Россия – Украина: будет ли прощение?

Мы привыкли постоянно ломать головы думами о том, как к нам относятся на Западе. Любят ли, не любят. Очень хотим, чтобы любили. Или вот сейчас в связи с событиями на Украине все мы очень сильно переживаем: простят ли нас украинцы или не простят, как быстро выйдут из своего морока, через какое время вернутся нормальные отношения между народом-народами или не быть такому впредь?..

При этом категорически забываем и отметаем то, что мы сами думаем по этому поводу, как относимся. Не в категориях спецоперация – «нет войне», а более глубинно.

Например, как российский народ будет воспринимать Украину дальше, примет ли или нет? Простит? Понятно, что простит и еще сильнее возлюбит, памятуя о нашем всепрощении, но это не отменяет самой постановки вопроса.

Нынешняя Украина выступает в образе жертвы. Такова политика незалежной все годы своей независимости. Спекуляции по поводу советской «оккупации», голодомора и прочее, на фоне которых колосились мечты о том, чтобы получать сытную и постоянную компенсацию и ничего не делать. Затем подобное отношение было полностью перенесено на современную Россию, плюс устойчивое восприятие якобы большой вины России и извечного долга перед Украиной. Это было еще и до Майдана. Собственно, такая же иждивенческая политика просматривалась и в отношениях с Западом, который бесконечно должен, так как Украина выступает форпостом по противостоянию и сдерживанию России. Именно поэтому Запад и сделал свою ставку на эту страну. Там не терпят вымогателей и берут их свой оборот и используют по полной…

Образ жертвы был первичен и после Майдана, он затмевал собой ту самую отмороженную нацистскую составляющую, которая все больше стала проявляться в политике украинских властей. Даже объяснял ее, оправдывал: столько настрадались, пусть порадуются… Даже пытаясь раздавить Донбасс, Украина представляла себя в качестве жертвы, потому как якобы боролась там исключительно с бандитами и с российской агрессией.

Сейчас, после многомесячного нагнетания Западом темы «войны, агрессии», а затем и российской спецоперации, думается, что маркер «жертва» может стать синонимом Украины на долгие годы.

Но это категорически не верно. Изображать жертву – не означает быть жертвой.

И вот тут вы переходим к теме того, как российское общество дальше будет воспринимать эту страну.

Через призму образа жертвы и своей вины перед ней? А с другой стороны, примет ли ее после многих зверств, оскорблений, лжи и лицемерия, а также нацистского вируса?

Как будем дальше смотреть на историю современной Украины, которая началась с воровства? Это не мое определение, через этот термин Александр Солженицын говорил о том, что после развала СССР Украина забрала с собой Крым и многие другие исконно русские земли. Если раньше по инерции Россия относилась к Украине в контексте братскости, из-за чего закрывала глаза на многое, то сейчас, после момента многих истин, не станет ли воспринимать ее исключительно через спекулятивный лозунг «Украина – не Россия» и людоедскую кричалку «москаляку на гиляку»?..

Насколько разобщающей в отношениях будет, например, тема «предательства». Предательства не просто общей истории, но и родства. Не случайно в последние годы возникло понятие «небратья». Кочевать оно стало с того же Майдана, когда определенная часть украинского общества принялась категорически рвать с Россией.

Причем предательство агрессивное с переходом в анти-Россию и попыткой разжигания глобального конфликта, переходящего в субстанциональное противостояние России и Запада.

Предательство, уходящее корнями в бандеровщину и петлюровщину с нацистским и националистическим апгрейдом, то есть с отягчающими. После которого принялись ненавидеть и убивать.

И здесь возникают вопросы о соотнесении истории с современностью. Обычно история воспринимается за дела давно минувшие, некий сундук, в котором сложены ценные, но мало применимые в современности артефакты. Но опять же это не так: история – живая и имеет столько же прав, сколько и современность, а то и больше, ведь она доказала свою состоятельность. Современность пока же – скорее полуфабрикат, нечто становящееся, оформляющееся.

В этом плане, например, уничтоженный на днях в Одессе памятник советским воинам-освободителям имеет не меньше прав, чем те же жители Одессы, которые либо его уничтожали, либо не обращали внимания на это.

Почему мы ставим за скобки (или укладываем в тот же исторический сундук, чтобы к датам достать и поразглядывать) сотни тысяч жертв советских людей, понесенных при освобождении Украины от фашизма?.. И при этом в качестве безусловной ценности воспринимаем голос в интернетах-соцсетях жителя Харькова, Киева и так далее, повествующего о своих страданиях в условиях осады. При том что в историческом контексте этот голос будет, мягко говоря, ничтожным или даже предательским по отношению к тем павшим, потому как попустил, закрывал глаза и не сопротивлялся нынешнему нацистскому и антирусскому выверту Украины. Позволил глумиться над их памятью.

На самом деле, все это очень сложные этические вопросы, которые также необходимо формулировать.

Как изменится дальше отношение россиян к Украине после всех наших жертв, понесенных в ходе спецоперации? В России, в отличие от Украины, все последние годы, начиная с распада СССР, так и после Майдана и начала спецоперации, не было никакой украинофобии, ненависти к этой стране, народу даже на бытовом уровне.

Это очень сильно и в положительную сторону отличает нас. Причины разные. Возможно, так происходит в том числе в силу того, что мы думаем исключительно о том, как там Украина, как там украинцы. Но практически не задумываемся на предмет того, как там мы. Отметаем все сложные вопросы, но которые так или иначе будут сформулированы. Изначально смотрим на ситуацию не со своих позиций, а будто оправдываясь.

Совершенно не думаем: как там мы, например, обсуждая так называемые мирные инициативы и компромиссные варианты прекращения боевых действий. Обсуждаем будущие изменения Украины, в том числе в шведском формате, но не говорим о том, как все происходящее изменит нас.

Все это, конечно же, не поиски виноватых, не попытки переложить ответственность. Всё-таки виновны, в том числе и перед историей, все: и Россия, и Украина. Об этом писал еще тридцать лет назад после распада Союза писатель Валентин Распутин: «Что толку искать виноватых, если виноваты все – и кто начинал с умыслом, и кто поддерживал по недомыслию, и кто сопротивлялся с оглядкой и вялостью, и кто устранился совсем. Нет безвинных в разрушенной своими руками стране». Тогда же он пророчески писал относительно Украины, что «ищущие себя, вы сделали решительный шаг к тому, чтобы себя потерять». Именно так и произошло в наши дни, которые суть эхо событий тридцатилетней давности.

Как мы ко всему происходящему отнесемся? Сейчас этот вопрос отодвигается на задний план как несущественный, но зря. А произойти, когда не сформулированы вопросы, может все что угодно. Любой выверт. Например, развитие нашего извечного комплекса вины, а через это и нигилизм к нынешнему отрезку истории с полным его отвержением. Такое перечеркивание тоже в нашей традиции. Как говорил, рассуждая о «механизме Смуты», видный мыслитель Юрий Лотман, такое отрицание предшествующего периода повелось еще со времен Петра.

Так мы и нынешние противоречия лишь отложим в обостренном виде на ближайшее будущее, когда та же Украина окончательно присвоит себе образ жертвы, будет требовать компенсации, а то и реванша. То есть получим все те же противоречия, только в катастрофическом виде. Или мы все-таки будем требовать, чтобы статус «небратьев» и вопрос предательства был прояснен? Это требование сейчас формулируется словом «денацификация», но это ведь не просто запрет людоедских организаций, но долгая многолетняя работа.

Вообще нам давно пора менять свою оптику. Делать ее более универсальной. Очередные грабли ориентации на Запад должны бы уже давно показать, что для него мы совершенно нежелательный конкурент, которого терпят лишь, когда капитулирует и начинает себя дробить. Искать новые объекты для наших влюбленностей – тоже не выход. Мы, в конце концов, должны полюбить себя, понять себя и принять себя в качестве уникальной и необходимой миру цивилизации. Смотреть на мир через призму своих интересов. Это нормальная позиция, уходящая корнями, если хотите, в православные мистические практики. Если не обретем этот внутренний балансир, не поддающийся нигилистическим трактовкам, так и будем, как и прежде, идти канатоходцем от одного катастрофического раскола и хаоса к другому.