушимый отпечаток и её, долгаревского голоса. 

Долгаревский голос, долгаревский слог, образы, темпоритм – магическая вещь. Они забирают, засасывыют, словно бескрайняя и бездонная северная стылая и тёплая одновременно карельская топь. Без остатка погружают в себя. И под этой тяжелой синей почему-то непременно невской водой (хотя почему – почему-то, она же и питерская) ты вдруг начинаешь жить, и видеть, и дышать, замечать то, что происходила под носом жизнь, но ты не понимал, не задумывался или боялся.

Аня в любых текстах, а поэзия, как ни крути, – стриптиз, беспощадна к себе. Предельно открыта. Исповедальна. Документальна в каждой ноте, букве, повороте сюжета. В каждом! Не способна фальшивить. Всё, что вы прочтёте, так или иначе происходило с ней. Она являлась свидетелем или участником. 

Долгарева, как тот пастор, не идёт за паствой. Она внимательна к читателю, следит за ним, но, в отличие от многих, её система координат выбрана и этому выбору она не изменит. Помните в «Русском самурае / Вместо слёз» – «…но если рухнет моя страна, в обломках погибну я…». А если не помните – найдите. В сборнике этой вещи нет. Анна Долгарева – абсолютный радикал. Абсолютный радикал абсолютного сострадания.

Поэт берёт жизнь, разрезает строчками, как хирург плоть, спасая, и являет читателю. При этом открытость Долгаревой – кажущаяся. Никто до конца не знает, какая она и каким случится следующий поворот. Она и сама не знает, потому что Долгарева – это путь: «Господи, если Ты там не очень занят — дай мне силы смотреть глазами, взгляда не отводя…»

В названии «За рекой Смородиной» аккумулирована магия русской истории, переплетённая с географией мест. В стихах Ани слышатся мне отзвуки похода русских князей на Калку, поражение и плен князя Игоря из «Слова о полку…» на берегах Каялы и победное стояние на Угре перед Большой ордой Ахмата великого Ивана III, роковой Неман 1812-го, Брестская крепость на берегу Западного Буга, Донец, Стикс, не упомянутые, но отражённые в чувствах и мыслях. Дон, Волга, Урал, Енисей, Лена, Ангара – река для поэтики Ани равна плавной тягучести русского СЛОВА, когда образ перетекает в действие, действие в боль, отчаяние оканчивается надеждой, а смерть воскресением, и страха НЕТ. У неё нигде нет страха. Это не патология. Преодоление немыслимого – суть поэта Анны Долгаревой. Преодоление и умение видеть Любовь там, где быть не может её, однако как раз там она, самая настоящая, и произрастает.   

В сборнике нет ни одной слабой, вторичной, бледной вещи. Удивительно для стихов, когда проходные строчки, милая безделица – норма. Тут не так. Сколько альбомов могли бы слепить из этого «Битлз»? Ни одного. Потому что «Мишель май белл» – хорошо, но по щиколотку, а Аня накрывает тексты «Битлз» с головой и ещё две ладошки сверху. Не только «Битлз».

Двадцать вещей из «За рекой Смородиной» – золотой фонд русской поэзии. Минимум двадцать. Причем у каждого они будут свои. Или тридцать. Или все 182 страницы. И тут мы закольцовываем композицию, переплетая литературу и жизнь со Словом, которое безжалостно. Оно убивает, исцеляет, дарует свет или погружает в ад. Если оно настоящее, как у Анны. А это мой выбор. Простите, что он такой:

Я так боюсь поссориться с тобой –

чтоб это не было последним разговором.

Идёт весна, она идёт, как бой,

по городам, по красным светофорам.

И мы с тобой – мы происходим в ней,

но происходим как бы вопреки

огромной, обступающей войне,

невероятным приступам тоски.

Я так боюсь поссориться теперь – 

со всеми, с кем когда-то говорила.

Наш Рагнарёк, и нам его терпеть,

собрав в кулак оставшиеся силы.

Но только нежность побеждает страх.

На небе – красно-синем, цвета мяса,

отчётливо виднеется корабль,

но мы вцепились в землю – в эти трассы,

хрущёвки и цветочные ларьки,

и станции метро, и магазины,

и это всё живое – вопреки.

И мы с тобой живые – вопреки.

И даже слышен стрёкот стрекозиный.

Пускай она уходит, эта дрянь,

огромная космическая хтонь.

Уйди, от городов моих отстань,

моих любимых никогда не тронь.

А что ещё, вот мой зелёный двор,

в нём жёлтые цветы и много света.

Я завершаю каждый разговор –

                                                     «люблю»,

поскольку важно только это.